«А догадывается ли леди Шелли о том, что она не единственная женщина в его жизни?» — спросила себя Люсия, быстро составляя вежливый, но уклончивый ответ.

«Как бы мне хотелось, чтобы он не заставлял меня вскрывать эти billets doux[18] и отвечать на них. По-моему, это совсем не то, чем должен заниматься новый секретарь».

И вдруг ей пришло в голову, что, не исключено, лорд Уинтертон затеял с нею какую-то игру.

«Быть может, он намерен шокировать меня и привести в негодование, получая от этого удовольствие, — предположила она. — Что ж, я покажу ему, что меня не так-то легко вывести из себя!»

Покончив с письмом миссис Редфорд-Холл, она потянулась за следующим. Здесь почерк был неровным и небрежным, а само послание пришло от актрисы театра «Гэйети».

Выразительно приподняв тонкую бровь, она ответила, что, к сожалению, его милость не сможет присутствовать на ужине для двоих после спектакля «The Sunshine Girl»[19], который давали в театре в эту субботу.

Затем она составила ответ одной важной герцогине, французской графине и какой-то женщине, подписавшей письмо «Твоя Маргаретта».

Допечатывая последнее послание, она вдруг услышала голос леди Шелли, донесшийся из холла, а потом раздался звук открываемой и закрываемой двери.

— Слава богу, она ушла наконец, — громко проговорила Люсия.

Не прошло и пяти минут, как в кабинете появился взъерошенный лорд Уинтертон. Похоже, его ничуть не беспокоил тот факт, что жилетка его была застегнута не до конца, а прическа уже не была строгой и аккуратной.

— А, Люсия. Я получил срочное послание от своего поверенного, на которое прошу вас ответить. Оно пришло несколько часов тому. Вы умеете писать под диктовку?

— Разумеется. По стенографии я получила высший балл, — отозвалась Люсия и вооружилась карандашом и блокнотом.

Диктуя ей ответ, лорд Уинтертон теребил пуговицы жилета. Судя по всему, он намеревался приобрести участок земли на границе своего поместья.

Люсия наклонила голову, стараясь не смотреть, как его сильные пальцы теребят пуговицы — те самые пальцы, которые, без сомнения, совсем недавно ласкали тело леди Шелли.

Образ лорда Уинтертона, поглаживающего лебединую шею леди Шелли, неотступно преследовал Люсию, и собственное поведение шокировало ее. Но куда сильнее ее занимал вопрос, каково это — чувствовать, как он касается твоей кожи и ласкает ее.

«Это все его дурное влияние в этом гадком доме внушает мне подобные мысли», — сказала она себе, пока он расхаживал по комнате, останавливаясь время от времени, дабы обдумать следующее предложение.

Ровно в пять часов пополудни лорд Уинтертон разом утратил всякий интерес к диктовке и провозгласил, что на сегодня рабочий день окончен.

— Сейчас я вызову Джепсона и попрошу его проводить вас наверх. Не сомневаюсь, что вам не терпится увидеть отведенную для вас комнату. А теперь, с вашего позволения, я должен откланяться. Увидимся за ужином. И не волнуйтесь — незваные гости нам более не помешают.

Он едва не подмигнул ей, имея в виду леди Шелли, и Люсия пришла в ужас. Зардевшись как маков цвет, она потупила взор и пробормотала нечто невразумительное на прощание.

Лорд Уинтертон резко потянул за шнурок звонка перед тем, как выйти из комнаты, сунув руки в карманы и что-то насвистывая себе под нос.

В кабинет вошел Джепсон, и Люсия попросила проводить ее в отведенную ей комнату.

— Следуйте за мной, мисс Маунтфорд. Его милость устроил все наилучшим образом и выразил надежду, что вы останетесь довольны.

Люсия поднялась вслед за ним по лестнице с резными полированными перилами, чувствуя, как утопают ноги в мягком ворсе ковра.

Все в Лонгфилд-маноре свидетельствовало о богатстве и роскоши. Глядя на картины, на которых были изображены охотничьи сцены, она спрашивала себя, есть ли у лорда Уинтертона время для псовой охоты.

«Похоже, что его предки весьма любили эту забаву, даже если это не относится к нему самому», — думала она, разглядывая портрет элегантного джентльмена в военной форме, верхом на коне, в чертах которого прослеживалось явное сходство с лордом Уинтертоном.

— Вам сюда, мисс Маунтфорд, — нараспев проговорил Джепсон, распахивая перед ней дверь.

Когда Люсия вошла в комнату, девушка приятной внешности с черными как смоль волосами присела перед ней в реверансе.

— Добрый день, мадемуазель, — с явственным французским акцентом поздоровалась она.

Глаза Люсии вспыхнули радостью.

— Vous êtes française?[20] — легко и непринужденно заговорила она на чужом языке.

— Mais, oui, mademoiselle. Et vous parlez bien le français[21].

Джепсон изумленно уставился на обоих и нервно откашлялся.

— Я вижу, что Антуанетта должным образом позаботится о вас, — сказал он. — Вверяю вас в ее надежные руки.

Люсия спросила у девушки, откуда она родом, и пришла в восторг, когда та ответила, что из Парижа.

Уже очень скоро они оживленно болтали, как давние подружки. Антуанетта показала ей комнату. Она была просторной и прелестно декорированной во французском стиле, а ее большие окна выходили в сад.

Подбежав к одному из них, Люсия удивленно вскрикнула:

— Белый павлин!

— Да, и его милость очень им гордится, — ответила Антуанетта, уже заканчивавшая распаковывать чемоданы Люсии. — Его привезли сюда с Востока.

— Я никогда не видела белых павлинов, — призналась Люсия, глядя, как птица расхаживает по лужайке. — Он очень красив.

— Я набрала для вас ванну, мисс. Она находится вот здесь, если вам угодно взглянуть.

Люсия подошла к приоткрытой двери. Комната уже наполнилась чудесно пахнущим паром, на раковине лежали несколько кусочков ароматизированного мыла, а у ванны стопкой были сложены белые полотенца. Ее окружала потрясающая роскошь в самом современном ее воплощении.

— Я так счастлива служить вам, — без умолку болтала Антуанетта, пока Люсия раздевалась. — Я готовилась стать горничной и потому немного озадачилась, когда его милость нанял меня, поскольку он не женат. Это ведь крайне необычно, когда у секретаря есть горничная, разве нет? Но месье Джепсон говорит, что вы и сами — леди.

У Люсии упало сердце.

«Наверное, он поручил ей ухаживать за мной, чтобы, когда мы поженимся, она оставалась моей горничной и была знакома с моими требованиями», — заключила она.

— Строго говоря, я не совсем леди, — ответила Люсия, опускаясь в наполненную пенной водой ванну. — Папа был лордом, а я — всего лишь мисс.

— О, понимаю, — сказала Антуанетта. — Ба! Кажется, я никогда не привыкну к этим вашим английским лордам и леди. Кто лорд, а кто леди — их так много!

Люсия подумала, что ей наверняка понравится, что именно Антуанетта будет заботиться о ней, а сама она сможет чаще практиковаться во французском.

После напряженного рабочего дня горячая ванна была весьма кстати. Плечи и шея у нее затекли оттого, что она долго барабанила по клавишам пишущей машинки, а она, оказывается, и сама не замечала, в каком напряжении пребывает.

Намылив плечи, она откинулась на бортик ванны, погрузившись в горячую воду. Ванная комната своей роскошью намного превосходила ее собственную в Бингем-холле.

«Что ж, по крайней мере, недостатка в удобствах, оставаясь здесь, я испытывать не буду, — подумала она. — Правда, мне ужасно не хотелось оставлять маму одну. Интересно, позволит ли мне лорд Уинтертон позвонить домой сегодня вечером, чтобы узнать, как она себя чувствует?»

Немного погодя за туалетным столиком Антуанетта стала расчесывать ей волосы, восхищаясь их красотой.

— Как много волос! — с восторгом заметила она. — И как вы хотите, чтобы я уложила их?

Люсия позволила ей сделать себе французскую прическу и решила, что она очень идет ей. Пока горничная затягивала корсет ее темно-красного атласного платья, она подумала о том, что выглядит уже совсем взрослой.

«Иногда я чувствую себя восемнадцатилетней девчонкой, — подумала она, любуясь собственным отражением в зеркале. — Жаль, что папа меня не видит».

В эту минуту прозвучал гонг, возвестивший о том, что ужин подан.

— Вам пора идти, мадемуазель. Не заставляйте его милость ждать вас.

Люсия поблагодарила Антуанетту и сошла вниз, где ее уже поджидал Джепсон.

— Добрый вечер, мисс Маунтфорд. Его милость ждет вас в столовой, — с улыбкой сообщил ей дворецкий.

Люсия тихонько вошла в столовую и обнаружила, что лорд Уинтертон уже сидит за столом. Но, едва завидев ее, он тут же вскочил на ноги.

— Потрясающе, — негромко проговорил он. — Я не ошибся, когда, впервые увидев вас, понял, что вы — ангел, сошедший с небес на землю.

Люсия почувствовала, как лицо ее заливает жаркий румянец, пока она тщетно пыталась сохранить самообладание. Он смотрел на нее почти так же, как сегодня днем разглядывал леди Шелли, и она вдруг поняла, что ей отчего-то стало нечем дышать.

— Здесь необычайно жарко, вы не находите? — сказала она, пытаясь найти объяснение тому, отчего ее бросило в краску.

— Напротив, вечер показался мне довольно прохладным, — возразил лорд Уинтертон, выдвигая для нее стул. — Надеюсь, комната вам понравилась? Моя мать любила ее больше всех остальных в доме, и из нее открывается прекрасный вид на сад.

Она опустилась на стул, всей кожей ощущая, что он стоит позади нее. Она чувствовала исходящее от него тепло, когда он придвинул стул обратно к столу.

— Благодарю вас, она очень мила.

— А теперь я хочу подарить вам кое-что, одну вещицу, которая прекрасно подойдет к этому платью, — сказал он, доставая из кармана сюртука футляр для драгоценностей.

Она вопросительно взглянула на него.

— Если вы наденете его, это доставит мне несказанное удовольствие. Оно принадлежало маме. Считайте это бессрочным займом, поскольку я терпеть не могу, когда украшения пылятся без дела. По моему мнению, они должны радовать глаз, находясь на шее красивой женщины.

— Но я не могу…

— Я хочу, чтобы вы надели его, дабы доставить удовольствие мне, — не слушая возражений, прервал он ее, открывая футляр и вынимая оттуда ожерелье.

Россыпь гранатов засверкала в лучах света люстры, и Люсия увидела, что вещь эта изысканная и очень дорогая.

— Позвольте я помогу вам, — предложил он тоном, в котором явственно слышалась нежность.

Люсия затаила дыхание, когда кончики его пальцев коснулись ее кожи, пока он возился с застежкой. По спине у нее пробежали мурашки, а в груди вдруг разлилось горячее тепло, отчего она почувствовала себя крайне неловко.

Но, стоило ему убрать пальцы, как ей — вот странность — показалось, будто у нее отняли нечто очень важное.

Отступив на шаг, он окинул ее восторженным взглядом.

— Превосходно! — провозгласил он, прежде чем вернуться на свое место, пока Джепсон разливал суп.

Гранаты переливались искорками у нее на шее, и ей очень хотелось посмотреть, на что они похожи.

«Неужели я делаю что-то такое, отчего он ведет себя столь смело со мной? — подумала она, поддерживая вежливый разговор. — Или же я в некотором роде сама поощряю его?»

Суп оказался восхитительным, как и цыпленок в сливочном масле, что последовал за ним.

— Вас следует поздравить с удачным выбором шеф-повара, — с восторгом сообщила ему Люсия, покончив с угощением. — В последний раз я ела подобные деликатесы, когда была во Франции.

— Сейчас Джепсон подаст пудинг, и, думаю, вы не будете разочарованы. Я слышал краем уха, что он с клубникой из Испании.

— Уже? — воскликнула Люсия. — Но ведь апрель едва начался. Наверняка еще слишком рано.

— «Хэрродс»[22] импортирует ее из Испании. Ужасно дорогая, но восхитительная на вкус. Мне хотелось побаловать вас!

— Право же, в этом не было никакой нужды, — ответила Люсия, вновь начиная испытывать неловкость.

— О, вы должны поберечь силы для испытаний, что еще ждут вас впереди, — загадочно обронил лорд Уинтертон. — Разбор моей корреспонденции был всего лишь первой обязанностью. С завтрашнего дня мы начнем работать над проектом, который очень дорог мне. Он потребует от вас недюжинных усилий и долгих часов работы.

— Что же это за проект? — заинтригованная, осведомилась Люсия.

— На меня возложили очень большую ответственность, — начал он. — Это памятник моим дорогим друзьям, которым принадлежало одно поместье неподалеку. В прошлом году они погибли на «Титанике» — ужасная история! И мне удалось убедить его величество лично посетить открытие монумента, но времени осталось совсем немного. Церемония назначена на последнюю неделю июня, а у нас еще осталось много дел и очень мало времени, чтобы все организовать.