Оксана Сергеева - Мажарин

Его умелые пальцы, знающие, как сделать ей хорошо и приятно…

Ее удовольствие, молчаливо рвущее изнутри…

Что-то невыносимое, нечеловеческое — так хотеть его. Ничего не видеть и не слышать, ничего, кроме него, не чувствовать. Звону пряжки ремня радоваться как спасению. Вскипать от первого касания его раскаленного и твердого члена к своему измученному телу. И захлебываться от полного проникновения…

Марина задержала дыхание, парализованная первыми ощущениями. Это не секс, это мученье какое-то. Всё медленно, размеренно, едва-едва.

Неудобно-осторожно. В окружающей ночной прохладе. В одежде, которую хотелось друг с друга содрать. С дыханием сквозь сжатые зубы. С внутренним жаром, разрывающим кожу.

Серёженька, милый, еще немножко, пожалуйста…

Он поцеловал ее, раскрывая влажные губы и погружаясь языком в рот.

Приподнял на себе и снова вжал в пах. Она судорожно выдохнула, вздрогнула всем телом, и вся сжалась вокруг него. Так плотно и сильно, что у Мажарина закружилась голова и едва хватило сил дождаться ее, не кончить. Не выплеснуться раньше. И только потом, позже с задушенным рыком…

Они отдышались. Мариша горячо лизнула его шею, проходясь языком по набухшим венам.

— Пульса нет… Мажарин мертв от счастья… всё прекрасно… — хрипло прошептала она.

— Я сейчас вернусь… и укокошу тебя, Стэльмах… за то, что ты со мной делаешь… — тяжело выговорил он. — Обещаю. Курить ты бросаешь.

Так продолжалось несколько дней: на телефонные звонки Марина не отвечала, но приезжала к Мажарину вечером. Сегодня он ей не звонил.

Что толку звонить в пустоту? Надоело, и не оставляло ощущение, словно он шлюха какая-то, и его используют. Будто он мальчик по вызову, хотя это она приходила к нему и уходила. Она эти встречи инициировала, никак не впуская его в свою жизнь. Чем она занималась? Как жила?

В Стэльмах было всё, что должно его раздражать: пристрастие к сигаретам и алкоголю, развязное поведение, импульсивность. Но его это не отторгало, а почему-то затягивало с каждым днем всё глубже. Уже затянуло. Потому что смотрел на часы и ждал. Бесился и ждал ее. И ничего не мог с собой поделать.

Наконец, около двух ночи в дверь позвонили. Мажарин, оторвавшись от ноутбука, хлебнул кофе и поднялся с кресла, чтобы впустить свою гостью.

Похрен, конечно, что он в это время никогда не спит, главное, что Марина позволяла себе заявляться в такой час. Будто это нормально.

Он открыл дверь, и Стэльмах прошла в квартиру. Глянула на него и остановилась в прихожей. Прислонилась спиной к стене. Может, что-то поняла по его взгляду. Что-то почувствовала. Но смотрела на Сергея без выражения — тоже чего-то ждала. Маринка умела так смотреть. Становилась похожей на куклу, словно застывшей в одном мгновении.

— Может, не будем в спальню проходить? Я тебя тут отымею, и всё. Ты же за этим приходишь. Даже не ночуешь у меня. Трахаешься и уезжаешь.

— А в чем проблема? Я думала, мальчикам так нравится. Без головняка и мозговыноса. Я приехала и уехала.

— Мальчикам, наверное, нравится. Но я не мальчик, чтобы меня мажорка какая-то за член водила.

— Хочешь, я до утра останусь, раз тебе так этого не хватает?

— Езжай домой. И больше не приезжай.

Она некоторое время смотрела на него. Всё так же спокойно. Потом слегка улыбнулась:

— Всё правильно. Серёженька хороший. Серёженьке нужна хорошая девочка, а не бл*дина какая-то. Я больше не приеду.

Мажарина от этих слов будто что-то в спину толкнуло, он шагнул к ней, схватил за джинсовую куртку и встряхнул. И еще сильнее бы тряхнул, только бы выбить из нее что-нибудь. Не то, что она говорила. Другое. Правду какую-то.

Потому что всё, что она делала сейчас, казалось ему ложью.

У нее слишком умный взгляд для дуры и многовато в ней аккуратности для безалаберной шлюхи.

— Скажи что-нибудь!

Марина зажмурилась:

— Я сказала.

— Другое!

— Я не умею.

Она бы ушла, не коснись он ее. Но схватил, к стене припечатал, снова запах духов и кожи ее почувствовал, и мысли сбились в кучу.

— До утра останешься, — рыкнул он. — А утром уйдешь!

— Я лучше сейчас уйду… — сморщилась, как от боли.

— Утром уйдешь!

* * *

Как Мажарин и хотел, Марина ушла утром и приходить больше не собиралась. Это разумное решение, правильное. Не обижалась на его слова и претензии, но все равно оглушило чувством, словно потеряла что-то важное и значительное.

Почему-то очень хотелось плакать, и больно было внутри, хотя думала, что уже никакая боль ее тронуть не сможет.

Боль должна чем-то питаться — грызть, выжирать, уничтожать. А в ней ничего уже не осталось…

Приняв душ, обтерлась полотенцем, отжала мокрые волосы и осмотрела себя в большое зеркало. Всё тело в отметинах. Грудь, живот и на шее с одной стороны тоже яркое пятно.

Он специально это сделал. Просила же без следов, но он постарался, чтобы следы на ее коже остались.

Мажарин, ты зверь… Совсем дурной…

Высушив волосы, перекинула их на одно плечо и заплела в слабую косу, прикрыв ею засос на шее. Спать Марина не собиралась, хотя всю ночь не спала. Есть тоже не хотелось, но что-нибудь впихнуть в себя просто жизненно необходимо, иначе она свалится. Аппетит у нее давно пропал. Всё, что могла затолкать в себя за день, это пара бутербродов.

Завернувшись в махровый халат и накинув капюшон на голову, спустилась на кухню. Налив себе крепкого чая, уселась на диване перед телевизором.

— Скажи-ка мне, сестричка, куда триста тысяч дела? — спросил подошедший к ней Егор.

— Которые вчера сняла? — переспросила Марина, не удивляясь. Она давно в курсе, что Егор контролирует ее расходы. Что, куда и когда она потратила.

— Прогуляла. Шмоток купила. А что тебя это так заботит?

— Как что? Ты ж кровиночка моя, роднулечка! — Уселся рядом и похлопал ее по колену. — Переживаю, вдруг что случилось. Люблю ж тебя. По-своему.

— Угу, я тебя тоже.

Чтоб ты сдох. И долго мучился.

— Погуляла, шмоток купила, — повторил он и уставился на Стэльмах пристально. — Молодец. Хорошо. А чего в трауре тогда?

— Ничего. — Упрямо смотрела в экран телевизора, не видя картинки.

— По Вене соскучилась? — с ехидцей усмехнулся.

Марина внутри вся вздрогнула. Память тут же непрошено подкинула воспоминания о его издевательствах. Эти мысли толкнули руку к сигарете.

Захотелось в очередной раз затуманить голову никотином и ни о чем не думать, ничего не вспоминать. Но карман халата был пуст…

Откинув капюшон, она впервые за время разговора взглянула на Егора красными, воспаленными, уже высохшими от слез глазами.

— Если твой Веня еще раз подойдет ко мне и хоть пальцем меня тронет, я вскроюсь. Я тебе клянусь, я так и сделаю.

— Ты глупости не говори…

Что-то мелькнуло в лице брата, похожее на страх, и Стэльмах обрадовалась:

— Страшно, да? Может, мне себе рожу вот так располосовать? А? — Провела указательным пальцем себе от виска до подбородка. — Вы тогда сразу от меня отстанете. Такая я уж точно не буду никому нужна.

— Ты успокойся, не бесись, — с опаской сказал брат.

— Боишься, что я что-нибудь с собой сделаю? — улыбнулась, как оскалилась. Даже какое-то удовольствие получила от Егоркиного недолгого смятения.

— Давай успокойся. А то правда с катушек слетишь. Отдохни, погуляй. Что я не понимаю, что ли? Молодая же, развлекухи хочется… Давай, оторвись, отдохни. Денег тебе еще кинуть на карточку? — спросил с тошнотворной заботливостью.

— Угу, — кивнула Марина, — и побольше.

— Всё будет, только не бесись и будь умницей. Ну, звони иногда, что всё нормально. И отдыхай. — Снова похлопал ее по колену.

— Спасибо, дорогой братик.

Чтоб ты три раза сдох. И Веню своего гребаного с собой забирай.

— Вот и хорошо. — Схватил ее чашку с журнального столика, сделал глоток чая и вернул на место. — Всё, я ушел, не скучай, — зачем-то сказал он и вышел из гостиной.

Марина проводила брата полным ненависти взглядом.

— Господи, что ж мне с собой сделать, чтобы вы от меня отъ*бались… — прошептала она и завыла. Не заплакала, а взвыла протяжным безысходным стоном, прижав ладони к лицу.

Почувствовав в них влажное тепло, замолчала и посмотрела на руки. Кровь. Опять.

Всю высосали, суки. Всю! Скоро ничего не останется!

Выругавшись, пошла в ванную. Умыв руки и лицо холодной водой, еще некоторое время она стояла, слушая шум стекающей в раковину воды. Из минутного транса ее вывел телефонный звонок.

Вытерев мокрую ладонь о халат, Марина вытащила сотовый из кармана и сразу ответила:

— Да, я слушаю.

— Мариночка, всё готово. Когда вы сможете подъехать?

— Сегодня, — быстро сказала она, — давайте встретимся через полтора часа. Где и всегда.

— Хорошо.

Немного воодушевившись, привела себя в порядок и переоделась. Оглядев себя в зеркало, вполне удовлетворилась увиденным. Косметика помогла скрыть следы болезненной усталости.

Из нижнего ящика комода она достала деньги, снятые накануне с карточки. Отсчитала от них сумму, которую нужно отдать ювелиру за копии драгоценностей, и спрятала их отдельно, во внутренний карман. Остальное завернула в непрозрачный полиэтиленовый пакет и тоже сунула в сумку.

До кафе добралась без пробок и намного раньше оговоренного времени. Это не беда. Лучше здесь подождать, чем нервничать в дороге. Выбрав самый дальний столик, она села и заказала кофе.

Ювелирный мастер подошел через двадцать минут.

— О, Мариночка, вы уже здесь? Давно ждете?

— Нет, я только подошла, — улыбнулась она мужчине с густой седой шевелюрой.

Он уселся за столик, пограбил пятерней растрепанные волосы и открыл кожаный портфель.

— Вот, пожалуйста. — Вытащил серьги и положил их на стол.

Марина отдала конверт с деньгами и взяла свои серьги. Присмотрелась.

— Боже, как настоящие, — восхищенно проговорила она. — Я точно не отличу. Если свои сейчас сниму, то точно спутаю.

— На глаз отличить невозможно, — приятно улыбнулся мастер.

— Здорово, — всё улыбалась Маринка, глядя, как сверкают на ладони стекляшки. — Спасибо большое.

— Обращайтесь. — Поднялся, готовый уходить.

— Обязательно. Как возникнет такая потребность.

Допив остывший кофе, Марина довольно вздохнула. Теперь нужно положить оригиналы драгоценностей и оставшиеся наличные в банковскую ячейку. Что она и сделает прямо сейчас. Все ее побрякушки уже там, а дома копии. Для братца. Разумеется, о том, что она откладывает наличные, он тоже не знал. Когда-нибудь она все равно вырвется из этого сумасшествия.

Когда-нибудь она сбежит. У нее получится, так не может продолжаться вечно.

Только вот сбежать — это не переехать на другую квартиру. Нужно уезжать далеко, куда-нибудь за границу, чтобы там навечно затеряться. Но для этого нужны деньги. Приличные деньги. Просто так уйти она, дура, уже пробовала. Думала, переедет на квартиру, в которой они раньше с матерью жили, и всё кончится. Но ничего не кончилось, Егор ее вернул. После «возвращения» стало очень неудобно жить. С поломанными-то ребрами…

Так что лучше до поры до времени изображать смирение. Хотя бы пытаться.

Как же она устала от этой невыносимой жизни! До тошноты устала!

* * *

Марина больше не приходила. И не звонила. Он тоже ей не звонил. Всё, как договаривались.

Только легче от этого не стало. Места себе не находил и все время возвращался к ней мыслями. Ведь привыкнуть к ней за такое короткое время не мог и не должен! И не знал ее толком! Но странное беспокойство не отпускало. Поэтому плевал на всё и снова позвонил после трехдневного молчания.

На этот раз ответили ему с первого гудка, но обрадоваться Мажарин не успел, узнав голос Нины Савиной.

— Серёж, — как-то несмело сказала она, сразу насторожив своим тоном.

— Марина где?

— Вышла…

— Куда вышла? — резко спросил Сергей и сорвал с вешалки куртку, которую только что туда повесил.

Схватив ключи от машины, он выскочил из квартиры. Сознание заработало импульсами.

Еще ничего не видел, не понял, не узнал, но внутри всё всполошилось от ощущения беды. Уже был в лифте, когда Нинка еще пыталась объяснить, где они с Маринкой сидели и куда она делась. Уже садился в машину, набирая номер Витьки.

Тот сразу взял трубку и зло бросил:

— Я сейчас буду. — Злился он, само собой, не на друга. Нина уже ему тренькнула. Во всем созналась и про звонок Сергея сообщила.