Или родила бы?

Мара совершенно хладнокровно привела в порядок лиф платья — будто они обсуждали погоду. Наверное, решила, что не стоит обижаться.

Темпл подошел к ней почти вплотную. Он с трудом подавил желание хорошенько ее встряхнуть.

— Вы задолжали мне правду, Мара.

В ее взгляде что-то промелькнуло. Казалось, она обдумывала его слова. Вероятно, взвешивала возможности, просчитывала варианты. А потом вдруг проговорила:

— Мы уже обсудили условия нашего соглашения, ваша светлость. Вы получаете свое возмездие, а я — деньги. Если хотите узнать правду, буду рада поговорить о цене.

Темпл невольно вздохнул. Он никогда не встречал таких женщин, как Мара. И будь он проклят, если не восхищался этой чертовщинкой в ней, хотя ему ужасно хотелось связать ее и допрашивать до тех пор, пока она не ответит.

— Похоже, вы все-таки неплохо знакомы с негодяями, — заметил Темпл.

— Вы удивитесь, узнав, что могут сделать с человеком двенадцать одиноких лет, — сказала она, глядя на него своими странными глазами, полными огня.

Они стояли почти вплотную друг к другу, и Темпл почувствовал, что начал немного понимать эту женщину. Возможно, потому, что в чем-то они были похожи; оба знали, что доверие — это не то, во что они верили.

— Я ничуть не удивлюсь, — ответил Темпл.

Она на шаг отступила.

— Значит, вы готовы обсудить дополнительные условия?

В какой-то миг он был готов согласиться. Он почти признал, что она победила. Ведь он страстно жаждал воспоминаний о той ночи. Хотел этого даже больше, чем восстановления своего доброго имени. Больше, чем возвращения титула.

Но Мара не могла вернуть его воспоминания, как не могла вернуть его потерянные годы. Все, что она могла, — это рассказать ему правду.

И он добьется этой правды.


Возле приюта стоял незнакомец.

Конечно, этого следовало ожидать с той самой минуты, как она вчера вечером вышла из дома Темпла и села в его карету, огромную, холодную и пустую без пего. Могла бы и догадаться, что он отправит кого-нибудь следить за ней после того, как она, отбросив осторожность, предложила рассказать ему правду о той ночи за дополнительную плату.

Да, конечно, Темпл будет за ней следить. Ведь теперь она представляла еще большую ценность, чем раньше. Потому что прошлое — это для них самый ценный товар и предмет торга.

Карета Темпла оставалась у тротуара, когда Мара вошла в дом; стояла и тогда, когда она поднималась по лестнице, а затем откидывала одеяло на кровати. Мара так и заснула — уже засыпая, видела, как качаются на ветру фонари экипажа, отбрасывавшие тени на потолок комнаты, нарушавшие неприкосновенность ее убежища.

Ночью пошел снег, припорошивший улицы в ознаменование первого дня декабря; а когда в сером свете зари Мара глянула в окно, то очень удивилась: карета уехала, следы от колес уже занесло снегом, но ее место занял рослый мужчина, кутавшийся в плотный шерстяной плащ. Шапку он низко надвинул на лоб, а из-под шапки смотрели пронзительные глаза.

«Он ведь там замерзнет до смерти», — подумала Мара. Она говорила себе, что ей не следует удивляться, поскольку этот незнакомец наверняка был послан Темплом для наблюдения за ней. Тот, конечно, не верил, что она останется в Лондоне и покорно примет наказание.

Умываясь, одеваясь и мысленно готовясь к сегодняшним урокам, Мара убеждала себя в том, что ей все равно, и клялась выкинуть Темпла из головы. И конечно же, забыть о его поцелуе.

И вообще про поцелуй она уже забыла.

Спускаясь из верхних комнат на нижний этаж, Мара старалась не думать о герцоге. В прихожей ее встретила Лидия со стопкой конвертов в руке и с выражением озабоченности на лице.

— У нас неприятности, — сообщила она.

— Я прогоню его, — отозвалась Мара, уже направившаяся к двери.

Лидия вздохнула.

— Уж не знаю, о чем ты подумала, но только это совсем другие неприятности.

Она кивнула на конверты, и сердце Мары болезненно сжалось. «Похоже, страж от Темпла — и в самом деле наименьшая из наших сегодняшних тревог», — подумала она.

Мара жестом пригласила подругу в кабинет и села за стол. Лидия тоже села. И тут же заявила:

— И неприятность очень серьезная. — Мара ждала, уже зная, что услышит. — Нам отказали в кредите.

Этого следовало ожидать. Они не платили по счетам уже несколько месяцев, так как не было денег.

— Кто?

Лидия начала перебирать письма.

— Портной. А также в книжной лавке. И еще сапожник, галантерейщик, молочник, мясник…

— Боже правый! — воскликнула Мара. — Они что, посетили какое-то городское собрание и решили все одновременно потребовать от нас оплаты?

— Похоже на то. Но и это еще не самое худшее.

— Мальчикам нечего будет есть, и это еще не самое худшее?.. — Мара поежилась от холода, подошла к камину, открыла ведерко для угля и обнаружила, что в нем пусто. Она со вздохом закрыла ведерко.

Лидия же кивнула и показала ей один из конвертов:

— Да, это и есть самое худшее.

Мара посмотрела на ведерко. Уголь… Опять!

Лондонские зимы долгие, холодные и сырые. Приюту необходим был уголь, чтобы мальчики не болели. Чтобы мальчики выжили.

— Два с лишним фунта, — сказала Лидия.

Мара произнесла то единственное слово, которое в данном случае сказал бы любой:

— Проклятие…

Лидия снова кивнула:

— Вот и я так думаю.

Проклятые счета.

Проклятые кредиторы.

Проклятый отец, вынудивший ее скрываться.

Проклятый братец, проигравший все.

И проклятый Темпл с его игорным адом.

— У нас полный дом мальчишек, рожденных от богатейших мужчин в Англии, — заметила Лидия. — Неужели никто из них не может нам помочь?

— Каждый из них потребует взамен наши списки. — Списки с родословными, которые шокируют Лондон и одновременно погубят мальчиков. И это, не говоря о репутации приюта, безусловно, важнее всего.

— А что сами отцы? — спросила Лидия.

Мужчины, появляющиеся тут только под покровом ночи, чтобы сбыть с рук своих нежеланных отпрысков. Мужчины, пускающие в ход немыслимые угрозы, лишь бы сохранить свою тайну. Мужчины, которых Маре хотелось никогда больше в жизни не видеть. И которые не хотели видеть ее.

— Они умыли руки, отдав мальчиков нам. — Мара сокрушенно покачала головой. — Я не пойду к ним.

Надолго воцарилось молчание.

— А герцог? — спросила наконец Лидия.

Мара не стала делать вид, что не поняла. Герцог Ламонт… Богатый как Крез и еще более могущественный. Кипящий праведным гневом.

— А что герцог? — Мара пожала плечами.

Лидия замялась, и Мара понимала, что подруга подбирала нужные слова. Как будто она сама об этом не думала.

— Ну… если ты скажешь ему правду, если скажешь, что твой брат проиграл не свои деньги…

«Ничто, сказанное тобой, не заставит меня простить».

Эти слова снова прозвучали у нее в ушах, заставив вздрогнуть. Вчера ночью он так на нее разозлился! Но она сама виновата — не договаривала до конца, искушала полуправдой, а потом попросила заплатить за воспоминания.

Мара села.

Нет, герцог не поможет. Придется справляться в одиночку. Мальчики — ее подопечные. Ее ответственность. Именно она должна о них заботиться.

Мара опять встала, подошла к книжному шкафу и вытащила толстый том. Держа книгу в руках, она дышала часто и прерывисто, всеми фибрами души противясь тому, что собиралась сделать. Книга эта была ее обеспечением. Ее будущим. Она поклялась, что больше никогда не обнищает и не будет голодать. Что ей никогда больше не придется полагаться на помощь других.

И здесь, в этой книге, хранилось то, что она собрала за двенадцать лет тяжкого труда. То, что позволит ей снова не оказаться на улице. Этими деньгами она намеревалась воспользоваться, когда Темпл разрушит ее жизнь. Но мальчики — важнее.

Мара положила книгу на стол и открыла. Внутри было вырезанное пустое пространство, где лежал полотняный мешочек. Когда она его вытащила, он зазвенел.

Лидия ахнула:

— Откуда это?

Годы работы. Экономии. Шиллинг здесь, шестипенсовик там… Итого — двенадцать фунтов, четыре шиллинга и четыре пенса. Все, что у нее было.

Вытаскивая из мешочка монеты, Мара говорила:

— Заплати угольщику, молочнику и мяснику. Возьми свое жалованье. Заплати Элис и кухарке. И постарайся отсрочить расчеты с остальными. В общем, сделай все, что можешь.

Лидия посмотрела на деньги и покачала головой.

— Но даже с этими… — Она не договорила. Ведь и так было ясно: этих денег не хватит на то, чтобы продержаться зиму. Хорошо, если они дотянут до Нового года.

«Есть только один способ, — сказала себе Мара. — Следовало проводить больше времени с герцогом Ламонтом».

Она встала и вышла в прихожую, уже заполненную мальчиками. Те, забравшись на подоконники, прилипли к окнам и с любопытством разглядывали человека, стоявшего напротив дома. Лаванда же сидела неподалеку, наблюдая за ними. Мара подняла ее, чтобы свинку не раздавил кто-нибудь из мальчишек.

— Он здесь стоит не меньше часа! — крикнул Генри.

— Ему как будто и не холодно!

— Это же невозможно! Там идет снег, — ответил Генри, словно у остальных не было глаз.

— Он почти такой же большой, как тот, что приходил к миссис Макинтайр! — с восхищением воскликнул Даниел.

Нуда, почти. Правда, Темпл все равно крупнее.

— Ой, да он огромный, как дом!

Но Темпл больше. И наверняка сильнее. К тому же привлекательнее.

Подумав об этом, Мара нахмурилась. Ее не интересует его внешность! Совершенно не интересует. И она не собирается думать о его поцелуях. Этот человек… Он ее бесит. Он совершенно невозможный…

Но все же он гораздо красивее того незнакомца. Впрочем, она этого не замечает.

— Как вы думаете, он пришел за кем-нибудь из нас?

Тревога в голосе Джорджа вернула Мару к реальности.

— Доброе утро, джентльмены! — громко сказала она.

Мальчики вздрогнули и обернулись. Их странная скульптурная группа зашаталась и рухнула; причем некоторые из них повалились на пол. Мара с трудом удерживалась от смеха, глядя, как комично они вскакивали на ноги, поправляли рукава рубашек и откидывали с глаз волосы.

Первый заговорил Даниел:

— Миссис Макинтайр, вы вернулись?

Мара улыбнулась:

— Конечно, вернулась.

— Но вы вчера не пришли к ужину, и мы подумали, вы нас бросили, — сказал Генри.

— Навсегда, — добавил Джордж.

Сердце Мары сжалось. Мальчики притворялись бесстрашными, но все-таки ужасно боялись, что она их бросит.

А ведь она постоянно убеждала мальчиков, что никогда их не оставит. И конечно же, прекрасно знала, что именно они когда-нибудь оставят ее…

Впрочем, сейчас все изменилось.

Она от них уйдет. Напишет письма в газеты, покажется всему Лондону, и тогда у нее уже не останется выбора… Увы, только так она сможет защитить своих воспитанников. Только так обеспечит дальнейшее поступление денег в приют… и не навредит мальчикам грядущим скандалом.

Ее охватила глубокая печаль. Она нагнулась, чувствуя, как Лаванда пытается вырваться на свободу, и поцеловала малыша Джорджа в светлую макушку. Улыбнувшись Генри, Мара сказала:

— Я никогда вас не брошу.

И мальчики поверили этой лжи.

— А куда вы уходили? — спросил Даниел. Он всегда стремился добраться до сути вещей.

Мара помолчала, обдумывая ответ. Не могла же она рассказать детям, что глухой ночью бродила по Лондону, примеряла наряды, достойные проститутки, а потом подверглась нападению насильников. После чего один негодяй ее целовал…

— У меня было… небольшое дело, — ответила она.

Генри повернулся к окну.

— Там уже двое! И еще большущая черная карета! Мы в нее все поместимся, да еще и место останется!

Это сообщение привлекло внимание остальных мальчиков, и они снова бросились к подоконнику. Мара тоже подошла к окну, и она уже заранее знала, кого увидит на заснеженной улице.

Разумеется, он там стоял.

Ни секунды не задумываясь, Мара шагнула к двери, распахнула ее и решительно направилась к карете.

Темпл стоял к ней спиной, беседуя с «охранником». Но Мара не успела сделать и десяти шагов, как он обернулся.

— Вернитесь в дом, — приказал он. — Или смерти своей хотите?

Смерти?.. Что за глупости?

Мара вскинула голову и спросила:

— Что вы тут делаете?

Темпл снова взглянул на своего компаньона, что-то ему сказал, заставив ухмыльнуться, после чего повернулся к Маре.

— Это городская улица, а не ваши личные владения, миссис Макинтайр. У меня может быть множество причин, чтобы тут стоять. — Он шагнул к ней. — А сейчас послушайтесь меня и вернитесь в дом, иначе замерзнете и…