Все собрались у костра. Отсутствовала только бывшая манекенщица. Ее стали искать. Альберт занервничал и даже предложил плыть на яхте по озеру. Но оказалось, что парня-матроса тоже нигде не было. Может быть, поэтому никто не удивился, когда он появился обнаженный по пояс, а за ним жена Альберта, одетая в мужскую рубаху. Она, смеясь, заявила, что выплыла не на то место, и если бы не «этот милый юноша», который случайно оказался рядом, то она бы точно «попала в лапы к медведям».

Валентин видел, как по мере объяснений наливаются кровью глаза ее мужа, который вдруг вскочил и ударил парня кулаком в лицо. Матрос упал. Послышались крики женщин. Альберт попытался ударить парня ногой, но ему помешали жена и Изи. Они пытались удержать его за руки. Валентин поспешил им на помощь, но неуклюже споткнулся и, сбив котелок с десертом, упал на них троих. Получилась свалка. Пока они барахтались на земле в сладкой, липкой массе, матрос схватил со стола нож и стал кричать, что убьет обидчика.

Непонятно, чем бы все закончилось, если бы не вмешался хозяин яхты. Он ловким приемом выбил у парня нож, сильно ударил по ноге и, когда тот упал, заломил ему руку.

В дальнейших событиях Валентин не участвовал, а поплелся к озеру смывать остатки десерта. Диана принесла ему чистую одежду. Когда они вернулись, то быстро попрощались и уехали домой. Оставаться дальше на пикнике не имело никакого смысла…

Валентин остановился и огляделся вокруг. В парке практически никого не было. Деревья безмятежно шелестели листвой, казавшейся серебристо-зеленой в беловатом свете фонарей. Цветочки, укрывшись лепестками, спали на клумбах. В раю даже ночью красиво! Он достал сигарету и закурил. Глаза, ослепленные пламенем зажигалки, долго привыкали к темноте. Как же трудно порой понять женщину. Даже очень близкую, даже очень любимую. Его мысли опять вернулись на три дня назад.

… Они возвращались в город по ночному шоссе. Он сидел за рулем, прилагая все силы, чтобы вести «Мазду» спокойно и осторожно.

Диана сидела рядом, глядя на темные силуэты за окном. Молчаливая и напряженная.

– Как ты думаешь, он действительно мог – как это правильно сказать: ударить или пырнуть ножом? – неожиданно спросила она.

– Вряд ли, – Валентин догадался, что речь идет о матросе. – Хотя кто его знает?

– А ты бы смог, как Леонид?..

Валентин не ответил, а попытался представить свои действия.

– Наверное, нет.

Диана опять замолчала и отвернулась.

– Зачем ты поссорился с Леонидом? – услышал он через некоторое время ее голос, наполненный какими-то чужими нотами. – Он нас, между прочим, пригласил к себе в гости, в Испанию. В начале августа.

– В Испанию?

– Да. Его фирма приобрела там небольшой отель на берегу моря.

– Почему он это делает?

«Мазда» резко повернула на повороте, скрипнув тормозами.

– Он мой друг…

– Друг?

Когда ревность одна, ее можно обуздать, но когда она смешана с раздражением, разочарованием, обидой и еще бог знает с чем, то любое слово становится каплей яда.

– Отстань, Валентин, – сверкнула глазами Диана. – Почему ты постоянно ревнуешь и бесишься? Ты что, мне не доверяешь?

Машина резко тормознула перед красным сигналом светофора. Они въехали в город.

«Ты мне не доверяешь…» Опять эта фраза. Валентин крепко сжал руль, чтобы не сорваться на крик.

В груди что-то ухнуло и кольнуло справа.

Переключив магнитолу, он поставил диск и прибавил громкость. Витиеватый рисунок, выводимый гитарой в ритме хард-рока, казалось, задевал за внутренности.

So you think you can tell Heaven from Hell,

blue skies from pain…

– Поставь что-нибудь другое.

– Это же «Пинк Флойд». «Wish You Were Here».

– Ну и что. Выключи, пожалуйста. Нудная и скучная музыка.

– Может, и я скучный? …И старый?

– Если ты сам так считаешь, то пожалуйста.

Диана отвернулась и замолчала. В тот вечер они больше не разговаривали. Как, впрочем, и прошедшие три дня…

Докурив сигарету, Валентин выбросил окурок в траву и быстро зашагал вперед. Показалась медная ограда парка, а за ней огни домов и машин. Перед выходом он вдруг остановился и обернулся. По дорожке, убегающей в глубину парка, удалялся силуэт женщины в платке. «Гречанка»? После света улицы глаза плохо различали детали фигуры в темноте. Валентин зажмурился, а когда снова посмотрел, то женщины не было. Показалось. Вернувшись домой, он обнаружил, что Диана уже спит. Значит, она не ходила сегодня в спорткомплекс. Он тихо прошел на кухню и увидел, что на столе стоит бутылка вина и тарелка с нарезанным сыром.

Ему опять захотелось курить. Почему Диана не курит? Валентину иногда хотелось, чтобы она курила. Это, конечно, глупо, но, возможно, тогда у них появилось бы еще что-то общее. А что у них есть вообще общего? Смотреть фильмы известных режиссеров. Пить хорошее вино с сыром. Ездить зимой на горные лыжи и… обоюдная страсть к сладкому!

Валентин усмехнулся и задумался. Много это или мало? Достаточно ли этого, чтобы не просто хотеть тела друг друга, а чтобы еще испытывать некую душевную страсть? Танцевать он не умел и не любил, рисовать тоже. Хотя в детстве ему очень нравилось раскрашивать картинки. Бабушка часто покупала книжки-раскраски и новые карандаши. Откроешь коробку, а там больше десятка цветов. Все карандаши ровно и остро подточены, как солдаты на параде. Он даже специально иногда ломал их или терял, чтобы получить новую коробку. Валентин улыбнулся. Ему до сих пор нравилось работать именно с карандашом. Что-то помечать, подчеркивать, ставить восклицательные знаки. Бабушка хорошо его знала и любила.

Надо будет сходить на кладбище и навестить ее. Жаль, что мы начинаем ценить кого-то, только когда его уже нет рядом или он очень далеко.

Валентин вздохнул, пристально посмотрел на шоколадные трюфели в шкафу, но достал только чашку с котами и заварил чай. Вода почему-то никак не хотела окрашиваться в коричневый цвет, и поэтому пришлось долго дергать за хвостик пакетика.

Интересно, Диана слышала, как он пришел, или нет? Показалось, что она ворочалась. Может быть, пойти лечь к ней на кровать или опять спать на диване в зале, где он провел последние три ночи? Нет, мужчина должен быть сильным. Валентин достал успокаивающее средство. Продолговатые капсулы из бело-синей упаковки, которые прописал доктор при последнем посещении. «Это совсем легкие транквилизаторы, – добродушно объяснил аптекарь, затачивая скальпелем карандаш. – Похоже, ваша аллергия началась из-за длительного стресса».

Выпив лекарство, он написал Диане записку о том, что извиняется за свое поведение на озере и что приглашает ее в оперу. Потом лег на диван и накрыл голову подушкой, чтобы не слышать собачий лай за окном. Глухой и прерывистый.

«А каким ножом убили Кармен?» – мелькнула в сознании уплывающая мысль и исчезла в оранжево-зеленых кругах.

* * *

«Одиночество – это когда ты не просто один, это когда ты никому не нужен». Где же она это прочитала? Натали лежала в постели. Вставать не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Второй день подряд. Ее взгляд рассеянно остановился на висевшем на спинке стула платье. Красное с разрезом, строго-вызывающим. Купленное специально для вчерашней вечеринки. Увидев его, Ахмед долго кривил губы, но придраться ни к чему не смог. К тому же она повязалась белым шелковым платком и надела большие темные очки. И на вечеринке то и другое долго не снимала, делая по залу приветственный круг с мужем и учтиво со всеми здороваясь. Женщина-покорность. Женщина-рабыня. Разве не этого хотят многие мужчины?

Вокруг разговаривали о бизнесе и политике, а те, кто этим не занимался, – жены-домохозяйки – сплетничали, кто, где и как отдыхал. Натали знала, что следующей темой будут дети, поэтому, отделавшись общими замечаниями, остаток вечера бродила по залу. Она не скучала. Она просто считала шаги, всматриваясь в лица гостей и слушая, как каблучки отстукивают время.

Зазвонил телефон. Это была Нина, которая путано извинилась, что не сможет сегодня встретиться за послеобеденной «чашечкой кофе». Неотложные проблемы на работе.

– Хорошо, – коротко ответила Натали и, услышав в трубке нервные «пик-пик», немного пожалела, что не удастся показать сегодня подруге красное платье. Ее язвительные замечания быстро бы разогнали двухдневную хандру.

Натали закрыла глаза и несколько раз произнесла вслух: «У меня все хорошо. Мир прекрасен и удивителен», – а когда поняла, что это не помогает, то резко сбросила покрывало, включила громко музыку и стала торопливо одеваться.

Нет. Она не позволит грусти проникнуть в душу сегодня. Хватит. Лучше наденет красное платье с разрезом и пойдет в нем на рынок. Пусть все глазеют на ее стройные ноги, уже почти загорелые от автозагара и нескольких поездок в загородный дом.

Как они сворачивали шеи, а глазами так и раздевали, – язвительно хихикала Натали, припомнив взгляды мужчин на рынке, когда вернулась домой с полными пакетами овощей и фруктов.

Поход на рынок неожиданно взбодрил ее. Мир опять заискрился.

Натали прошла в спальню, сбросила платье и, оценив себя в зеркале, полюбовалась темно-вишневым комплектом белья, состоящим практически из одних кружев и совсем ничего не скрывавшим. Жаль, что эти продавцы с рынка не видели ее такой. У них тогда кроме свернутых шей были бы еще и отвисшие челюсти. Она еще раз рассмеялась, поправила непослушную челку и, набросив халат, пошла на кухню разбирать пакеты. Легкомысленность – это совсем не плохо. Иногда необходимо воспринимать действительность легко и просто, чтобы не сойти с ума.

Проходя через зал, Натали на секунду замерла, увидев, как солнце играет на рукоятках ножей, украшавших стену. Коллекция мужа – восточные кинжалы, изготовленные лучшими мастерами, с рукоятками, отделанными драгоценными камнями и золотом.

– Тесто должно быть более густым, – командовала сама себе Натали, добавляя еще муки в чашку. – Иначе яблоки опять утонут. А лимона совсем одна капля.

Все это было результатом прошлых проб и ошибок.

Когда тесто было готово, она принялась за яблоки. Твердые, с красными прожилками на зеленоватой кожице.

Чуть-чуть неспелые. Именно такими они и должны быть, чтобы не превратились в повидло при запекании.

Когда оставалось порезать последнее яблоко, зазвонил телефон.

– Мама, привет, – в голосе дочери было столько радостных ноток, что Натали даже не сразу узнала ее.

Новостей набралось достаточно, чтобы проболтать целый час. Но самой главной новостью было то, что врачи разрешили навещать дочь каждый день.

После того, как в трубке раздались печальные гудки, Натали взяла нож и в задумчивости уставилась на последнее яблоко, рассматривая пурпурные полоски. Похожи на следы крови, не до конца стертой с поверхности зеленоватой «Тойоты», на которой они с дочерью возвращались из загородного дома и на перекрестке врезались в затормозивший грузовик. Виновата была Натали. Она вела машину и не выдержала дистанцию. Больше всего пострадала дочь. Ее с многочисленными порезами на лице и руках доставили в больницу.

А потом …

Натали впилась в яблоко ногтями так сильно, что выступил сок. …А потом врачи сделали неудачную пластическую операцию. Неудивительно, что при виде своего нового лица у девочки-подростка случился глубокий нервный срыв. Дальше клиника. Режим покоя. Никаких родителей и друзей. Никаких воспоминаний о внешнем мире.

Ахмед тоже переживал. Он любил дочь, видя в ней частичку своей восточной крови. Натали почувствовала, что сейчас начнет плакать, поэтому начала быстро чистить зеленоватую кожицу. Как будто хотела стереть в памяти то, что вызывало боль.

«У меня все хорошо. Мир прекрасен и удивителен», – второй раз за день начала повторять она, заливая нарезанные дольки яблок тестом. Потом аккуратно потрясла рифленую форму, чтобы оно равномерно растеклось, и поставила в духовку.

В этот раз все обязательно получится. Это для дочери. Завтра она поедет навестить ее и привезет шарлотку. Пусть обрадуется.

Вечером, когда вернулся муж, шарлотка стояла на столе, источая аромат ванили и яблок и красуясь зарумяненной хрустящей корочкой.

Натали как раз отправляла только что законченный перевод «интернет-заказчикам», когда раздался звук хлопнувшей двери и послышались быстрые шаги Ахмеда.

– Где ты была три дня назад ближе к вечеру? – спросил он, ворвавшись в зал.

– Не помню, – привстала Натали, даже не сразу сообразив, о чем идет речь. – Может быть, пила кофе с Ниной?

– Врешь, ты пила с мужчиной вино. На виду у всего города.

Звук пощечины прозвучал как выстрел. Коротко и резко. Натали вскрикнула и, упав на стул от неожиданности, закрылась полами халата, как будто хотела, чтобы ершистые шелковые птицы защитили ее.

– Дрянь. Если еще раз повторится, изобью до полусмерти и выгоню на улицу.

Ахмед повернулся и вышел. Лязгнули замки входной двери, и в квартире воцарилась тишина.

Слезы капали и капали. На стол, на клавиатуру, на японский шелк. Боли не было, чувствовалась только ноющая пустота. Глубоко внутри. Под самым сердцем.

Уйти. Убежать. Уехать. Куда угодно. Пока его нет. Натали наспех оделась в джинсы и футболку, повязалась платком и выскочила из дома. Последнее, что сохранилось у нее в памяти, это коллекция восточных кинжалов на стене с обнаженными клинками, похожими на клювы хищных птиц.