От Вулфа не укрылась внезапная перемена в Кимбре: ее бледность, трепет и общая нервозность. Он был удивлен. Он предполагал, что ей не терпится снова оказаться на суше. Немного поразмыслив, викинг признал, что у пленницы все же были основания тревожиться. Он намеренно не заговаривал о своих планах насчет нее. Надеялся, что она решит покориться еще до того, как судно причалит к берегу.

Сообразив это, Вулф был раздосадован. Кимбра принадлежала к англосаксам, отважному, но непоследовательному народу, которому грозило бы полное истребление, не возьми король Альфред судьбу Англии в свои руки и не возглавь сопротивление датскому вторжению. Все это хорошо, но целый народ не должен полагаться на единственного лидера, не должен ставить свое будущее на одну карту. Викинги никогда так не поступали.

При мысли о родине лицо Вулфа просветлело. Довольно было даже короткой отлучки, чтобы в душе возникла невосполнимая пустота, сильнейшая тяга к земле своих предков. Вскоре они смогут согреться у родного очага и ощутят себя дома, но прежде неплохо причалить, размяться после недели на веслах и настрелять дичи. Рыба уже не лезла в глотку.


Скоро Кимбра поняла, что корабль изменил курс, и уставилась на полоску земли. Та приближалась слишком быстро. Вскоре взгляду открылось холмистое побережье, густо поросшее сосновым лесом и перерезанное бесчисленными речками и ручьями. Девушка была приятно удивлена, так как ожидала совсем иного: айсбергов, фьордов с крутыми утесами и почти бесплодной тундры. Но перед ней лежала земля, полная дикой красы.

У викингов было много работы. Их могучие тела двигались синхронно, в четком ритме — зрелище, которое Кимбра находила захватывающим. Вулф поставил к рулю Олафа, а сам занял его место у весла. Большинство воинов сменили рубахи на штаны из мягкой кожи, чтобы можно было раздеться до пояса. Девушка не могла оторвать взгляда от широкой спины Вулфа. Он сидел, уперев ноги в ребро судна, раскачиваясь взад-вперед, и так же раскачивались черные крылья его волос. Вот он обернулся, бросил через плечо какую-то грубую шутку и блеснул в улыбке белизной зубов. Кимбра поспешно отвернулась, не желая, чтобы ее завороженный взгляд был перехвачен.

Берег рос. Буквально на глазах разбухал желто-зеленым тестом. Желтое было устьями рек и речушек, где сидели чайки и грелись на солнце тюлени, зеленое — раскидистыми кронами сосен. Не успела Кимбра оглянуться, как прозвучала команда пристать. Весла были разом подняты, так что корабль словно ощетинился. В воду полетел каменный якорь на толстенной железной цепи. Судно содрогнулось и застыло, чтобы потом закачаться на легкой зыби.

Несколько человек из команды вооружились и вброд направились к берегу, остальные принялись складывать парус и крепить весла.

Кимбра с сомнением оглядела полосу воды, что отделяла ее от берега. Она бы запросто добралась до суши вброд, как викинги, если бы не горностаевая мантия.

Девушка робко взглянула на Вулфа. Тот стоял у кормового трюма, передавая другим какие-то припасы. Он поймал ее взгляд, и его глаза заискрились. Он находил смятение пленницы забавным.

— Мы высаживаемся, а ты? Останешься здесь?

Кимбра была возмущена.

— Будь на мне другая одежда, я бы здесь не сидела! Добралась бы до берега не вброд, так вплавь!

— Ах да, я забыл. Ты же отлично плаваешь.

Больше Вулф ничего не добавил, и Кимбра совсем расстроилась. Впервые за всю неделю она чувствовала себя беспомощной, брошенной на произвол судьбы. На берегу не было никаких признаков человеческого жилья, и, если честно, она вообще не понимала, чего ради было бросать якорь именно здесь. Что станется с ней на этом пустынном берегу? Горло стеснилось, на глаза навернулись слезы.

В следующий миг она была в объятиях Вулфа. Он нес ее к борту. На сей раз быть глухим, немым и бесчувственным выпало Олафу, который принял Кимбру из его рук. Впрочем, скоро девушка снова оказалась в объятиях Вулфа. Доставив ее на берег, викинг с минуту держал руку у нее на плече (жест был удивительно ободряющим), потом нагнулся за оружием.

— Сегодня будем есть мясо.

Он отдал все нужные распоряжения и бегом скрылся за изгибом берега, догоняя остальных.

Кимбра посидела у костра, отошла по своим делам за густую купу кустарника, потом решила пройтись, чтобы размять ноги. Ей пришло в голову, что она может запросто уйти от лагеря. Интересно, как скоро ее хватятся? Да и хватятся ли вообще? Ведь все дружно делают вид, что ее не существует. Кто станет преследовать невидимку?

Впрочем, она не стала искушать судьбу и правильно сделала. Когда некоторое время спустя она вернулась в лагерь, Олаф поднял взгляд от горшка, в котором что-то помешивал, и молча кивнул. Выходит, они ее все-таки замечали.

Хотелось прилечь, как мужчины, но Кимбра не решилась и села к костру. От горшка шел такой аппетитный запах, что живот требовательно заурчал. Олаф добавлял в варево какие-то приправы, принюхивался, пробовал и снова лез в мешочек у себя на поясе. Наконец он унялся и сел.

— Что там? — спросила Кимбра и указала на мешочек.

Одноглазый был поражен, что она к нему обратилась. Однако не повернулся на голос, и Кимбра думала, что не получит ответа. Но Олаф прокашлялся и заговорил, не поднимая взгляда от ветки, из которой мастерил ложку:

— Это смесь для вкуса: соль, петрушка, шалфей и разное другое.

Кимбра улыбнулась, счастливая уже оттого, что хоть кто-то удостоил ее словом. Она склонилась ближе к горшку и принюхалась:

— Я чувствую черный перец и тмин. — Когда на лицах викингов появились улыбки и ей удалось перехватить пару-тройку любопытных взглядов, она заметила: — Значит, будет заяц.

Одноглазый передернул плечами, стараясь казаться равнодушным, но он явно был под впечатлением. Наступила очередь сахарной свеклы, ячменя и капусты, которые Олаф понемногу добавлял в горшок. Потом он заговорил снова:

— И зайца довольно. Ведь пристали только на одну ночь.

Одна загадка разрешилась. Кимбра отважилась на вопрос:

— А где мы?

— Где? — Олаф несколько опешил. — Здесь никто не живет, а значит, нет и названия. Мы всегда здесь пристаем, если нужно поохотиться.

— А где кто-нибудь живет? Поблизости?

Олаф открыл рот для ответа, но тут послышался отдаленный оклик. Охотничья партия возвращалась. Они и в самом деле принесли несколько упитанных зайцев, которые тут же были освежеваны, выпотрошены, порублены на куски и уложены в горшок с подливкой. Кимбра подумала, что куда проще было бы поджарить их на вертеле, но когда попробовала варево, все поняла. Олафа приняли бы с распростертыми объятиями даже на королевской кухне.

Пока длилась трапеза, на землю успели опуститься долгие летние сумерки севера. Чайки, буревестники и другие береговые птицы потянулись к гнездам. В небе повис тонкий серпик луны. Бриз немного посвежел, но так и не стал по-настоящему холодным.

Викинги начали готовиться к ночевке. Неожиданно для себя Кимбра осознала, что ее разговор с Олафом, пусть короткий, разрушил барьер, стоявший между ней и этими людьми. Именно он заставлял воинов держаться от нее как можно дальше, не позволял даже взглядом подтверждать ее присутствие. Теперь девушка могла «слышать» своих спутников. По привычке она мысленно отгородилась от окружающего мира высокими стенами. Но сделала это не раньше, чем ощутила радостное предвкушение от возвращения домой. Это навеяло грусть: то, что еще недавно она принимала как должное, было отнято, и, быть может, навсегда.

Ощутив на щеках влагу, Кимбра с досадой подумала, что то и дело пускать слезу — занятие очень утомительное.

Вулф поднялся, стряхнул песок и протянул ей большую мозолистую руку.

— Идем!

Сердце ухнуло в пятки. Она может отказаться, но что это даст? Ему не придется слишком усердствовать, чтобы заставить ее повиноваться. Стараясь держать себя в руках, Кимбра встала, но руку спрятала за спину. Вулф посмотрел на нее неодобрительно, но настаивать не стал, а просто пошел по берегу прочь от костра. Девушке очень хотелось высказать пару горьких истин о его характере, происхождении, а главное, воспитании, но он уже был далеко. Ей ничего не оставалось, кроме как пойти следом. Босые ноги вязли в песке, было неудобно кутаться в мантию и одновременно подбирать ее при ходьбе, к тому же никак не удавалось поспеть за широким шагом Вулфа.

Он шел не оглядываясь, а когда наконец остановился в доброй четверти мили от лагеря, то сделал это так внезапно, что Кимбра (ей только-только удалось разогнаться) налетела на него сзади. Это было немногим лучше, чем налететь на каменную стену.

— Ну и зачем было тащиться в такую даль?!

Вместо ответа он достал что-то из своего походного мешка, вложил ей в руку и указал на поляну среди каменных глыб.

— Я подумал, ты захочешь принять ванну.

Принять ванну? В Богом забытой глуши, вдали от поселений? Очевидно, речь идет о какой-нибудь питаемой ледниками речке. Вымыться хотелось, но мысль о студеной воде заставила содрогнуться.

— Горячая ванна, — многозначительно произнес Вулф.

Взяв Кимбру за плечо, он повлек ее к поляне, где словно из самой земли поднимался пар. Вблизи это оказалось россыпью больших и малых водоемов, на дне которых шевелились бугорки песка. Большинство было размером с лужу, но имелся и такой, где могла бы разместиться целая группа людей. На поляне было тепло, как в парной.

Ванна! И с мылом! Потому что брусок, который Кимбра держала в руке, наверняка был куском мыла, хотя и мало напоминал то, которым девушке приходилось мыться до сих пор, — лавандовое или розовое. Она посмотрела на обмылок, как на величайшую драгоценность.

— О, благодарю! Я быстро!

— Можешь не торопиться, времени сколько угодно.

Вулф улегся на поросшую цветами и мхами землю и приподнялся на локте, чтобы лучше видеть водоем.

— Мне не следовало забывать! — процедила Кимбра, изнемогая от желания запустить в викинга мылом.

— О чем это?

— Что за все приходится платить! Я не собираюсь мыться ни твоих глазах!

— А что тут такого? — Вулф был или искренне удивлен, или умело притворялся.

— «Что тут такого»! — едко передразнила Кимбра. — Это неприлично! Нескромно! Я не настолько бесстыдна, чтобы раздеться перед мужчиной! И не говори, что ваши женщины…

— Наши женщины гордятся своим телом, а не стыдятся его. Ложный стыд нам незнаком.

— С чем вас и поздравляю!

Кимбра сделала шаг в ту сторону, откуда пришла. Вулф остановил ее, поймав за лодыжку. Не рванулся к ней, не бросился наперерез. Просто рука нырнула под мантию и ухватила ее ногу. У него были ловкие, горячие пальцы, бугорки мозолей слегка вдавились в кожу.

— Пусти!

— Ну уж нет.

Он согнул руку в локте, принудив Кимбру подступить ближе. Пальцы двинулись вверх, нашли впадинку под коленом…

Кимбра перестала дышать. Она была изумлена, потрясена, перепугана. Однако не тем, о чем она подумала. Ее испугала собственная реакция на прикосновение.

Когда пальцы коснулись впадинки, ее пронзило острое желание, от которого свело бедра. Между ног словно расцвел огненный цветок. С губ сорвался возглас, который Кимбра хотела, но не могла подавить, хотя до боли прикусила губу.

Глава 4

Вулф вскочил, схватил девушку за плечи и слегка встряхнул.

— Прекрати это! Ты поранилась!

Хотя на ее нижней губе темнели капли крови, она как будто не понимала, о чем речь. В ее глазах застыл немой вопрос. От гнева (не на нее, а на себя) голос Вулфа стал резким и скрипучим:

— Иди и мойся!

Кимбра была очень бледна, но бестрепетно выдержала его взгляд и упрямо помотала головой.

До сих пор Вулф знал лишь беспрекословное повиновение. Викинги верили, что от малого непослушания до полной анархии всего один шаг, что человек потому и стал царем природы, что умел бороться с хаосом, этим чудовищем, что всегда таилось где-то поблизости, выжидало, готовясь пожрать неосторожного, неудачливого и в особенности слишком глупого, чтобы понимать все значение дисциплины и порядка. Только так можно было выжить в мире, где всегда правил сильнейший. Именно поэтому Вулф никогда не колебался навязывать свою волю. Кимбру следовало наказать за то, что она посмела ослушаться приказа. Но он не мог и вместо этого попробовал подступиться к ней иначе:

— Ты слишком много о себе мнишь, а между тем твои страхи беспочвенны. — Он окинул взглядом водопад каштановых волос, почти столь же роскошный, что и мантия. — Я предпочитаю блондинок. — Позволил взгляду опуститься ниже. — Грудастых, с большим задом.

Локи, бог шутки и розыгрыша, разинул бы рот от зависти. Ложь вышла хоть куда, отменная, так что не подкопаешься. Пожалуй, даже слишком отменная, подумал Вулф. Эдак Локи приревнует и не допустит его после смерти в Валгаллу. Но чего стоило одно только выражение лица Кимбры! Глаза ее округлились, рот приоткрылся, щеки порозовели. Вулф не расхохотался только чудом. В последнее время он слишком часто испытывал такое желание, и оно шло вразрез с его суровой жизнью.