Володя изменился в лице. Может, это было не так заметно окружающим, но его жесткий взгляд я знала. Он отозвал Кирину свекровь и вытащил чековую книжку. И судя по ее ухмылке, он решил все вопросы. Кира была расстроена, а я пыталась ее утешить. Я конечно понимала, что она влипла и отчасти винила себя. Потому, что забыла о ней, занимаясь только своей семьей.

Пробыли мы там не долго. К Володе начали подтягиваться их родственники с различными просьбами, он не отказывал, но и не соглашался. И вообще у меня создавалось впечатление, что его держат там за свадебного генерала. Его терпению, наконец, пришел конец и мы собрались уходить, сославшись, что сына укладываем спать только мы сами. На прощание мы пожелали им счастья, потому, что так положено желать. Хотя было совершенно очевидно, что никакого счастья там не будет, и очень скоро Кира поймет куда она попала. Я обещала поддержать ее если что. И мы ушли. Вот так я потеряла подругу. Может, мы и будем созваниваться по телефону, но встречаться, как раньше уже нет. У нее семья, у меня семья. У нас разные семьи и совершенно несовместимые мужья. Остается только телефон. Сначала часто, потом по мере течения времени все реже и реже. А потом от нашей дружбы останутся только воспоминания. Потому, что общего уже ничего не будет в настоящем, только лишь, тени прошлого.

Но жизнь продолжалась. И у меня все хорошо, я научилась снова радоваться. И со мной были муж и сын. А что еще нужно?

Еще нужно, что бы Костю поймали. И тогда я освобожусь от всего негативного. Я думаю, что со временем и это случится. А пока будем жить.


Володя долго смотрел на меня за ужином. Внимательно так. Потом спросил

— Как ты, Маша?

— Нормально. Все хорошо. Что-то не так, Володечка?

— Не знаю. Понимаешь, я и говорить тебе боюсь, и в себе держать не могу.

— А что не можешь держать? Плохое оно или хорошее?

— Не знаю. Потому и смолчать не могу. Поделиться мне надо, Машуня. Я, пожалуй, столкнулся с тем, что не укладывается у меня в голове, не поддается здравой логике, и вообще ничему не поддается. Понимаешь?

— Понимаю. У меня много, что не укладывается в голове и не поддается здравой логике. Оно существует отдельно от моего понимания. Я просто допускаю, что если так есть, то оно имеет право на существование.

— Ух ты. Философ, прямо!

Он рассмеялся, глядя на меня влюбленными глазами. А я что? Я рада! Потому, что люблю его больше жизни.

— Маша, а ты бы могла простить человека, которого прокляла?

— Не знаю. Я только одного человека прокляла. И простить его? Нет. Я думаю нет.

Володя перевел с меня глаза на стол и разглядывал лежащую там вилку, как будто произведение искусства какое-то. Как-будто видел такой столовый прибор впервые. А потом вздохнул, тяжело так. И у меня в душе, что-то шевельнулось. Он нуждался во мне, в моем понимании, сейчас именно нуждался. И тут я осознала, что он что-то знает, то, что тяготит его душу. И боится мне сказать именно потому, что это связанно с Костей. Ведь он единственный человек, которого я прокляла. Которому желала такие муки, которые ни один грешник, бы не заслуживал. А я желала за все то зло, которое он причинил моему ребенку. Ведь он мог и умереть. В любой момент, пока был без меня. Психолог Оля объяснила мне все, и я поняла, что она выразила словами, то что я чувствовала, и просто напросто озвучила мой страх. Но свои проклятья Косте я не снимала. И сколько раз мне говорили, что зла желать нельзя, что к тебе и вернется, но ему я желала. Не за себя, за сына, а теперь Володечка что-то о нем знает. И боится мне рассказать, потому, что оно видимо хуже того, что я могла придумать в наказание.

Я молчала. Еда не лезла в горло. Я тупо смотрела на тарелку, а он на вилку лежащую на столе. Первой наше молчание прервала я.

— Говори. Расскажи, что с ним и где он? Умер, да?!

Последнюю фразу я произнесла с ехидной улыбкой, потому что желала смерти Косте. Я ждала подтверждения, но он молчал. Я была уверена, что Костя умер. Потому что Володины деньги всплывали то там, то сям. Их тратили, не подозревая об их происхождении. Люди путались, рассказывали небылицы о происхождении денег. Но когда тратили их открыто, то те небылицы как правило подтверждались: и нашел в помойке пачку евро, или ребята за ниточку привязывали, а я отобрал и понял, что они настоящие. Вот такие истории были правдой. А теперь, вспоминая все это, я ждала рассказ моего мужа, о демоне, чуть не разрушившем нашу семью. Да что семью, жизнь нашу.

— Маша, он жив. Но его нашли. Проблема в том, что привлечь его к ответственности практически невозможно.

— Почему?

— Он ничего не помнит. Вот просто ничего. Он даже не знает, как его зовут. Вообще ничего не знает. Мы сейчас пытаемся восстановить его жизнь, найти очевидцев, понять в конце концов, что случилось. Он жалок, понимаешь, просто жалок. И я уже не ненавижу его. Он не человек и не животное. Он ест и спит. Он не говорит, и взгляд его безумен. Я помню его другим. И не знаю, наше ли проклятье так подействовало на него, или Бог его покарал. Но я понимаю, что такое наказание слишком. У него отняли разум, и он перестал быть человеком. Но он стал идеальной машиной для убийства. Он силен, ловок и все навыки бойца сохранил. Он убил троих в драке. После чего был ранен полицейским и сейчас находится в больнице. Я был у него. Он после операции. Он не узнал меня.

— Может, симулирует?

— Нет! Врачи уверены, что нет. И почему он жил с бомжами? У него нет денег. Он нищий, без роду и племени, он никто. У него нет документов. Он опустился, он не человек, Маша. понимаешь, он не человек. И мне его жаль. И я испытываю муки совести. Я не желал ему такого. Много желал, но не этого.

— Мне все равно, — произнесла я, но мне было не все равно.

— Его опознали, когда сняли отпечатки пальцев.

— Что теперь?

— Не знаю. Я оплатил его лечение. Я хочу чтобы он вспомнил и ответил за содеянное.

— Наверное, ты прав. Я подумаю об этом позже. Но разве он уже не ответил?

Мой вопрос так и остался без ответа и больше мы об этом не говорили, ни сегодня, ни завтра, ни ближайшую неделю.

====== Каждому свое ======

Вчера мы с Володей официально зарегистрировали наши отношения. Теперь у меня есть документ, что он, Володечка, принадлежит мне со всеми потрохами. И фамилия теперь у меня Субботина, как у мужа и сына.

Я восстановилась в институте. Грызу гранит науки, так сказать. И не просто так грызу, а под строгим контролем собственного мужа. Он считает, что я буду его правой рукой. Но я то понимаю, что бизнес — не мое призвание. Так если только в отдельном закрытом кабинете, чтобы подальше от людей может и смогу помочь как-то. Не люблю я шумные компании, и всякие там деловые разговоры. Не люблю делать хорошую мину при плохой игре. И вообще все эти взрослые игры не по мне.

Я хочу простого человеческого счастья. Такого о котором каждая девушка мечтает, и каждый хочет. Я хочу любить и быть любимой. И я люблю. Совершенно безрассудно и безгранично люблю единственного мужчину о котором грезила с самого раннего возраста. И он меня любит. Вот и вся сказка. И сын у нас есть, и «мама» он уже говорит, и «папа» тоже. Так что больше чем я имею, мне пожалуй и не надо. Но оказывается надо. Не все так просто. Остановиться на достигнутом просто не возможно. Ведь жизнь продолжается, возникают проблемы, которые надо решать, бывают неприятности крупные и мелкие. Мы с моим Володечкой порой даже ссоримся. Но так не серьезно ссоримся. А как иначе? Мы же люди. Просто люди, не выдающиеся там какие-то, не супер, а просто люди со своими достоинствами и недостатками, и чего больше кто его знает. Не знаю я чего в ком больше. День так видится, а день по другому. Но это все мелочи. Главное, что мы вместе. Вместе!!! Прямо так, как в моих мечтах.

Вот сижу я рядом с ним и вспоминаю, что именно так я все в снах своих и видела… И не слышу я тогда уже всего того, что говорит он мне, а просто любуюсь. И даже не им любуюсь, а тем, что свершилось все… Все сбылось!!!

Следствие по делу о похищении нашего сына закончилось. Был суд, но судили только одну Зину. А что она собственно? Она и не знала ничего. Так ввязалась по дурости, а потом решила, что мать моему мальчику заменит. Дура она. Дура и все. Получила свой условный срок и стала в няньки ко мне проситься. Но Володя только глянул, и она замолчала.

А потом мы ее из зала суда отвезли в больницу к Косте. Он не узнал ее. Смотрел на нее, как на все и всех совершенно безразличными глазами. Ему уже не помочь. Так и проведет он свои дни и годы в доме инвалидов. Не человек и не растение. Так, никто!!!

А вот Зина так плакала, все достучаться до него хотела. И гладила его и ласкала и за плечи трясла, и вспоминала все, и рассказывала… Только вот он никак. Тогда она на Володю бросилась. В сердцах! Аж кулаками по его груди колотила.

— Что вы, — говорит — с моим мальчиком сделали! За что вы его?! Он же такой славный был… Это вы — говорит, — во всем виноваты.

А Володя мой ничего, просто с сожалением глядел на нее. И я с сожалением. Ведь вроде взрослая тетка, а что хорошо, а что плохо, не понимает. То чему нас с детства учат. Что такое хорошо, и что такое плохо, не знает. И градации такой у нее в сердце нет. Вот какие люди на свете живут. Не просто же, ох, как не просто… Но живут. Значит, и они нужны. Пусть даже для того, чтобы плохое  наглядным было.

Дома уже мне Володя все рассказал. Потому, что его люди вместе с полицией восстановили, что случилось с Костей. А случилось следующие: ехал он в электричке с сумкой с деньгами. И мечтал о безбедном существовании, и билет за границу у него уже был на поезд правда, но был. Тут к нему привязались два алкаша, стали на водку просить. Он их послал, встал и пошел с сумкой. Они его в тамбуре нагнали, завязалась драка, они его в двери открытые и толкнули. Это на полном ходу. Он упал, покатился с насыпи, они испугались и сумку вслед за ним выкинули. Сумку эту обходчик нашел, открыл, а там деньги. Вот он и зажил красиво. Квартиру в Москве купил, машину. Он утверждает, что человека на путях не видел. А кто теперь докажет был там человек или не был. Скорее всего Костя был тогда в сознании когда упал, но не совсем. Или он решил, что сумка осталась в вагоне, но он ее не искал. Он, видимо, поднялся и пошел в сторону города. Только гематома между оболочками и мозгом нарастала, потому, что кровь текла и не останавливалась. А помощь ему никто не оказывал. Бомжи к которым он попал клялись, что он говорил вначале, а потом перестал. Плакал, по земле катался. Болел — одним словом. Они его и пригрели — человек же. Кормили, водку давали. Говорят мужик хороший был сильный. Если чего — дрался. Кровоизлияние не рассосалось, а так и осталось, как опухоль. Вот и давило на мозг. Слишком долго давило. Столько, что человеком он уже никогда не будет.

Вот и вся история. Каждый получил… То, что хотел или не то, не знаю. Я — то!!!

А, забыла сказать. Виталина родила и уехала с ребенком в свою Италию. Так, что я не вижу ее и не слышу о ней ничего. А оно мне надо?! Я бы пожалуй закончила свой рассказ. Но есть еще кое-что, чем очень хочется поделиться. Я у врача была и он подтвердил, что нас скоро будет не трое, а четверо! Я побежала прямо из консультации в офис к мужу. Андрей еле поспевал за мной. Я так спешила, так спешила, что запнулась об порожек и со всей высоты моего немаленького роста грохнулась на пол в его офисе. Боже, как это больно!!! Я даже разревелась от боли и обиды… А коленки мои многострадальные стали сплошным синяком и опухли. Вот приехали мы в больницу, чтобы жидкость из сустава откачивать, меня врачи спрашивают, есть аллергия или противопоказания какие к лекарствам. Тут я и говорю, что беременная я… Так мой Володечка и узнал, что отцом во второй раз станет. А теперь все. КОНЕЦ!!!