Когда она снова решилась посмотреть в сторону берега, Вулф был уже на палубе и шел к ней. На толпу вдруг опустилось молчание, еще более гнетущее, чем предшествующий шум. Потом начался тихий ропот, обмен замечаниями, которые не принято высказывать в полный голос. Щеки у Кимбры загорелись, сердце екнуло. Она физически ощущала общее любопытство, сумбурный вал темных, едких эмоций. Он накатился и захлестнул ее, грозя утопить.

Дыхание перехватило, в глазах потемнело. Не время выказывать слабость, подумала Кимбра. Она должна достойно встретить свою судьбу, как бы та ни повернулась. С яростным отчаянием она начала строить мысленные стены, чтобы замкнуться в них, защитить себя от хаоса чужих эмоций. Только бы удалось сделать их достаточно крепкими…

— Пора! — сказал Вулф и, не дав Кимбре опомниться, подхватил ее на руки.

— Я могу идти сама!

Если честно, она не была в этом уверена, однако гордость требовала выразить протест. Вулф передернул плечами, но шага не замедлил. Только на молу он снизошел до ответа:

— Я решил нести тебя, и понесу.

На этом разговор был окончен. Кимбра, закутанная в горностаевую мантию, на руках была внесена в норвежский порт Скирингешил.

Вулф вспомнил свое первоначальное намерение протащить ее по городу в цепях, нагую и опозоренную. Вспомнил и усмехнулся. Все было иначе, когда он поставил парус, чтобы отправиться в далекий путь к форту Холихуд, за женщиной, что нанесла оскорбление ему, а тем самым и его народу. Тогда он верил, что она заслуживает наказания. И вот он несет ее на руках, а на ней его мантия — символ того, что ей ничто не угрожает.

Люди расступались. Некоторые в немом изумлении, другие — перешептываясь. Он не обращал внимания. За спиной толпа смыкалась и двигалась следом, к крепостным воротам. Те начали отворяться еще до того, как Вулф приблизился. Он ответил кивком на приветственные возгласы дозорных. Тем же быстрым шагом, не задерживаясь, миновал хозяйственные постройки, жилые строения, конюшню и псарню, кухню и трапезную и наконец приблизился к отдельно стоящему жилищу — тоже одноэтажному, но просторному, сложенному из сосновых бревен, еще хранивших запах леса. Дверная рама и оконные переплеты привлекали взгляд сложным узором в ярких голубых, красных и желтых красках. Над входом, под несколько выступающей стрехой, висели два скрещенных боевых топора, с давних времен служившие символом верховной власти.

Вулф распахнул дверь ударом ноги. Прорубленная специально под его рост, она была достаточно высока, но он по привычке склонил голову, как делал в других жилищах. Внутри он огляделся, заново ощущая законную гордость. Исконные скандинавские народы, норвежцы и датчане, жили в своих поселениях в тесном единстве, делили не только тяготы и достижения, победы и поражения, но и кров, пищу, очаг. Только глава, владыка имел право на свой собственный угол, и угол этот во всем носил печать его могущества.

Жилище состояло из единственного помещения с необъятной кроватью в углу, сколоченной из тонких березовых бревен и накрытой покрывалом из волчьего меха. Вулф не без сожаления опустил Кимбру на эту экзотическую постель.

— Я пришлю женщин, которые будут тебе прислуживать. До сих пор им не приходилось видеть настоящую леди, поэтому тебе придется объяснить свои потребности.

Ее глаза были поистине морской синевы, в которой можно было утонуть. Вулф ничего больше не прибавил и быстро вышел, но дух перевел только за порогом.


Кимбра уселась и обвела взглядом помещение. Она была поражена его варварской роскошью. Стены от пола до самых потолочных перекрытий были увешаны всевозможным оружием, вдоль них красовались искусно украшенные сундуки, а у окна, из которого открывался великолепный вид на бухту, стоял резной стол и два стула с высокими спинками. На столе виднелись железные весы (на таких Кимбре приходилось взвешивать мелкую разменную монету, что шла на вес), а также изумительный графин и несколько бокалов византийского голубого стекла с серебряной отделкой. Все, на что падал взгляд, свидетельствовало о богатстве и могуществе владельца. Даже небольшой деревянный ушат для воды мог похвастаться красивыми ручками из чеканной бронзы.

Пока Кимбра осматривалась, дверь отворилась. В дом вошли три женщины. Две из них были высоки и одеты весьма нарядно: в богато расшитые платья с белыми нижними юбками, кружевная отделка которых при каждом шаге показывалась из-под подола. У ворота платья были сколоты красивыми брошками. Их несомненное сходство говорило, что это мать и дочь, причем мать носила волосы уложенными в прическу, а дочь — по-девичьи заплетенными в косы. Другим отличием была связка ключей на поясе у старшей женщины.

Третья — тоже молодая — была заметно ниже ростом и много смуглее. Одежда ее не имела и намека на украшения и была просто грубой шерстяной хламидой с обтрепанным над босыми ногами подолом. Черные волосы ее были небрежно прихвачены у шеи обрывком веревки. Она робко улыбнулась Кимбре, когда ставила на стол деревянный поднос с едой.

— Леди, нас посылает лорд Вулф, — начала старшая по-английски (она выговаривала слова очень тщательно, как человек, плохо знающий язык). — Ты будешь мыться и есть.

Женщина прищурилась, пытаясь понять, дошло ли сказанное до Кимбры.

— Спасибо, — сказала та, несказанно благодарная брату Чилтону за его уроки норвежского. — Могу я узнать ваши имена?

Мать и дочь переглянулись, удивленные ее познаниями.

— Я — Марта, дочь Ингрена, — сказала старшая, расправляя плечи и становясь еще выше. — А это моя дочь Кирла. — Она умолкла, спохватилась и добавила: — А эта ничтожная — Брита.

— Ничтожная? — переспросила Кимбра, думая, что ослышалась.

— Рабыня, — пренебрежительно пояснила Марта и обратилась к смуглянке: — Что стоишь, неси горячую воду!

Девушка бросилась исполнять приказание, а Кимбра сдвинула брови. Рабство существовало и среди англосаксов. Рабами — то есть людьми полностью подневольными — считались военнопленные или преступники, отбывающие срок на принудительных работах. Для первых рабство кончалось в тот день, когда их выкупали, для вторых — когда истекал срок работ, но и в том, и в другом случае с ними обращались так, чтобы не страдало их человеческое достоинство. Судя по виду Бриты и по тому, как ею помыкали, на севере все было иначе.

Правда, и в Англии случалось, что с рабами обращались не самым достойным образом. Возможно, это был тот самый случай. Кимбра невольно задалась вопросом: кто же она сама? Пленница, она недалеко ушла от той же Бриты, но разница в их положении была очевидной.

Между тем та вернулась с двумя ведрами, от которых поднимался парок, поставила их, снова выскочила за порог и на этот раз появилась с ведром холодной воды и неглубокой кожаной лоханью, больше похожей на таз.

— Лорд Вулф приказал тебе мыться своим английским способом, — объяснила Марта, — потому что ты не выдержишь жара нашей бани.

Она поджала губы, как бы говоря, что презирает столь хрупких женщин. Кимбра с сомнением оглядела таз, не зная, каким образом сумеет принять в нем ванну.

— Иди же, леди! — позвала Кирла, взглядом испросив у матери разрешения перенять инициативу. — Вставай в таз!

Кимбра неохотно подчинилась, но когда Марта взялась за край мантии, чисто инстинктивно крепче вцепилась в одеяние. Женщина сделала нетерпеливый рывок. Собравшись с духом, Кимбра разжала судорожно согнутые пальцы и выдержала откровенный осмотр, после которого вид у Марты стал еще менее любезным, а Кирла заметно расстроилась. Из трех женщин только Брита не подняла потупленных глаз. Разбавив горячую воду до нужной температуры, она сделала знак, что можно начинать.

Оказывается, рабыня имела право лишь готовить воду, мытьем же занималась Марта. Кимбра позволила окатить себя из ковша, но увидев, что к ней тянутся руки с намыленной тряпицей, категорически отказалась от подобных услуг и настояла на том, чтобы вымыться самой. К концу омовения ее трясло от холода: непохоже было, чтобы летом здесь пользовались жаровней, а между тем в помещении не мешало бы повысить температуру.

— Теперь ешь, — сказала Марта, указывая на поднос. — Садись за стол.

Кимбра села, и Брита, с той же робкой улыбкой, сняла льняную салфетку с принесенной еды. Здесь были ломтики копченой рыбы, сыр, свежий хлеб и мисочка спелой ежевики. В кружке белело густое молоко.

За обедом Кимбра утоляла не только голод, но и любопытство. Через окно она разглядывала гавань с множеством самых разнообразных судов. Был среди них и боевой корабль Вулфа. Другие суда викингов отличались более широким корпусом и были, судя по всему, торговыми.

Горожане вернулись к повседневной деятельности. По дорогам тянулись повозки, на рынках царила суета. На холмах, что защищали город от северных ветров, паслись овцы, причем стада были столь обильны, что порой занимали весь склон от подножия до вершины. Пока Кимбра ела и размышляла над очевидным богатством и процветанием города, Брита втащила через порог тяжелый сундук. Ни Марта, ни Кирла и не подумали прийти ей на помощь. Кимбра в изумлении уставилась на сундук.

— Да ведь это мой!

В самом деле, именно в нем она держала свою одежду в Холихуде, как будто целую жизнь назад.

— Леди… — начала Брита, но умолкла под предостерегающим взглядом Марты.

— Лорд Вулф приказал внести это сюда, — обратилась та к Кимбре. — Он сказал, что в нем твои вещи.

Кимбра приблизилась к сундуку, присела перед ним и откинула крышку. Сверху стоял сундучок поменьше размером и изящнее видом. Она с трепетом заглянула в него, едва осмеливаясь верить собственным глазам.

— Лекарства…

Кроме этого, здесь находилось все необходимое для шитья, в том числе пяльцы с недоконченным вышиванием; принадлежности для письма и все ее записи по врачеванию; лучшая одежда. Все это было уложено так тщательно, что вполне благополучно пересекло океан — без сомнения, на том самом корабле, на котором, по словам Вулфа, не было ни единой лишней тряпки, что могла бы послужить ей одеждой.

Кимбра скомкала палевый щелк любимого платья.

— Что-то не так, леди? — осведомилась Марта.

— Ничего, — процедила Кимбра.

Она выхватила из сундука первое, что попалось под руку, и начала одеваться.

Брита поспешила на помощь, которую Кимбра с улыбкой приняла и за которую потом поблагодарила девушку, вызвав этим неодобрение Марты. Затем смуглянка принялась убирать в комнате, а Кирла занялась волосами Кимбры, делая при этом лестные замечания, но таким тоном, что они никак не могли сойти за комплимент, скорее за упрек. К тому же она чересчур резко вонзала в волосы гребень, словно надеялась оставить на коже головы царапины.

— Наверное, нелегко за такими ухаживать!

— Раньше меня всегда причесывала нянька… — начала Кимбра, надеясь сделать беседу более светской, но вспомнила Мириам и не могла продолжать.

Больно было думать о том, как эта добрая старушка изводится страхом за свою подопечную, пока та без стыда и совести купается в варварской роскоши. До сих пор Кимбре удавалось держать негодование при себе, но путешествие закончилось, она была на месте назначения и имела право знать, что для нее уготовано.

— Я желаю говорить с лордом Вулфом, — заявила она, вставая.

Марта, не ожидавшая ничего подобного, в первый момент растерялась, но потом сделала отрицательный жест.

— Придется подождать, пока он тебя не позовет.

Девять дней дороги, подумала Кимбра. Девять долгих дней ожидания и беспокойства. Девять дней на грани отчаяния.

— Ну уж нет! — сказала она и пошла к двери.

Глава 5

— Что-то я никак не могу взять в толк. Объясни еще раз, понятнее. Помнится, ты отправился в поход ради ужасного, но справедливого возмездия, а теперь собираешься потакать каждой прихоти этого изнеженного создания, баловать и лелеять ее!

Вулф испепелил взглядом человека напротив — того, кто явился встретить его на мол. Сейчас они сидели за столом в трапезной, где те из его людей, кто еще не успел обзавестись семьей, спали в те немногие часы, которые проводили под крышей. Вокруг громадного очага стояли столы и скамьи, в стенах были ниши с лежанками под меховыми покрывалами. Стены, как и в каждом жилище викингов, были увешаны оружием и боевыми трофеями. Стол, за которым сидел Вулф, стоял на некотором возвышении, чтобы его можно было видеть из любого угла трапезной.

Сейчас громадное помещение было пусто, лишь женская прислуга бесшумно сновала между столами, готовя их к вечерней трапезе.

Вулф поднес к губам рог, сделал добрый глоток эля и снова перевел хмурый взгляд на собеседника.

— Она обманула мои ожидания.

Столь лаконичное объяснение вызвало благодушную ухмылку у человека, известного от ледяных северных морей до теплых вод Средиземноморья под именем Дракон.

— Вот как? У меня не было времени составить впечатление — ты умыкнул ее с причала прежде, чем я успел бросить взгляд. Какова она, эта женщина?