Лорен Уиллиг - Маска Черного Тюльпана

— Вы посылали за мной?

Достопочтенный Майлз Доррингтон, наследник виконта Лоринга и известный городской повеса, просунул голову в дверь кабинета Уильяма Уикхема.

— А, Доррингтон. — Не отрываясь от груды документов, которые просматривал, Уикхем жестом пригласил молодого человека сесть по другую сторону загроможденного стола. — Я как раз хотел вас видеть.

Майлз воздержался от замечания, что записка со словами «Приходите немедленно» радикально повышает вероятность встречи с кем-нибудь. Такие замечания начальнику английской разведки просто не делают.

Высокий Майлз ухитрился пристроиться в маленьком кресле, на которое указал Уикхем, положив перчатки и шляпу на колено и вытянув длинные ноги, насколько позволяло крохотное кресло. Он подождал, пока Уикхем закончит писать, присыплет письмо песком и сложит его, а затем беззаботно произнес:

— Доброе утро, сэр.

Уикхем кивнул в ответ.

— Один момент, Доррингтон.

Подержав над свечой пластинку воска, он умело уронил несколько капель красного воска на сложенную бумагу, ловко запечатал личной печатью. Быстро подойдя к двери, Уикхем передал письмо дожидавшемуся дежурному и негромко сказал ему несколько слов. Майлз уловил только «завтра к полудню».

Вернувшись к письменному столу, Уикхем извлек из упорядоченного хаоса несколько листков, не показывая их Майлзу. Молодой человек поборол искушение вытянуть шею, чтобы прочесть верхнюю страницу.

— Надеюсь, я пришел в удачный момент, — бросил пробный камень Майлз, не сводя глаз с бумаги. Она, к несчастью, была хорошего качества; несмотря на горевшую рядом свечу, прочесть сквозь пламя не представлялось возможным, даже если бы Майлз когда-нибудь и овладел искусством читать задом наперед, непостижимым для него теперь.

Уикхем бросил на Майлз слегка сардонический взгляд поверх страницы.

— С тех пор как французы сошли с ума, удачного времени нет. А оно неуклонно делается все хуже.

Майлз подался вперед, как спаниель, почуявший упавшего фазана.

— Новое сообщение о планах Бонапарта по вторжению?

Уикхем не дал себе труда ответить, продолжая изучать документ, который держал в руках.

— Вы хорошо поработали, накрыв шпионскую сеть на Бонд-стрит.

Неожиданная похвала застала Майлза врасплох. Обычно его встречи с начальником английской разведки касались больше приказов, нежели похвал.

— Благодарю вас, сэр. Потребовалось лишь внимание к деталям.

И жалобы его камердинера на низкое качество галстуков, продаваемых новыми торговцами. Дауни обращает внимание на подобные вещи. У Майлза возникли подозрения, и он сам отправился за «покупками» своего рода в заднюю комнату данного заведения, где обнаружил полдюжины почтовых голубей и стопку сообщений, записанных на крохотных бумажках.

Уикхем рассеянно порылся в кипе документов.

— И военное министерство не осталось в неведении о вашей роли в последних успехах Розовой Гвоздики во Франции.

— Это была очень маленькая роль, — скромно отозвался Майлз. — Я лишь оглушил нескольких французских солдат и…

— Тем не менее, — прервал его Уикхем, — военное министерство взяло вас на заметку. Поэтому-то мы и вызвали вас сюда сегодня.

Майлз поневоле выпрямился в кресле, сжав перчатки. Вот оно. Вызов. Вызов, которого он ждал несколько лет.

Семь, если быть точным.

Франция воевала с Англией уже одиннадцать лет; Майлз служил в военном министерстве семь лет. И однако же, несмотря на его длительное пребывание в министерстве, несмотря на все то время, которое он провел, посещая конторы на Краун-стрит, доставляя отчеты и выполняя поручения, Майлз по пальцам одной руки мог сосчитать активные задания, в которых он принимал участие.

Обычной руки с пятью жалкими пальцами.

В основном министерство держало Майлза для обеспечения связи с Пурпурной Горечавкой. Если учесть, что Майлз являлся старейшим и ближайшим другом Ричарда и проводил в Аппингтон-Хаусе даже больше времени, чем в своем клубе (а в клубе он проводил гораздо больше времени, чем в собственном скучном жилище холостяка), выбору военного министерства удивляться не приходилось.

Когда Ричард действовал под именем Пурпурная Горечавка, молодые люди разработали систему. Ричард добывал сведения во Франции и передавал их в министерство, встречаясь с Майлзом. Майлз, со своей стороны, передавал затем Ричарду сообщения от министерства, но основной его задачей оставалась связь с Пурпурной Горечавкой. Не больше и не меньше. Майлз знал, что это важная роль, без его участия французы заподозрили бы двойную игру Ричарда за несколько лет до того, как вмешательство Амели ускорило это событие. Но в то же время он не мог отделаться от мысли, что его способности можно было бы употребить с большей — и более волнующей — пользой. В конце концов, они с Ричардом вместе готовились к подобным деяниям. Вместе сбегали из Итона по одним и тем же черным лестницам, читали те же увлекательные истории о мужестве и героизме, делили снаряжение для стрельбы из лука и удирали из переполненных светских бальных залов, преследуемые одними и теми же мамашами, что стремились пристроить своих дочерей.

Когда Ричард узнал, что их сосед, сэр Перси Блейкни — самый дерзкий разведчик со времен Одиссея, спросившего у Агамемнона, понравится ли троянцам большой деревянный конь, Ричард и Майлз вместе отправились умолять его принять их в свою лигу. После длительного упрашивания Перси согласился взять Ричарда, но по-прежнему отказывал Майлзу. Он пытался отделаться от Доррингтона, говоря, что тот будет более полезен ему дома. Майлз заметил, что французы, по определению, находятся во Франции, а если он хочет спасать от гильотины французских аристократов, существует вообще-то только одно место, где этим можно заниматься. Перси, с видом человека, приготовившегося к удалению зуба, наполнил два бокала портвейном, больший передал Майлзу и сказал:

— Можешь меня утопить, если я не хочу взять тебя, парень, но ты просто слишком приметный.

В этом-то и заключалась проблема. Рост босого Майлза составлял шесть футов три дюйма. Благодаря урокам бокса у джентльмена Джексона и фехтования у Анжело он приобрел мускулатуру, характерную для статуй Ренессанса. Как воскликнула при первом появлении Майлза в лондонском свете одна графиня:

— О-о-о! Вылитый Геракл, только львиной шкуры не хватает!

Майлз отказался от львиной шкуры и остальных более интимных предложений данной леди, но проблема никуда не делась. Он обладал внешностью, заставлявшей трепетать впечатлительных женщин, а Микеланджело — хвататься за резец. Майлз не глядя обменял бы все это на маленький рост, худобу и неприметность.

— А может, я хорошенько сгорблюсь? — предложил он Перси.

Перси только вздохнул и налил Майлзу еще портвейна. На следующий день Майлз предложил свои услуги военному министерству — в любом качестве. И до сего момента это качество обычно включало стол и перо, а не черные плащи и головокружительные ночные похождения.

— Чем я могу служить? — спросил Майлз, стараясь, чтобы голос прозвучал так, будто его вызывают для важных заданий по меньшей мере раз в неделю.

— У нас есть одно затруднение, — начал Уикхем.

«Затруднение» звучит многообещающе, подумал Майлз.

До тех пор пока это затруднение не связано с поставкой сапог в армию, или карабинов к винтовкам, или чего-то в том же роде. Майлз уже раз попался на этом, и на протяжении нескольких длинных недель складывал еще более длинные числа. За столом. С помощью пера.

— Сегодня утром в Мейфэре нашли убитого лакея.

Майлз скрестил ноги, стараясь не выказать разочарования. Он надеялся на нечто в духе — «Бонапарт вот-вот вторгнется в Англию, и вы нужны нам, чтобы остановить его!». Что ж, мечтать не вредно.

— Наверняка этим займутся сыщики с Боу-стрит.

Уикхем выудил из залежей на своем столе потрепанную бумажку.

— Узнаете?

Майлз вгляделся в обрывок. При ближайшем рассмотрении это оказался даже не фрагмент чего-то, а скорее клочок, крохотный треугольничек с неровным краем там, где его оторвали от листка побольше.

— Нет, — сказал Майлз.

— Посмотрите повнимательней, — не отставал Уикхем. — Мы нашли его приколотым булавкой изнутри к пальто убитого.

Неудивительно, что убийца не заметил оставшийся кусочек, он едва ли достигал в длину полдюйма, и на нем даже не сохранилось никаких букв. По крайней мере различимых. Толстая черная полоса шла вдоль линии отрыва, а затем уходила в сторону. Это могла быть часть заглавной Л или особо затейливо выписанной Т.

Майлз только хотел вторично признаться в своем невежестве — в надежде, что Уикхем не спросит его в третий раз, — когда его осенило. Не часть Л, а стебель цветка. Особого, стилизованного цветка. Цветка, которого Майлз очень давно не видел и надеялся никогда больше не увидеть.

— Черный Тюльпан. — Имя горечью отозвалось на языке Майлза. Он повторил его, взвешивая после нескольких лет забвения. — Это не может быть Черный Тюльпан. Я не верю. Слишком много времени прошло.

— Черный Тюльпан, — не согласился Уикхем, — всегда наносит наиболее опасный удар после молчания.

Против этого Майлзу возразить было нечего. Англичане во Франции нервничали не тогда, когда Черный Тюльпан действовал, а когда он бездействовал. Как свинцово-серая туча перед грозой, молчание Черного Тюльпана предшествовало, как правило, какому-нибудь новому и страшному злодеянию. Австрийских тайных агентов находили мертвыми, младших членов королевской семьи похищали, английские шпионы уничтожались — без шума и пыли. Последние два года Черный Тюльпан хранил полное молчание.

Майлз скривился.

— Вот именно, — сказал Уикхем. Он забрал у Майлза клочок бумаги и вернул его на место на столе. — Убитый являлся одним из наших тайных агентов. Мы внедрили его в штат прислуги в дом некоего господина, известного своей склонностью к путешествиям.

Майлз наклонился вперед.

— Кто его нашел?

Уикхем отмел вопрос, покачав головой.

— Судомойка из соседнего дома, она с этим не связана.

— Она не заметила ничего необычного?

— Помимо трупа? — мрачно усмехнулся Уикхем. — Нет. Подумайте вот о чем, Доррингтон. Десять домов — в одном из них, кстати, была в разгаре карточная игра, — постоянно приходят и уходят несколько десятков слуг, и ни один из них не слышал ничего необычного. На какие мысли вас это наводит?

Майлз задумался.

— Борьбы быть не могло, иначе кто-нибудь в соседних домах заметил бы. Убитый не звал на помощь, иначе кто-нибудь да услышал бы. Я бы предположил, что наш человек знал своего убийцу. — У Майлза мелькнула отвратительная догадка. — А не мог наш приятель быть двойным агентом? Если французы посчитали, что он исчерпал свои возможности…

Мешки под глазами Уикхема набрякли, казалось, еще сильнее.

— Такая возможность, — устало проговорил он, — всегда есть. В определенных условиях… или за определенную цену любой может стать предателем. Во всяком случае, наш старый враг действует против нас в самом центре Лондона. Нам надо знать больше. И вот здесь вступаете вы, Доррингтон.

— К вашим услугам.

Ага, время пришло. Теперь Уикхем попросит его найти убийцу лакея, и он, Майлз, вежливо заверит его, что доставит голову Черного Тюльпана на блюде и…

— Вы знакомы с лордом Воном? — вдруг спросил Уикхем.

— С лордом Воном? — Застигнутый врасплох, Майлз стал рыться в памяти. — По-моему, этого парня я не знаю.

— Да и не должны. Он совсем недавно вернулся с континента. Однако он знаком с вашими родителями.

Уикхем буквально пронизывал Майлза взглядом. Тот пожал плечами и откинулся в кресле.

— У моих родителей широкий и разнообразный круг знакомств.

— В последнее время вы общались с вашими родителями?

— Нет, — коротко ответил Майлз. Ну не общался. Что еще к этому добавить?

— Вам известно, где они в настоящее время находятся?

Майлз был абсолютно уверен, что шпионы Уикхема обладали более свежей, чем у него, информацией о местонахождении его родителей.

— В последний раз я получил от них письмо из Австрии. Поскольку это было более года назад, они с тех пор могли переехать. Больше мне нечего вам сказать.

Когда же он в последний раз видел своих родителей? Четыре года назад? Пять?

Отец Майлза страдал подагрой. Не теми легкими приступами, которые случаются от чрезмерного увлечения жареным ягненком за рождественским ужином, не цикличной подагрой, но постоянной, всепоглощающей подагрой того рода, что требует особых подушек, экзотической диеты и частой смены врачей. У виконта была его подагра, а еще он любил итальянскую оперу, или, точнее, итальянских певиц. Оба этих интереса удобнее было удовлетворять в Европе. Ибо, сколько помнил Майлз, виконт и виконтесса Лоринг кочевали по Европе с курорта на курорт, принимая достаточно лечебных вод, чтобы потопить небольшую армаду, и внося немалый вклад в поддержку итальянского музыкального искусства.