Лорен Уиллиг - Маска Черного Тюльпана

Девица положила правую руку на стол и наклонилась к Колину:

— Как там дорогая Серена?

Колин лениво наклонил голову в мою сторону:

— Как она, по-вашему, Элоиза?

— Вы же виделись с ней позднее меня, — озадаченно отозвалась я.

— Но именно вы так мило заботились о ней, когда на днях ей стало плохо. — Колин блаженно улыбнулся мне, прежде чем повернуться к Джоан и доверительно сообщить: — Пару дней назад мы были на вечеринке, которую устроила подруга Элоизы, и Серене сделалось что-то нехорошо. Но Элоиза о ней позаботилась, не правда ли, Элоиза?

Формально никакой лжи в его высказывании не было. Пэмми устроила вечеринку, Серене стало плохо и я отвела ее в ванную. Разумеется, Колин позабыл упомянуть, что вечеринка была солидной рекламной акцией, устроенной Пэмми с присущим ей профессионализмом, а не интимным скромным приемом с коктейлями; Пэмми пригласила Серену, а также целую кучу своих школьных друзей, и я, в роли старейшей в мире подруги Пэмми, таскалась за ней. Встреча с Колином и Сереной поразила меня не меньше, чем их. В тот момент я, кроме того, пребывала в заблуждении, что Серена — подружка Колина, но это уже совсем другая история.

В изложении Колина вся эта история звучала чертовски двусмысленно — было ясно, что Джоан сделает все выводы, к каким он ее подталкивает.

— Я думала, вы здесь ради библиотеки, — обвинила она меня.

Колин потянулся, как это умеют делать мужчины — меня это бесит, — и небрежно положил руку на спинку моего стула. Я бы повеселилась, если б так не разозлилась. Я сидела довольно далеко, и его пальцы лишь коснулись мебели. Более того, ему пришлось самую малость наклониться вбок, чтобы дотянуться.

— О, не знаю. Элоиза вообще-то скорее гостья. Вы так не считаете, Элоиза?

То, что я хотела сказать, было непечатным. Если здесь обитали какие-нибудь фамильные привидения, я собиралась натравить всех их на него. Всадников без головы, стенающих женщин в белом, назовите сами. Мне никогда не нравилось, когда меня выставляют на посмешище. Особенно не проинформировав, что тут полным ходом идет игра.

Я ядовито улыбнулась Колину:

— Никогда бы не подумала.

Колин подавил смешок.

— Подумали бы, — не церемонясь, заявил он. — Если б там был нужный вам исторический документ.

Я невольно едва не усмехнулась.

— Это должен быть по-настоящему важный исторический документ.

Хрясть!

Шлем для верховой езды со стуком обрушился на стол между мной и Колином, от сотрясения свалился тост, ненадежно пристроенный на краю моей тарелки.

— Ну, я тогда пойду? — слащаво пропела Джоан. — Колин, ты придешь завтра на нашу маленькую вечеринку с выпивкой, да?

— Я не… — начал Колин, но Джоан перебила его:

— Там будут абсолютно все. — Она затарахтела, перечисляя имена по списку, составленному явно для того, чтобы убедить Колина: он ужасно много потеряет, если не бросит все и стремглав туда не помчится. Я вернула тост на место. — Придут Найджел и Хлое и приведут Руфуса и его новую девушку. И Банти Бикслер будет… ты помнишь Банти Бикслера, да, Колин?

К концу я была убеждена, что она просто выдумывает имена, чтобы назвать побольше неизвестных мне людей. По лицу Колина можно было понять, что он тоже не припоминает половины имен, и у меня возникло чувство, что он не слишком жалует Банти Бикслера, кто бы ни был сей малый с таким неудачным именем.

Чувствуя, что проигрывает, наездница прибегла к отчаянной тактике.

— Можешь привести… — Джоан тупо на меня посмотрела.

— Элоиза, — услужливо подсказала я.

— …свою гостью, если хочешь, — закончила она тоном человека, идущего на огромную уступку. Повернувшись ко мне, она радушно проговорила: — Естественно, вам будет не слишком весело, поскольку вы никого не знаете. Полагаю, вы могли бы поговорить с викарием. Он обожает распространяться о старине. Церкви и все такое.

Мне должным образом указали на мое место, загнав в угол вместе с духовенством.

Как я могла отказаться после такого любезного приглашения?

— Спасибо.

— Конечно, если вы слишком заняты в библиотеке…

Я оскалилась, обнажив зубы — далеко не такие крупные и белые, как у нее.

— Ни за что не пропущу.

С хозяйского места за столом донесся приглушенный смешок.

Я пристально посмотрела на Колина.

— Простите, — как ни в чем не бывало сказал он. — Поперхнулся фасолиной.

Ну-ну.

За свой опрометчивый юмор он получил по заслугам — внимание Джоан переключилось на него.

— Значит, мы тебя завтра увидим? Не забудь, завтра вечером, в половине восьмого.

Кухонная дверь громко хлопнула.

Я встала, со стуком положила на тарелку вилку и нож. Я чувствовала, что за всем этим стоит некая предыстория. Рядом со мной на стуле шевельнулся Колин.

— Фасоли больше не надо, да?

— Да. Спасибо.

Я понесла тарелку в раковину, слыша, как затихает вдали перестук копыт. Думаю, монах-призрак из Донвеллского аббатства не стал бы с ней путаться, когда она в таком настроении. Снаружи, за кухонным окном, стало по-настоящему темно, как бывает только в деревне. В стекле я видела свое отражение с раздраженно поджатыми губами.

Меня это совсем не касается, нет, в самом деле.

В отражении я увидела приближавшегося с тарелкой в руке Колина. О, к черту все это. Если он собирается втянуть меня в свое любовное злоключение, меня это касается. Особенно если учесть, что это я подвергалась риску преследования злобной амазонкой. Я предпочла бы монаха-призрака. Из него по крайней мере можно состряпать славную историю, когда я вернусь домой.

Поставив посуду в раковину, я развернулась так стремительно, что Колин чуть не врезался в меня тарелкой. Отражающиеся предметы бывают ближе, чем кажутся.

Прижавшись спиной к раковине, чтобы избежать пробоины в грудной клетке, я сжала металлический край и сказала:

— Я, конечно, не против послужить живым щитом, но в следующий раз буду благодарна за краткий предупредительный сигнал.

Ну, во всяком случае, я хотела это сказать.

Сказала же следующее:

— Я помою посуду. Поскольку вы готовили.

Черт.

Колин отступил на шаг и широко взмахнул рукой. Умудрившись поставить меня на свое место, он пребывал в возмутительно хорошем настроении.

— Идите. Я помою.

— Точно?

— Я не против. Идите. — Он слегка подтолкнул меня. — Я знаю, вы, должно быть, умираете от желания вернуться в библиотеку.

— Ну…

Оспорить данное утверждение было трудно.

Колин уже включил воду.

— Можете приготовить ужин завтра.

— Но вы забываете, — остановилась я у двери, — что завтра пьете коктейли с мисс Плауден-Плагг. Доброй ночи!

Я выскочила из кухни в темный коридор, надеясь, что смогу найти дорогу в библиотеку. Я полностью смазала бы свой уход, если бы обернулась и спросила, как туда добраться. Мне бы попасть в передний холл, а оттуда я дорогу найду.

В деревне действительно если стемнеет, то стемнеет — ни тебе уличных фонарей, ни автомобильных фар и освещенных витрин, которые все излучают приветливый свет. Я ощупью пробиралась вперед по коридору, одной рукой ведя по ребристым обоям, а другую выставив вперед, будто желая предупредить… ну, не столкновение с призрачными монахами, а скорее с маленькими столиками, которые так и норовят попасть под ноги в незнакомых коридорах. Если я и вздрагивала испуганно от нескольких теней и чуть пристальнее, чем необходимо, вглядывалась в дверные проемы, давайте просто скажем: я была рада, что Колин не оказался свидетелем этого.

Чтобы отвлечься от глупых историй о привидениях, я стала думать о Черном Тюльпане. Имя прямо из романов Рафаэля Сабатини — как капитан Блад или Морской Ястреб. Выбравший его человек обладал, должно быть, сильным чувством драматического и, в отличие от Гастона Делароша, тонким чувством юмора, чтобы так подделаться под noms de guerre[7] своих противников. Я не сомневалась, что само имя Черный Тюльпан было насмешливым ответом Алому Первоцвету и Пурпурной Горечавке. Это был более взрослый, более умный вариант дразнилки детских площадок всего мира: «Не поймаешь, не поймаешь».

Будь я Черным Тюльпаном, где бы стала искать Розовую Гвоздику?

Я успешно обогнула маленький столик и с некоторым облегчением увидела, что добралась до переднего холла. Отсюда я сумею дойти до библиотеки… Я надеялась. Отсутствие у меня чувства направления вошло в легенду у тех, кто когда-либо куда-либо пытался со мной попутешествовать. Если повезет, я могу случайно заблудиться на чердаке или в подвале.

Если бы я знала, что Розовая Гвоздика была гостем на свадьбе Ричарда и Амели, первым делом обратилась бы к списку гостей. А поскольку гости эти, исключая сельских родственников Амели из Шропшира, вращались в высших кругах лондонского света, я захотела бы внедриться в это общество.

Разумеется, напомнила я себе, Черному Тюльпану не нужно быть членом высшего света. Есть сотни людей, которые обретаются на периферии высшего общества и имеют более-менее тот же доступ, — личные горничные, лакеи, учителя танцев, куртизанки, сапожники. Многие мужчины гораздо ближе со своими портными, чем с женами; одному Богу известно, что можно выболтать во время примерки нового пальто.

Просто не так эффектно представлять ужасного Черного Тюльпана слугой. Предполагается, что Черные Тюльпаны не должны заниматься такими вещами, как отбеливание белья. Они сидят в засаде в темных коридорах, крутят в руках бокалы с бренди и закручивают усы. Или что-то подобное.

Ой! Я попятилась, а передо мной что-то шевельнулось — смутная фигура, закутанная в… Ох! Я испугалась собственного отражения в темном окне. Ну вот. Естественная ошибка, успокоила я себя.

Если я не обуздаю свое воображение, то стану смешной, как та недалекая героиня «Нортенгерского аббатства»[8], которая приняла счет от прачки за перечисление каких-то страшных злодеяний. Завтра утром Колин найдет меня на полу в библиотеке, заговаривающуюся от ужаса, со стоном жалующуюся на звякающие цени и глаза, которые жгут меня взглядом из темноты, где никаких глаз быть не может. О чем я думала, читая в юности все эти истории о привидениях?

Решительно взяв себя в руки, я продолжила путь в библиотеку твердым шагом и смело глядя вперед. И все равно, несмотря на свою решимость не думать о призраках, духах и вещах, которые являются по ночам, я не могла не гадать…

Что хотел сказать Колин тем замечанием о явлениях у моей кровати?

Ровно без пяти одиннадцать Майлз неторопливо ступил под священную сень клуба «Олмак».

Обычно «Олмак» занимал не самую верхнюю строчку в списке любимых мест отдыха Майлза. Доведись ему выбирать между «Олмаком» и французским застенком, молодой человек предпочел бы подземное узилище. Как пожаловался он сегодня вечером своему лакею, компания в тюрьме была бы более подходящая, развлечения более занимательные, да и еда, вероятно, тоже получше.

— Уверен в этом, сэр, — сказал Дауни, который пытался превратить галстук Майлза в нечто соответствующее текущей моде. — И если сэр на минутку воздержится от разговоров…

Майлз чертыхнулся и смял подбородком складку, только что тщательно заложенную Дауни.

— Я дал слово. Что тут поделаешь?

— Если сэр не позволит мне завязать ему галстук, — язвительно заметил Дауни, рванув испорченный галстук с такой силой, что у Майлза на глазах выступили слезы, — сэр достаточно опоздает, чтобы его не пустили в зал.

Майлз обдумал слова лакея. Хмыкнул. По приказу патронессы двери «Олмака» закрывались ровно в одиннадцать часов, и горе тому несчастному, который подбегал к ним мгновением позже. Так ли уж стыдно будет, если он не сможет попасть внутрь и поневоле покорится жестокой необходимости пойти в клуб и выпить несколько бутылок великолепного кларета?

Майлз покачал головой, погубив попутно третий кусок накрахмаленного полотна.

— Это великолепная идея, Дауни, — сказал он. — Но ничего не выйдет. Я дал слово.

Вот в чем загвоздка. Он пообещал Ричарду, а обещание есть обещание. Обещание, данное другу, стояло в одном ряду с подписанной кровью клятвой Мефистофелю. Такие вещи просто не нарушаются.

— В мое отсутствие ты вместо меня присмотришь за Генриеттой, ладно? — попросил Ричард, пожимая ему руку на прощание и готовясь отбыть в Суссекс, навстречу блаженству семейной жизни. — Отпугивай молодых повес, ну и все прочее, хорошо?