Кейси Майклз - Маскарад в лунном свете

— Квист? Милейший парень. Десять тысяч в год, как я слышал, и никакого понятия о том, как содержать хорошую конюшню. — Лорд взял руку Маргариты и положил себе на локоть, погладив при этом ее пальцы более нежно, чем подобало бы доброму дядюшке, какового он вроде бы стремился изобразить. — Но недостаточно хорош для тебя, мое милое дитя. И в придачу мамаша, которая во все сует свой нос. Нет-нет, совсем не то, что тебе нужно. Ну, приятно было повидаться, Денверс. Нам пора идти, не так ли, дорогая? Если мы не поспешим, все хорошие места будут заняты. Я слышал, будут подавать чудесных крупных креветок.

— Донован, Артур, — поправила его Маргарита, слегка кивнув Томасу, когда лорд Мэпплтон повел ее к лестнице. — По-моему, американцы очень болезненно относятся к подобным вещам. Мы же не хотим показаться грубыми и недружелюбными. Всего доброго, мистер Донован, и спасибо за то, что выручили меня. Я и мечтать не могла о подобном приключении.

— Что-что? Донован, ты сказала? — пророкотал лорд Мэпплтон, когда они уже были вне пределов слышимости Томаса. — Но это же ирландская фамилия. Мало того, что мы должны иметь дело с этими колонистами, так они еще оказываются ирландцами.

— И вам всего хорошего, дорогой лорд, — с отвращением пробормотал про себя Томас, наблюдая, как высокая стройная мисс Бальфур и низенький толстый пэр влились в поток гостей, спускающихся к ужину. Затем, поскольку ему не оставили выбора, хотя и оставили массу вопросов, он направился в игорную комнату, где ловко избавил некоего очень сердитого и очень говорливого Джулиана Квиста от пяти сотен фунтов из денег его «сующей во все нос» мамочки.

— Ну, Томми, ты припозднился. Ты видел его? Говорил с ним?

Услышав в коридоре уверенные шаги своего друга — его походку нельзя было спутать ни с чьей другой, — Пэтрик Дули распахнул дверь номера, который они снимали в отеле Пултни. Затем отступил, пропуская Томаса в обставленную со вкусом гостиную, по которой он возбужденно расхаживал в течение всего вечера. Угрюмое выражение лица и поджатые губы Томаса не придали бодрости Дули, проведшему долгие часы в нервном ожидании новостей.

Томас плюхнулся в первое попавшееся кресло, вытянув длинные ноги, сорвал с себя шейный платок и бросил его в Дули.

— А ты как думаешь, Пэдди?

— Я думаю, что тебе заговаривали зубы точно так же, как эти проклятые англичане поступают со всеми нашими дипломатами, вот что я думаю. — Дули сплюнул и, поймав платок, скатал накрахмаленную ткань в комок и бросил его на пол. — Я бы не стал вести с ними переговоры. Нам нужно наподдать им как следует в открытой войне, если мы хотим положить этому конец. Мэдисон, видно, сошел с ума, послав тебя сюда. Это все равно, что посылать гуся в лисью нору, вот что это такое.

— Мы все знаем, что дело идет к войне, Пэдди. Нам только не известно, когда и как она начнется. — Томас встал с кресла и, подойдя к столику с напитками, налил себе в стакан примерно на три пальца бренди. С жадностью сделав глоток, он улыбнулся своему товарищу. — Но, если не возражаешь, мой дорогой друг, я бы предпочел думать, что президент послал лису в гусятник. Кроме того, вечер прошел не совсем впустую.

Он вытащил из кармана довольно толстую пачку денег и бросил ее на стол.

— Мы добавили еще пять сотен фунтов на цели нашего военного строительства, Пэдди. Еще месяц в этой прекрасной метрополии, и нам не понадобится Хервуд с его армией. Мы просто превратим Англию в банкрота и покончим с ней.

Дули сгреб деньги и, подойдя к комоду, засунул их в верхний ящик рядом с другими выигрышами Томаса, использовав этот момент одновременно и для того, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Он увидел глубокие складки, бороздившие лоб под густой копной сильно поседевших рыжих волос. Ему было за шестьдесят, и, по правде говоря, он был слишком стар для подобных дел.

— Да, парень, у тебя завидный талант, — проговорил он, поворачиваясь к Томасу, — но этого недостаточно. Ты знаешь, зачем нас сюда послали. Но, по-моему, просиживая целыми днями в приемных только для того, чтобы узнать, что министр такой-то или такой-то ушел и сегодня уже не вернется, ничего хорошего не сделаешь. Они обращаются с нами, как с собаками, нет, хуже, чем с собаками.

Томас поставил стакан и, потянувшись, широко зевнул.

— Хватит, Пэдди. Мы оба знаем, что с нами обращаются так, как они, предположительно, и должны, — так же, как и со всеми другими эмиссарами Мэдисона. Если бы они бросились нам на шею, мы бы немедленно попали под подозрение, а заодно и Хервуд со своими единомышленниками. Хотя, должен признать, что все предприятие вызывает у меня сомнения. Если поведение Мэпплтона сегодня вечером является показателем серьезности и размаха этих великих интриг, то, боюсь, Мэдисон поставил не на тех людей. Да что говорить, у молодой девушки, с которой я сегодня познакомился, мозгов вдвое больше, чем у Мэпплтона.

— Молодая девушка, вот как? — Дули потер ладонью лоб. — Что ж, можешь считать меня трижды дураком — я ведь решил, что ты серьезно относишься к делу, Томми Донован. Боже, спаси нас от патриотов, которые думают не головой, а тем, что у них между ног.

Томас ухмыльнулся, заставив Дули пожалеть, что он почти на тридцать лет старше и вдвое слабее своего партнера по заговору, потому что он с превеликим удовольствием стукнул бы молодого человека по его красивой голове.

— Ну, Пэдди, ты же не будешь ворчать на меня за то, что я посмотрел на девушку. А я только этим и ограничился, клянусь. Мисс Маргарита Бальфур стоит того, чтобы на нее посмотреть.

— Держу пари, она прехорошенькая. Так ты и дальше намерен только смотреть, малыш, или предпримешь что посерьезнее?

— Она обращается к Мэпплтону по имени, Пэдди, и, кроме того, как я узнал сегодня от этого парня, который последним финансировал нашу военную подготовку, она открыто поощряет ухаживания таких богачей, как Тоттон, Чорли и даже Хервуд. Да, для молодой леди, недавно вступившей в свет, наша мисс Бальфур пользуется завидной известностью.

— Правда? — Дули внезапно снова начал проявлять интерес к разговору. — Маргарита, говоришь, ее зовут? Разве это не одно из модных французских имен? Они, что же, обхаживают и лягушатников тоже? Это несправедливо, Томми, они же к нам первым обратились.

Томас снова уселся в кресло и взял стакан с бренди.

— Не придавай этому слишком большого значения, Пэдди. Все они дряхлые старцы — Хервуд, впрочем, помоложе остальных, — и у всех у них состояния, от которых не сможет отмахнуться с презрением ни одна честолюбивая молодая девушка. Может, мисс Бальфур надеется женить на себе одного из них в этом году и похоронить в следующем. Видит Бог, она достаточно умна, чтобы такая мысль могла прийти ей в голову, и достаточно независима в своих суждениях, чтобы не побояться обрести статус прекрасной молодой вдовы.

Дули пристально посмотрел на Томаса. Тот сидел, закусив нижнюю губу, что было у него признаком либо глубокой задумчивости, либо огорчения.

— Независима? Странное слово ты выбрал. Отшила тебя, да? — спросил Дули и ухмыльнулся. — Похоже, эта девушка из тех, что мне нравятся.

Томас встал с кресла и принялся торопливо стаскивать с себя сюртук, делая это с такой небрежностью, что тот затрещал по швам.

— Что ж, Пэдди, я даю тебе свое благословение. Можешь приударить за ней, — проговорил он, комкая сюртук и бросая его на кресло. — Что до американца, стоящего перед тобой, то ему меньше всего нужна умная женщина. Этому американцу нужна отзывчивая женщина. Доброй ночи, Пэдди. Завтра нам предстоит трудный день — будем отсиживать наши ни на что не годные колониальные зады в приемной военно-морского министерства.

Дули поднял брошенный сюртук и аккуратно перекинул его через руку, зная, что именно ему придется отглаживать этот сюртук, когда он следующий раз понадобится Томасу, для того, чтобы красоваться в обществе, как какому-нибудь дурацкому павлину.

— И тебе доброй ночи, малыш, и запомни: я в этом деле с тобой, а не с твоей чертовой девицей.

Солнечные лучи просочились в обставленную с большим вкусом спальню, пробежали по шератонскому шезлонгу с его безошибочно узнаваемыми линиями, рассыпались пятнами по ковру с узором из роз и, наконец, добрались до широкой кровати с балдахином, осветив смятые простыни, свисающее до полу одеяло и груду подушек, но не найдя никого, кто бы спал на этой кровати. Кровать была пуста уже в течение двух часов, хотя пробило только одиннадцать.

Маргарита Бальфур в желтом, как лютик, пеньюаре с туго завязанным на талии атласным поясом не обратила никакого внимания на проникнувшие в комнату солнечные лучи. Она сидела, как всегда элегантно-прямо, за круглым столиком для вышивания, принадлежавшим еще ее матери и водила наманикюренным пальчиком по странице старой тетради. Ее длинные цвета темной меди волосы были небрежно завязаны желтой атласной лентой.

— Лорд М. — любит деньги больше всего на свете. Сластолюбивый волокита и паяц с мозгами насекомого, — прочитала она вслух, затем закрыла тетрадь, откинулась на спинку стула и с печальной улыбкой посмотрела на портрет необычайно красивого, но с оттенком некоторого мелодраматизма в лице, молодого человека, висевший над стоявшим неподалеку туалетным столиком. — Исчерпывающая характеристика, папа, только ты забыл упомянуть, что «лорд М.» еще и скуп. И хотя я убеждена, что твой друг Артур имел виды на маму — впрочем, он имеет виды на любую представительницу женского пола, — он, по-моему, был все же мелкой сошкой. Избавиться от него, к чему уже идет дело, не составит труда.

Наклонившись вперед, Маргарита вновь открыла тетрадь, найдя страницу, которую она досконально изучила прошлым летом, когда после похорон матери обнаружила в ее вещах личные бумаги отца. Мать, очевидно, их даже не просмотрела. Маргарита могла наизусть пересказать, что было написано в тетради под заголовком «Клуб».

«П. Т. — тщеславен, полагает, что все знает. Задайте ему любой вопрос, и он вам ответит.

Р. Х. — жаден, честолюбив и суеверен до крайности. Бедняга так боится умереть, что просто вынужден жить.

Стинки — готов проиграть последний пенни.

В. Р. — загадка, черт его возьми. Будь осторожен, имея дело с человеком без слабостей».

— Ах, папа, — вздохнула Маргарита, поставив локти на стол и опустив голову на руки. — Как ты мог, будучи таким проницательным, пренебречь собственными предупреждениями?

— Опять ты этим занимаешься? — услышала она голос появившейся в дверях Мейзи. Мейзи держала в руках серебряный поднос, на котором стояли чайник, молочник, чашка и тарелка, полная дымящихся булочек. — Человеку следует почаще читать Библию, тогда он ко многому относился бы спокойнее, — проговорила она, ставя поднос на край туалетного столика. — Мертвые мертвы, мисс, и никакие ваши затеи не оживят их, упокой Господи их душу. Живым надо продолжать жить, а не копаться в старых обидах.

Маргарита закрыла журнал и встала со стула. Ее длинная пышная юбка зашуршала, скользнув на ковер.

— Спасибо тебе, Мейзи, за этот весьма проникновенный совет. Моего отца, можно сказать, убили, моя мать умерла, будучи не в силах пережить его смерть, а ты говоришь, чтобы я все забыла и жила, как ни в чем не бывало. У тебя все так просто получается. И почему я сама этого не вижу? Почему не могу понять, что одна ложь, громоздящаяся на другую, одно несчастье, следующее за другим, — все это в порядке вещей? Ты, что же, почерпнула эту мудрость из своей Библии, Мейзи? Наверное, об этом написано там же, где говорится, что всегда надо подставлять другую щеку.

Но вслед за этими словами она улыбнулась старой женщине и, схватив одну из теплых еще булочек, жадно впилась в нее зубами, потом вскочила на кровать и уселась, скрестив ноги, в самой ее середине.

— Прости, Мейзи, я не хотела на тебя наскакивать. Но, боюсь, моей душе недостает христианского милосердия.

Мейзи подняла поднос и переставила его в изголовье кровати.

— Мне бы следовало сказать сэру Гилберту, что вы затеваете, вот что мне следовало бы сделать, и он бы забрал вас отсюда обратно в Чертси, вы и опомниться не успели бы. Не хватало только бедному старому джентльмену похоронить еще одного из своих близких.

— Но я не собираюсь умирать, Мейзи, — возразила Маргарита, комически округляя глаза и беря с тарелки еще одну булочку. Мейзи была так склонна к преувеличениям. — Они даже не узнают, что именно я буду причиной их падения. Весь этот год я тщательно обдумывала мой план и сейчас уже приступила к его выполнению. Скоро они начнут падать один за другим как спелые плоды, а я буду наблюдать за этим, изображая сочувствие и готовность помочь им в их несчастьях. У меня нет желания кричать на весь свет о своей победе, Мейзи, мне достаточно знать, что я одержала над ними верх, над каждым из них по очереди.