— Мы ее не устроили. Мы ее, — со вздохом, — спровоцировали.


— Так! Я звоню Наде!


— Только Дэну не звони — а то он только матом в состоянии разговаривать. Сказал, что мы его опозорили.


Но Люба все-таки позвонила всем, включая Дэна. А потом сползла по стене и долго смеялась, до изнеможения просто.


— Боже, как негодовал Дэн, — Люба, наконец-то успокоилась. — С Васькой все в порядке, уже дрыхнет, с перевязанной головой аки герой. В общем, отличились… Пустили добрых молодцев в стриптиз-бар… — она снова начинает хихикать. А потом резко перестает. — Так, а что ты там плечо трогал? Больно?


— Пропустил слева.


— Покажи! — она поднимается с пола.


— Люба, да все в порядке, поверь врачу. В худшем случае, ушиб мягких тканей.


— Снимай рубашку, кому сказали!


Он со вздохом подчиняется. На левом плече — кровоподтек. Люба трогает осторожно.


— Очень больно?


— Ерунда. Пройдет за неделю.


— Только ты, Самойлов, можешь прийти из стриптиз-бара с синяками.


— Ты Баса не видела. А я еще и голодный после драки. Покормишь?


Люба снова начинает смеяться.


— Я в шоке! Просто в шоке! Что это было?! Что за дела вообще?! Сначала заказали приватный танец, потом драку начали! Какие-то странные парни. Этот блондинчик шарахался от меня как я не знаю кто.


— Наверное, гей.


— Чего ему делать на женском стриптизе?!


— Мало ли… Может, в гей-барах симпатичных мужиков не осталось. И теперь наших клиентов отбивать начинают.


— Как-то они не похожи на геев…


— Карина, какой нормальный парень будет шарахаться от стриптизерши? И к тому же он слишком хорошенький.


— Ну точняяяк… А остальные?


— Я видела, как рыжие перемигивались.


— Вот же… А жаль — прикольные пацаны.


На благополучие их мужского самолюбия те, о ком говорили две девицы в гримерке стриптиз-клуба «Зажигалка», никогда не узнали об этом разговоре.


«Гей»-блондин спал рядом с наконец-то успокоившимся и пригревшимся между родителями домашним тираном Ванечкой. По другую сторону от Ванечки спала его мама — спала особенно крепким после мартини сном.


Конопатый «гей» с нашлепками пластыря на лице спал, широко раскинувшись на кровати и обнимая одной рукой порядком поволновавшуюся супругу.


Рыжий «гей» мирно сопел в обнимку со своей ненаглядной, и даже во сне держал ее крепко-крепко. На голом плече красовался боевой «трофей».


И лишь Денис Валентинович Батюшко долго не мог заснуть в ту ночь. И даже достал оставленные кем-то из друзей сигареты и задумчиво выкурил парочку на балконе — почти не затягиваюсь. Он казался грустным, но узкие губы иногда трогала усмешка.


— Коля, прекрати себя вести как ребенок!


— Я не понимаю, зачем…


— Только не начинай! Обсуждали уже на сто раз. Коля, у меня завтра с утра — визажист, парикмахер, знаешь, у невесты в день свадьбы куча дел. Мне удобнее переночевать у родителей.


— И все равно…


— Не занудствуй! Коля, я всю жизнь буду спать с тобой в одной постели. На одну ночь ты можешь меня отпустить?!


— Не понимаю, зачем.


— Господи, какой ты упрямый, — Люба закатывает глаза к потолку. — Потому что жених не должен видеть невесту в свадебном платье до свадьбы!


— Я отвернусь.


— Коля!


— Ну и ладно, — он хмур. — Но мне это не нравится, так и знай.


— Ничего, один раз потерпишь. Переночуешь у своих, там Юлия Юрьевна с Варькой проследят за тобой — чтобы ты носки одинаковые надел, и галстук тебе завяжут.


— Я сам в состоянии справиться. Люб, ну, может…


— Не начинай!!!


— Витенька, что с твоим лучшим другом и моим будущим мужем по совместительству? — невеста в платье из вышитой органзы, главным украшением которого является роскошный шлейф, подобрав этот самый шлейф, допрашивает, отведя в сторонку, свидетеля — высокого стройного блондина в темно-синем костюме с бутоньеркой.


— Судя по моим наблюдениям — он в предобморочном состоянии.


— Это и я вижу! В чем причина?


— Нашла, у кого спросить! Может, он жениться не хочет? А ты его заставляешь?


— Витяяя… — угрожающе.


— Люба, я не знаю!


— Ну, так узнай! Со мной он говорить не хочет, утверждает, что все в порядке. Все, иди, и без информации не возвращайся, — толкает свидетеля в спину.


— Ну?


— Да как бы тебе сказать…


— Как есть говори!


— Ну, он мне тоже заявлял, что все в порядке. Но по некоторым фразам я так понял, что наш новобрачный в кратчайшие сроки обзавелся новой фобией.


— Что?! Какая еще фобия?!


— Он боится, что напортачит на свадьбе. Испортит… церемонию.


— Как это? Как это можно сделать в принципе?!


— Наступит тебе на этот, — кивнул ей за спину, — шлейф. Скажет не те слова в ЗАГСе.


— Там одно слово надо сказать — «Да»!


— Я ему то же самое сказал. А он весь в себе, и, по-моему, никого не слышит. Боится, что что-то не то сделает, в общем. Кольцо не на тот палец наденет. Или не той девушке.


— Витя!


— Люб, я его таким в первый раз вижу. Будто и не Колька это. Он же всю жизнь железобетонный и спокойный как удав. Знаешь, что нужно сделать? Ему надо тяпнуть.


— Кого тяпнуть?!


— Не кого, а чего. Эх ты, женщина… Выпить. Немножко. Чтобы его отпустило.


— Это… это… — Люба качает указательным пальцем, — это отличная идея! Светлая у тебя голова, Баженов, даром что блондинка! Я даже знаю… — прищурившись, оглядывается, — кто мне нужен.


— Как ты, мое солнце? — Люба берет своего жениха под руку.


— Все хорошо, — врет и не краснеет!


— Сейчас станет еще лучше.


— Ты о чем?


— Вот об этом, — Люба достает из-за спины серебряную фляжку с гравировкой. — Выпей, прошу. Пару глотков.


— Что это? — с видом профессионального параноика.


— Коньяк. Хороший — дядь Дима сказал.


— Нет, — Ник мотает головой. — Не буду пить. Только хуже будет.


— Коля, пожалуйста.


— Нет. Я в порядке.


Упрямее мужчины свет не видывал!


Они сидят вдвоем на сиденье свадебного лимузина. Люба приподнимает подол из вышитой органзы, обнажая ногу в прозрачном белом чулке.


— Ты что делаешь? — у Ника свистящий голос и такие глаза, будто она ему нож под сердце всадила.


— Смотри, что у меня есть, — платье поднимается еще выше.


— Что за кружевная кошмарная хрень?


— Это подвязка, и она не твоя забота. Смотри, — из-за резинки чулка добывается все та же фляжка. — Коленька, родненький, ну выпей, пожалуйста. Тебе полегчает.

Он упрямо мотает головой.


— Нет.


— Коля, у тебя такой вид, будто ты не жених на свадьбе, а пациент в кресле стоматолога. И тебе сейчас зуб будут выдирать!


— Да лучше бы пары зубов лишиться, — произносит он вдруг тихо.


— Самойлов! — у невесты лопается терпение. — Не хочешь жениться — время передумать еще есть!


— Я хочу! Но почему это нельзя делать под наркозом?… — совсем жалобно.


— Я тебе предлагаю наркоз!


— Нет, — снова это упрямое мотание головой. — Для меня это не наркоз. Все, Люб, я справлюсь, правда. — Целует ее руку. — Я же люблю тебя.


— Ну-ну… А то я уже сомневаться начала.


Зря только себя накручивал. Все прошло просто отлично. Изящная улыбчивая невеста в простом по покрою платье со скромным вырезом и небольшими спущенными с плеч рукавчиками, которое прекрасно оттеняло ее хрупкую красоту. Серьезный представительный жених в темно-сером. Веселые и нарядные гости. Погода чудесная — яркий летний день. И даже широкое обручальное кольцо из платины и золота было без помех надето на нужный пальчик именно той самой девушке.


— Ну, теперь-то ты выпьешь? А то чудо-трава тебя что-то не отпускает, как я погляжу, — за окнами летняя субботняя Москва, они едут в ресторан.


— Нет.


— Что еще не так, дорогой муженек?


— Нам еще танцевать. Я тебе оттопчу все ноги, если выпью.


— Да и шут с ним, с этим танцем новобрачных.


— Нет. Я хочу, чтобы у тебя… у нас… все было, как положено.


— Господи, Самойлов, если бы я знала, что ты НАСТОЛЬКО занудный, я бы не вышла за тебя замуж!


— Ты же шутишь?


— Нда… И чувство юмора нам отказало. Караул. Конечно же шучу, радость моя.


Начинает фортепиано, за ним вступают скрипки. По неземному красивая музыка Евгения Доги. Очень хочется вдохнуть поглубже, чтобы унять волнение, но она себе этого не позволяет. Потому что тот, кто сейчас обнимает ее, волнуется еще больше.


— Давай, Люб, на счет три. Раз, два, три…


И ее закружили по залу. Опомнилась Люба через пару минут.


— Коленька… Ты танцуешь? Вальс?


— Да, — практически сквозь зубы.


— Но… как?


— Варька.


— Варя тебя научила? Как? Когда?


— Три месяца. Понемногу. Не отвлекай. Я считаю. Черт!


Он спотыкается, останавливается.


— Черт. Прости. Я сбился.


В этот момент она понимает — невозможно его любить больше, чем она его уже любит. Но за этот вальс, за это его «Прости. Я сбился»… Кажется, что она стала его любить еще самую чуточку сильнее.


Улыбается ему, сжимает крепче надежные пальцы.


— Давай считать вместе. И — раз, два, три…


— Любава, тебе эта штука сзади не мешает? — они идут рука об руку к своему месту.


— Ты про шлейф?


— Это называется шлейф?


— Вообще-то, на самом деле, — заговорщически шепчет она ему на ухо, притянув к себе за шею, — это у твоей самочки Звероящера вырос… хвост!


И впервые за сегодняшний сумасшедший день она слышит его смех. Искренний смех.


— Ну, — протягивает ему бокал с шампанским. — Теперь-то ты выпьешь уже, неврастеник мой?


— Выпью, — кивает он. — Но не это. Доставай фляжку.


— По твоей милости, Самойлов, я выходила замуж с коньяком под юбкой.


— Он от этого, наверное, особенно вкусный, — отвинчивает крышку, салютует ей. — Ваше здоровье, госпожа Самойлова.


И только получив назад фляжку и ощутив ее звонкую легкость, Люба осознает весь масштаб катастрофы. Вглядывается в цифры в нижней части фляжки.


— Двести тридцать миллилитров! Коля, это же стакан! Закусывай, закусывай немедленно!


— Ну что, дочь, наверное, пришло время рассказать тебе о том, что должна знать каждая женщина о первой брачной ночи.


— Я знаю, мам, — вздыхает Люба. — Разуть, галстук и пиджак снять. Остальное можно не снимать — слишком сложно. Уложить в кровать. И оставить до утра.


— Все верно, — усмехается Вера Владимировна. — Слушай, я совсем не поняла, когда Коля успел…


— Он у меня талантливый.


— На самом деле, он очень мил. Но, по-моему, ничегошеньки не соображает.


— На месте разберемся.