Она какая-то скованная в его руках — он чувствует это сразу.


— Что такое? Устала?


— Да, немного, — но взгляд отводит.


— Люба… — предупреждающе. — Не надо. Если что-то не так — говори прямо. Ты же знаешь — я никогда сам не догадаюсь.


— Все в порядке, правда.


— Если ты говоришь, что все в порядке — я буду себя вести так, будто все в порядке! Хотя я точно вижу, что что-то не так!


— Хорошо! Я… мы… мне… в последние пару раз… — решимости ее хватает ненадолго и она замолкает.


— Вон оно что… — Ник вздыхает. — Ты права. Прости. Я сплоховал в последние два раза.


— Вовсе нет.


— Вовсе да. Люб, прости меня. Просто секс — это самое лучшее средство сбросить нервное напряжение и…


— Вот и у меня было такое чувство, что меня используют как… тренажер, — произносит она совсем тихо.


— Могла бы сказать сразу!


— Трудно разговаривать со спящим человеком.


Он краснеет — чуть-чуть, но на рыжих это заметно сразу. Отводит взгляд в сторону. А потом решительно:


— Ты меня разбаловала. И это надо срочно исправлять! Раздевайся.


— Не буду.


— Поверь мне, в одежде ванну принимать не очень удобно.


— Ты сколько пены вылил?!


— Не знаю. Треть, наверное. Много?


— Много, — смеется Люба.


— Учту на будущее. Потрогай воду. Нормальная?


— Да, отлично.


— Тогда залезай.


— Эй, ты зачем выключил свет?


Он вернулся через пару минут. Принес свечи, потом ушел еще раз, вернулся уже с бокалами и шампанским.


— Откуда?


— Из магазина, — Ник пожал плечами. Пламя свечей отражается от плитки и пузырьков пены. С мягким звуком пробка покидает горлышко.


— Ты тоже будешь шампанское?


— Чуть-чуть. За компанию.


Ник сидит, скрестив ноги «по-турецки» на полу. Что-то рассказывает, веселит ее.


— Слушай, Люб, а почему пахнет шоколадом?


— Потому что пена шоколадная.


— Серьезно?


— Коля, не ешь пену!


— Не буду, — морщится. — Сплошной обман. Пахнет шоколадом, а на вкус — гадость.


— Ты невозможный тип, Самойлов! Перестань есть пену, кому сказано!


— А вдруг я не распробовал…


Теплая вода, полутьма, алкоголь в крови. Веки тяжелеют сами собой.


— Знаешь, если ты планировал меня соблазнить, то добился прямо противоположного эффекта. Сейчас отключусь.


— Не-не, это не вариант. Погоди отключаться пару минут.

Возвращается с большим полотенцем, слегка промокает ее от пены и на руки, как маленькую. А на кровати переворачивает на живот, убирает полотенце и… С губ Любы срывается стон.


— Дааа… Ты волшебник…


— Я не волшебник, я только учусь, — он аккуратно разминает ей спину. — Это не настоящий массаж, а баловство. Настоящий я не умею.


— Мне очень нравится.


— Ну и славно.


В итоге она почти уснула. Уже в полудреме почувствовала, как он напоследок погладил спину, укрыл одеялом. Встал, вышел из комнаты. И не вернулся.


И вместо того, чтобы заснуть, она заплакала. Сначала тихо, потом начала хлюпать.


— Люба, что случилось? — Ник вернулся с кухни, присел перед кроватью. — Любава… Ты плачешь?! В чем дело? Я думал, ты заснула.


— Ты такой… такой заботливый…


Он уткнулся лбом в матрас рядом с подушкой.


— Знаешь, я удивляюсь. Как мужики в первый год после женитьбы не седеют от такой жизни и таких приколов. Ты плачешь, потому что я проявил заботу о тебе?


— Ну… можешь считать, что у меня ПМС.


— Неправда. У тебя только середина цикла.


— Коля! Бессовестный. У меня никакой личной жизни, — шмыгнула носом.


— Любава, подвинься, — Ник устроился рядом, на краешке, обнял ее поверх одеяла. — Люб, мне ужасно стыдно. Что просто малейшие знаки внимания с моей стороны ты так воспринимаешь. Я, видимо, совсем животное. И ты меня разбаловала.


Она промолчала.


— Ты пинай меня, Люб, если что. Не стесняйся. Я очень хочу, чтобы тебе со мной было хорошо. Важнее тебя у меня ничего и никого нет.


— Я важнее… всего? Важнее родителей? Важнее твоей работы?


— Даже обидно, что ты так спрашиваешь. Ты. Важнее. Всего.


Она вздохнула и подвинулась ближе, чтобы уткнуться лицом в шею.


— Но я надеюсь, ты не попросишь меня сменить работу. Потому что ничего другого я не умею.


— Не попрошу. Коль… расскажи мне сказку.


— Хорошо. Слушай… — он помолчал немного. — Жил-был на свете рыжий мальчик. И был он, как водится, дураком.


— Самокритично.


— Ты слушай дальше. Знаешь, говорят дуракам и рыжим везет. Вот и ему повезло. Очень сильно повезло.

Глава двадцать первая, в которой герои, в конце концов, женятся

— Мандаринка, ты дома?


— Нет, — откликается он с кухни. Люба заглядывает туда.


— Как — нет?


— Вот так, — он отправляет в рот остаток бутерброда, допивает кофе. — Убегаю.


— Ах, да, — Люба приваливается к косяку, складывает руки под грудью. — У вас же сегодня мальчишник. Со стриптизершами. Ах, бесстыжий…


— Люба! Ты же знаешь, это идея Дэна! И я тебя просил — позвони ему. И скажи, что ты меня не отпускаешь!


Люба не может сдержаться и смеется.


— Не отпускаю?! Коля, ты хочешь, чтобы друзья считали тебя подкаблучником?


— Лучше подкаблучником, чем в стриптиз-бар!


— Ну-ну. Соберись! Ты же мужик! Сцепи зубы и сделай это!


— Веселись-веселись…


— А что мне еще делать? Но учти, Коленька, — Люба подходит к своему ненаглядному, поправляет ворот рубашки, туго застегивает верхнюю пуговицу, — не смей там шалить, понял меня? Помни: там будет и Вик тоже, а он, если что — сдаст вас с потрохами, Надя из него умеет правду-матку добывать.


— Напугала. А вы что будете делать?


— А мы с девочками тихо-скромно попьем мартини.


— Не увлекайтесь.


— Да что там пить — всего три бутылки.


— Вы позорите меня! Самойлов, что у тебя с лицом? Баженов, оторвись от телефона — это не принято в стриптиз-баре!


— Здесь бесплатный Wi-Fi. А у Вани режется зуб. Очень болезненно. Десна набухла…


— Без подробностей! Ну, хоть Басу интересно.


— Угу, — Литвинский поверх бокала с «Куба Либре» действительно заинтересовано смотрит на подиум. — Слушай, она такая гибкая. Я так и представляю… как она делает двойной бэк-флип прогнувшись.


— Голая на лыжах? — поддерживает тему Ник.


— Ага, — ухмыляется Бас, подмигивая Нику.


— Извращенцы, — стонет Батя. — Среди вас есть хоть один нормальный мужик? Вас не возбуждают красивые полуобнаженные девушки?!


— У меня жена красивее, — Вик не отрывает взгляд от экрана телефона.


— Только придурок в стриптиз-баре будет общаться с женой по WhatsApp!


— Не с женой, а с мамой. Она с Ваней сидит.


— А, ну с мамой — это же в корне меняет все дело! Так, этот безнадежен. Самойлов! А ну смотри на девушку, я кому говорю! Ради тебя же старался! Ну!


— Смотрю.


— И что?


— По-моему, у нее сколиоз, — меланхолично. — Как минимум, второй степени. Или лордоз? Она так крутится, что не разберешь. Отец бы точнее диагноз поставил.


— Вот только Глеба Николаевича нам тут не хватало! Какой позор, а? Я так понимаю, и приватный танец я заказал тоже зря?


— Чего?!


Танцовщица решила для разогрева обратить сначала внимание на симпатичного блондина. Уж очень он ей понравился. И это стало роковой ошибкой, повлекшей за собой целую череду неожиданных событий.


— Девушка… — глаза Вика полны ужаса. — По-моему, вы ошиблись…


Но она его не слушает, страстно извиваясь у него на коленях. Вик отводит назад руки — от греха подальше. Отклоняется назад на стуле. Далеко. Слишком далеко. И они опрокидываются назад оба. Визжит стриптизерша. Вскакивают на ноги Бас, Ник и Дэн. Тут же подбегает охрана. В полутьме, не особо разобравшись…


— Ну, колитесь, что вы, как девственницы? Стесняетесь, что ли? — Надя отпивает из бокала с мартини. — Машка, давай, ты самая старшая.


— Ой, а Надька-то набралась у нас.


— Ничего подобного! Я трезв как стеклышко!


— Да у нее с непривычки это, — смеется Люба. — Столько не употребляла, а тут развязалась, раз уж грудью больше не кормит.


— Так, мартышки, тему не переводим. Ну, Мария Дмитриевна, рассказывайте.


— Не отстанешь?


— Не отстану! Ну, какая у вас с Басом любимая поза?


— На боку. Он сзади.


— Оригинально.


— Ничего оригинального. Но мне нравится. Я в этой позе в первый раз… ну… вы поняли. И Басу нравится — он… хм… до всех стратегических мест достает.


— Затейники. Надя, ты давай теперь — если по старшинству.


— Хорошо. Я люблю быть сверху. Да, тут с доступностью стратегических мест тоже все в порядке. И… это редкая возможность быть сверху, потому что Баженов — домашний тиран!


— Странно… Он то же самое говорит про тебя.


— Я поняла! — Маша отправляет в рот оливку. — У них семья, состоящая из двух тиранов. Двойная тирания. Бедный Ванечка.


— Угу. Бедный Ванечка у них там главный тиран.


— Так, сестрица, не увиливай. Твоя очередь.


— Ну… Старая добрая миссионерская.


— Фу! Скучно.


— Нам нравится, — пожимает плечами Люба.


— Слушай, ну Колька же огромный. Наверняка тяжелый. Как тебе… под ним?


— Мне под ним отлично, — с мечтательным выражением лица.


— Что-то ты рано?


— Да вы, я смотрю, тоже не засиделись, — Ник проходит на кухню. — Ого… Девочки хорошо время провели. Я не думал, что вы все три осилите.


— Мы тоже не думали. Ну а вы как?


— Нормально. Устал только.


— Устал? Ты что там — работал? Деньги в трусы засовывал?


— До этого дело не дошло, — Ник разминает плечо, морщится. — Сначала мы приняли неравный бой. Потом позорно отступали.


— Чего?!


— Знаешь, — он падает на табуретку, приваливается затылком к стене, вытягивает ноги. — Вот физуха у Баса, конечно, конская — тренер же, и спортсмен бывший. Но удар у него ни черта не поставлен. Поэтому толку от него не было. Дэн хорошо стоял, спину прикрывал.


— Коля?! Что ты несешь?!


— Но самый молодец, конечно, Витька — не разучился с ноги пробивать, — словно не слушая ее. — А Басу все-таки раз в челюсть хорошо пришло — кровищи много было, губу разбил. Но глубокого рассечения нет — Машке так и скажи, я посмотрел.


— Коленька… Что случилось?! Вы где были?!


— Главное — это где мы НЕ были. Успели смыться до приезда полиции. Благодаря Витьке — он отступление прикрывал и бился как лев.


— Вы устроили драку в стриптиз-баре?!