— Хорошо.

Она убрала одеяло в сторону, стараясь не задевать его бедра, и придвинула к кровати стул. Их разделял лишь фут, а казалось, что намного больше. Каждое движение лишний раз напоминало, что под ней — жесткое сиденье стула, а вокруг — прохладный воздух.

Ей не хватало тепла его тела.

— Хотите, я допою песню до конца?

Он кивнул, и она спела два последних куплета. Потом дала ему еще льда и завела новую песню, грустную балладу об ушедших в плаванье моряках.

Тихонько напевая, она протирала кусочком льда его лицо и плечи. Вскоре он смежил веки. С минуту поворочался и заснул.

— Миледи, — шепнула из-за двери Мириам. — Вот бульон и немного хлеба.

Вайолет приняла из ее рук тарелку и, стараясь не шуметь, поставила ее на стол.

— Принеси мне корзинку для рукоделия и его сюртук и брюки.

Надо заняться чем-то полезным, коль скоро ей не хочется от него уходить.

Он проспал два часа, потом опять заметался. Он больше не заговаривал, только при каждом движении невнятно стонал от боли. Кое-как она скормила ему несколько ложек бульона и дала порцию лауданума, от которого он впал в полное беспамятство, но зато крепко заснул. Она протерла его льдом еще раз, потом позвала Салли и попросила ее подменить.

Поразмыслив немного, Вайолет ушла в свою комнату. Села было за секретер и начала письмо своему брату Вестли, но после же первой строчки остановилась. Она не знала, что написать. То и дело ее мысли возвращались к нему.

Рано или поздно она расскажет обо всем Вестли, но не сейчас. Взявшись за столешницу орехового дерева, она дотянулась до ящика, где хранился ее дневник.

Только дневнику она поверяла свои истинные чувства. Перо заплясало по странице, описывая события последних двух дней: ужасное происшествие по дороге от Крофтов и таинственного джентльмена, пришедшего ей на помощь.

Она описала его жгучий взгляд. Чувственный рот, искушающий ее всякий раз, когда она на него смотрела. Тело, пробуждающее в женщине такие желания, о которых стыдно сказать вслух.

В присутствии врача и прислуги можно было сколь угодно притворяться, что она заботится о нем из благодарности за спасение. Но здесь, в уединении спальни, Вайолет могла быть с собой честной. Она хотела его. Хотела его поцелуев, хотела почувствовать, как скользит по ней его тело. С каждым разом, когда он, просыпаясь, смотрел ей в глаза, это влечение становилось все крепче.


Глава 4.


Четыре дня спустя .


Между висками стреляло точно из пушки. Он заскулил и схватился за голову обеими руками, пытаясь ослабить давление внутри. Что случилось? Ему что, уронили на голову наковальню?

Он услышал отдаленный шум, словно кто-то звенел посудой. От этого лязганья молоток в голове застучал сильнее. Будь у него под рукой пистолет, он бы застрелился, лишь бы избавиться от этой боли.

Он закрыл глаза, молясь о том, чтобы шум прекратился. Где же Джеффрис?

— Джеффрис! Останови, наконец, этот грохот! — Камердинер затем и нужен, чтобы следить за тишиной и покоем хозяина.

— Прошу прощения, сэр. Вы звали? — В комнату зашла белокурая девушка и сделала реверанс. В руках она держала поднос с чайным сервизом.

Он не узнал ее. Наверное, новенькая.

— Где Джеффрис?

Девушка непонимающе уставилась на него.

— Я позову миледи. — Она поставила поднос на стол. Чашка с оглушительным звоном задребезжала на блюдце. Он поморщился и потер лоб.

Нет-нет-нет. Не зови сестру. Приведи Джеффриса. Но девушка исчезла так быстро, что поправить ее он не успел.

Через несколько минут в спальне появилась женщина, но не сестра, а незнакомая дама — утонченная, с полными губами и глазами цвета лесного ореха. Когда она заговорила, от мелодичного звучания ее голоса по его коже распространилось покалывающее тепло. Кто она такая?

Это сон. Она уже снилась ему, и не раз. Она склонялась над ним и, напевая, обмывала его полотенцем. Неужели это всего лишь сон?

— Вы проснулись! Как я рада, что вы снова в сознании. — Женщина широко улыбнулась. Зубы ее были белыми и ровными, а кожа — чистой и гладкой. Она словно спустилась с небес.

— Доброе утро, ангел, — произнес он. Точнее, проскрипел — настолько пересохло у него в горле. Он попробовал пошевелить негнущимися пальцами.

Она подошла и присела на постель. Да, это точно сон. В реальности дамы не заходят в спальню к мужчинам и не усаживаются в столь непринужденной манере к ним на кровать.

Приподнявшись, он дотянулся до ее руки и, превозмогая грохот молотка в голове, погладил большим пальцем тыльную сторону ее ладони.

— Какой замечательный сон.

Зрачки женщины расширились, и он услышал, как у нее перехватило дыхание.

— Это не сон, сэр. Скажите, вы что-нибудь помните? — спросила она с придыханием, и голос ее был точно невесомая ласка.

Она подняла было руку, затем уронила ее на матрас. Закусила губу, вновь привлекая внимание к своему рту — сочному, чувственному, совершенному. Такие губы он был готов покусывать и целовать часами. Он представил их на своем теле… О, это было бы бесподобно. А на члене — божественно.

Моргнув, она отвернулась, но румянец на щеках ее выдал. Она догадалась, чего он хочет. И раз не ушла, значит, хотела того же.

За запястья он привлек ее к себе. Он хотел эту женщину. И поскольку дело происходило во сне, незачем было сдерживаться или тратить время на уговоры.

Он потянулся к заправленному за вырез ее корсажа фишю, чтобы убрать легкую ткань, закрывающую ее декольте.

— Что вы делаете? — прошептала она. Тон ее был так мягок, что он мигом отвердел.

— Открываю ваши сокровища. — Он отвел тонкую косынку в сторону и жадным взглядом впился в притягательные округлости. — Разве можно прятать такую прелесть? — промолвил он, скользнув ладонями под ее груди.

— Вы должны отдыхать.

Он поцеловал ее в шею. Она пахла жимолостью, а ее теплая кожа была словно свежайшая булочка — такая же солоновато-сладкая на вкус.

— Вам нельзя перенапрягаться, — пробормотала она, хотя так и льнула к нему, выгибая шею. — Прошло всего четыре дня. Ваша рана… она еще не зажила.

Последняя фраза его притормозила.

— Рана?

Она дотронулась до его головы. Тепло ее ладони проникло через кожу и вновь пробудило желание ее целовать. Однако что-то было не так. Он накрыл ее руки своими и нащупал бинты.

Из-за боли, причиненной недавним шумом, он не заметил, что на голове у него повязка, а не ночной колпак.

— Вас избили. — Она опустила голову. — В дороге на меня напали грабители, а вы пришли мне на помощь.

Он помнил ее лицо. Ее прикосновения. Но ни встречи с ней на дороге, ни преступников припомнить не мог.

— Я… я ничего этого не помню.

Она погладила его по щеке.

— Так бывает после черепной травмы. Я повидала немало таких случаев у солдат, которых мы выхаживали после боя. Вам нужен покой. — Мягким нажатием она заставила его лечь. — Со временем память вернется. У вас только вчера прошел жар.

— Кто вы? — спросил он.

— Миссис Вайолет Лоренс из Уэлбери-парка.

Миссис? Он чуть не занялся любовью с чужой женой? Похоже, он точно повредил голову.

— Так вы замужем? — С осуждающим видом он сложил руки на груди.

Вайолет прищурилась.

— Я вдова.

— О. — Все обошлось. Леди была свободна. Он расплел и выпрямил руки.

— Вы позволите узнать ваше имя?

Его имя. И как же его зовут? Минуту назад он вспомнил камердинера и сестру.

— Кит…

Он запнулся. А дальше? Забыл, хотя имя так и вертелось на языке. Он потер виски. Кит. Киттлсон? Китридж? Китсон? Кристофер? Нет, все не то.

— Все нормально, Кит. Не напрягайтесь.

— Почему я совершенно ничего не помню о себе, однако знаю имя своего камердинера?

— Может, потому что не раз кричали его на весь дом? По-видимому, его имя вы произносили гораздо чаще своего. — Она подмигнула ему.

Правдоподобное объяснение. Он поднял глаза и при виде ее улыбки позабыл обо всем, кроме желания к ней прикоснуться.

— Насколько я понимаю, мы с вами не знакомы?

— Нет.

— Поскольку я гощу в вашем доме, нам стоит предпринять некоторые шаги, чтобы исправить эту оплошность. — Он медленно усмехнулся и посмотрел на нее сквозь ресницы.

— Как вы напористы.

— Подтверждаю, что оно так и есть. — Может, у него и появились пробелы в памяти, но как очаровывать дам он не забыл. — А теперь поведайте что-нибудь о себе.

— Не знаю, что и сказать.

— Когда вы овдовели?

— Три года назад.

Он вовсе не желал ее расстраивать, однако хотел убедиться, что она успела оправиться от утраты, иначе любые попытки соблазнения будут бесполезны.

— А вот я не женат, — сказал он.

Она приняла скептический вид.

— Откуда вы знаете? Вы даже не помните свою фамилию.

Каким-то образом он знал, что это правда.

— На мне было обручальное кольцо, когда меня сюда привезли?

— Нет.

— Я не женат, — твердо повторил Кит. Меньше всего он хотел, чтобы ее отпугнуло дурацкое подозрение, что у него есть жена. Он любил женщин, но ни одна не значила для него настолько много.

— Вы говорите с такой уверенностью.

— Потому что подобное обстоятельство я бы забыть не смог.

— Что вы помните?

Он решил выбрать иную тактику.

— Вас, — проговорил он. — Я помню, как вы сидели рядом, очень близко, и прикасались ко мне — вот как сейчас.

— Я же говорила, вы здесь уже несколько дней.

Он вспомнил, как двигались ее мягкие губы.

— Еще вы мне пели.

Она очаровательно порозовела и показалась ему еще прекраснее.

— Да.

Держа ее ладони в своих, он прошептал:

— И вы обмывали меня. — Он сделал паузу. Перевел взгляд с их сомкнутых рук на ее грудь, высоко вздымавшуюся с каждым вздохом, а после посмотрел в ее чуть раскосые глаза. — Везде.

Она сглотнула и на мгновение прикрыла глаза.

— Пришлось. Вам был необходим уход, а мои горничные слишком невинны для подобных вещей. Я же занималась этим не раз. — Слова вылетали из ее уст со скоростью коляски, несущейся по переулку.

— Укладывали мужчин в свою постель и обмывали их?

Невозможно, но она покраснела еще гуще.

— О, нет, я имела в виду своего супруга. И солдат на войне. Я… я помогала в лазарете.

И отвела глаза, избегая смотреть на него.

— Тогда вы и в самом деле ангел, — мягко промолвил Кит. Он навидался ужасов войны за год, проведенный на Пиренейском полуострове. Бессмысленная, шокирующая жестокость, насилие над женщинами, сожженные дотла деревни — все ради того, чтобы уничтожить врага. Страшнее всего было видеть, как солдаты в его полку, находясь на грани безумия, стреляли в себе подобных. Нет, никогда больше его нога не ступит на испанскую землю.

Через год он продал патент офицера и никогда больше не вспоминал о войне.

Стоп. Он вспомнил о ней сейчас.

— Я вспомнил, — прошептал он. Большими пальцами он потер ее ладони. — Вспомнил!

— Что именно? Что вы вспомнили?

— Испанию. Я служил в Испании. — Он поморщился. — О-о, это был худший год в моей жизни.

— Но это же прекрасно! — воскликнула она, потом широко распахнула глаза и помотала головой. — Я имею в виду, хорошо, что к вам возвращается память. Вы воевали. Если вы вспомнили это, значит непременно вспомните что-то еще.

Надо же было такому случиться, чтобы из всех событий своей жизни он вспомнил именно этот треклятый эпизод. Если б он мог, то выжег бы его из памяти каленым железом.

— Ваши речи да Богу в уши, мадам. Не хотелось бы остаться с одними лишь горькими воспоминаниями.

Он погладил ее руки, желая ощутить ее тепло, почувствовать, как ускоряется под его лаской ее пульс. Прошлое изменить нельзя, но вот будущее… эту карту он еще не разыграл.