Александр промолчал. Татьяна, кусая губы, пробормотала:

– Если все будет известно, мы с Дашей, а может и с мамой, уедем в Молотов. Бабушке и дедушке обещали.

Александр закурил.

– Ты попробуешь… Александр?

Как приятно произносить его имя вслух! Как хочется коснуться его руки! Какое счастье… и несчастье… снова видеть его лицо. Хоть бы хватило смелости подойти ближе! Нет… нельзя.

Александр молча курил, не отрывая от нее взгляда. Татьяна старалась спрятать от него глаза. Хоть бы не увидел, что в них! Она вымученно улыбнулась.

– Ты поедешь в Молотов?

– Да.

– Прекрасно, – не колеблясь констатировал Александр. – Таня, независимо от того, удастся мне что-то выяснить о Паше, ты должна, обязана ехать. Пойми, твоему деду повезло. Большинство людей не смогут эвакуироваться.

– Мои родители считают, что в городе безопаснее. Поэтому в Ленинград со всей округи стекаются люди. Боятся оставаться в деревнях, – со спокойной уверенностью объяснила Татьяна.

– Сейчас во всей стране нет безопасных мест, – пожал плечами Александр.

– Осторожнее, – тихо предупредила она.

Он подался к ней, и Татьяна вскинула на него молящие глаза.

– Что? – прошептала она, но прежде чем он успел ответить, откуда ни возьмись появился Дмитрий.

– Привет, – бросил он хмурясь. – Что ты здесь делаешь?

– Пришла повидаться, – поспешно заверила она.

– А я курю, – вставил Александр.

– Очень приятно видеть тебя. Я тронут, – улыбнулся Дмитрий, обнимая ее за плечи. – Давай я провожу тебя домой. Хочешь куда-нибудь пойти? Погода хорошая.

– До встречи, Таня, – окликнул Александр.

Татьяна боролась с истерикой.


Немного подумав, Александр отправился к полковнику Степанову. Он служил под его началом во время финской кампании, когда полковник был еще майором, а сам Александр – лейтенантом. С тех пор у Степанова была возможность получить более высокую должность, но он предпочел остаться главой Ленинградского гарнизона.

Полковник отличался высокими ростом, худобой и исключительной выправкой. Голубые глаза оставались печальными, даже когда он улыбнулся Александру.

– Здравия желаю, товарищ полковник, – приветствовал Александр, отдав честь.

– Здравствуй, старший лейтенант, – кивнул тот, выходя из-за письменного стола.

Они обменялись рукопожатием, и полковник вновь уселся.

– Как дела?

– Прекрасно, товарищ полковник.

– Все в порядке? Майор Орлов не обижает?

– Нет, товарищ полковник, спасибо.

– Чем могу помочь?

Александр неловко откашлялся:

– Хотел бы узнать кое-что.

– Что именно?

– Ополченцы, товарищ полковник, что будет с ними?

– По-моему, вам это лучше известно, старший лейтенант Белов. Вы их обучали.

– Я имею в виду под Лугой.

– Что ж, им пришлось вступить в бой, – вздохнул полковник, покачивая головой. – Положение в Новгороде сам знаешь какое. Ни гранат, ни винтовок не хватает. Они кидаются камнями в танки. А зачем тебе все это?

– Пытаюсь найти семнадцатилетнего мальчишку, которого родители отправили в лагерь, недалеко от Толмачева. Там не работают телефоны, и его семья в панике. Его зовут Павел Метанов. Лагерь в деревне Доготино.

Полковник молча постоял, изучая Александра, и наконец сказал:

– Вернись к своим обязанностям. Посмотрю, что удастся узнать. Но ничего не обещаю.

– Спасибо, товарищ полковник.

Александр снова отдал честь, повернулся и вышел.


Вечером Дмитрий заглянул в помещение, где жил Александр с еще тремя офицерами. Они играли в карты. В воздухе висел сизоватый табачный дым. Тасовавший колоду Александр едва взглянул на него. Дмитрий присел на корточки рядом с его стулом.

– Почему не отдаете честь, Черненко? – прикрикнул лейтенант Анатолий Маразов, не поднимая головы.

Дмитрий встал и отдал честь:

– Здравия желаю товарищи офицеры!

– Вольно, рядовой.

– Что с тобой, Дима?

– Ничего особенного, – тихо ответил тот, снова присаживаясь на корточки. – Мы не можем поговорить?

– Говори прямо здесь. Все в порядке?

– Лучше некуда. Говорят, мы остаемся в тылу.

– Не в тылу, мы остаемся защищать Ленинград, – поправил Маразов.

– Финны считают себя в состоянии войны с нами, – презрительно бросил Дмитрий. – Если они сталкнутся с немцами, нам конец. Можно сразу поднимать руки.

– Ничего не скажешь, воинственный дух, – покачал головой Маразов. – Вот так солдат!

– Маразов прав, Дима, и я удивлен твоей позицией. Откровенно говоря, на тебя не похоже, – чуть раздраженно бросил Александр.

Дмитрий лукаво улыбнулся:

– Это немного не то, на что мы надеялись, идя в армию, верно, Саша?

Александр не ответил.

– Я имею в виду войну, – добавил Дмитрий.

– Да, война – это не то, на что мы надеялись. Да и все остальные тоже, не находишь? Например, ты…

– О, тут ты прав. Но у меня был куда более скудный выбор, чем у тебя.

– У тебя был выбор, Белов? – спросил Маразов.

Александр отложил карты, потушил папиросу и встал.

– Я сейчас вернусь – сказал он, выходя.

Дмитрий засеменил следом. Они спустились вниз и вышли на мощеный двор. Было уже начало второго, но небо оставалось темно-серым. В нескольких шагах курили солдаты. Но лучшего места все равно не найти. Их не оставят одних.

– Дима, перестань нести вздор, – строго предупредил Александр. – Не было у меня никакого выбора, и ты прекрасно это знаешь. Что за бред ты забрал себе в голову?

– У тебя была возможность находиться совсем в другом месте.

Александр раздраженно поморщился. Ему очень хотелось уйти и не слушать Дмитрия, взволнованно бормотавшего:

– Финляндия слишком опасна для нас в данный момент.

– Знаю, – нехотя обронил Александр, не желавший говорить о Финляндии.

– Слишком много солдат с обеих сторон. Повсюду пограничники. Вокруг Лисьего Носа полно войск, их и наших, а кроме того, проволочные заграждения и мины. Все это совсем небезопасно. Не знаю, что теперь делать. Уверен, что финны спустятся от Выборга до Лисьего Носа?

Александр молча курил.

– Да, – наконец выговорил он. – Они захотят вернуть прежние границы. И обязательно придут в Лисий Нос.

– Что ж, придется выжидать, все равно больше ничего не придумаешь, – вздохнул Дмитрий. – Придет ли когда-нибудь наше время?

– Не знаю, Дима. Посмотрим.

– Ну а пока, не мог бы ты перевести меня из первого стрелкового полка?

– Дима, я уже перевел тебя из второго пехотного батальона.

– Знаю, но при первой же атаке меня погонят в бой. Люди Маразова – на второй линии обороны. Я бы предпочел быть в разведке или подвозить снаряды. Не находишь, что так у нас больше шансов на благополучный побег?

– Хочешь подвозить снаряды на передовую? – удивился Александр.

– Скорее уж почту и табак для тыловых частей.

– Посмотрю, что можно будет сделать, – улыбнулся Александр.

– Пойдем, – буркнул Дмитрий, раздавив сапогом окурок. – И не грусти. Что это с тобой в последние дни? Пока что все идет как надо. Лето выдалось прекрасное, немцы еще не подошли к городу.

Александр пожал плечами.

– Саша, послушай, я хотел с тобой поговорить… Таня – чудесная девушка.

– Что?

– Я о Тане. Она чудесная девушка.

– Да.

– И я хочу, чтобы она оставалась такой. Ей не стоило являться сюда и тем более беседовать с тобой. Почему-то именно с тобой. Не странно ли?

– Согласен.

– Я знаю, что все мы хорошие друзья и она младшая сестра твоей любовницы, но, откровенно говоря, мне не хочется, чтобы ты каким-то образом на нее подействовал. В конце концов она совсем не одна из твоих гарнизонных шлюх…

– Довольно! – бросил Александр, шагнув к нему.

– Шучу-шучу, – засмеялся Дмитрий. – Даша приходит к тебе? Я что-то не в курсе. Таня работает с утра до ночи, совсем с ног валится. Но ведь Даша приходит, верно?

– Да.

Она действительно не пропускала ни единой ночи и из кожи вон лезла, чтобы вернуть его. Но Александр не собирался вдаваться в подробности.

– Тем более Тане не следовало здесь быть. Даша расстроится, если узнает.

– И опять ты прав.

Александр жестко посмотрел на друга, но тот не отвел глаз.

– У тебя есть закурить?

Дмитрий с готовностью полез в карман брюк:

– До чего мы докатились! Старший лейтенант просит папироску у простого солдата! Но мне нравится, когда ты о чем-то просишь.

Александр промолчал.

Дмитрий смущенно откашлялся:

– Не знай я тебя лучше, сказал бы, что ты что-то питаешь к нашей крошке Танечке.

– Но ты слишком хорошо меня знаешь, не так ли?

– Наверное. Но судя по тому, как ты смотришь на нее…

– Прекрати! – повысил голос Александр, затягиваясь. – Напридумывал себе!

Дмитрий вздохнул:

– Ладно-ладно. Что я могу сказать? Втрескался в нее по самые уши…

Папироса медленно тлела в пальцах Александра.

– Втрескался? – переспросил он.

– Да. Почему тебя это удивляет? – от души расхохотался Дмитрий. – Думаешь, подлец вроде меня недостоин такой девушки, как Таня?

– Нет, вовсе нет. Но, насколько я слышал, ты не вылезаешь из «Садко».

– При чем тут это? – Прежде чем Александр успел ответить, он подступил ближе и понизил голос: – Таня слишком молода и просила меня не торопиться. Я уважаю ее желания и стараюсь быть терпеливым. Однако рано или поздно она опомнится и…

Александр отшвырнул папиросу, затоптал окурок и глухо сказал:

– Пойдем, пора.

Он направился к зданию, но Дмитрий догнал его и схватил за руку. Александр развернулся, вырвал руку и прошипел:

– Не лапай меня! Я тебе не Таня!

– Все-все, – поспешно заверил Дмитрий, отступая. – Умерь свою вспыльчивость, Александр Баррингтон.

Он тщательно выговорил каждую букву настоящей фамилии Александра. В сгущавшихся сумерках он казался еще меньше ростом, мелкие зубы – еще более острыми и желтыми, волосы – еще жирнее, глаза – еще уже.

3

Наутро Татьяна бежала на работу, полная новых надежд. Она постаралась не обращать внимания на охрану из войск НКВД, стоявшую у проходной. Правда, и они почти ее не замечали, а она съеживалась, стараясь сделаться невидимкой.

Для того чтобы рабочие меньше уставали и не манкировали своими обязанностями, их переводили с места на место каждые два часа. Оставив лебедку, которая поднимала танк и ставила его на гусеницы, Татьяна стала рисовать красные звезды на готовых машинах.

Илья, тощий подросток из ее бригады, не давал Татьяне прохода, особенно после того, как Александр перестал приходить вечерами: задавал бесконечные вопросы, на которые из вежливости приходилось отвечать до тех пор, пока она не выдерживала и не объясняла, что у нее полно работы. Каким-то образом он всегда ухитрялся оказываться рядом, независимо от того, сколько раз ее переводили на очередную операцию. Даже в столовой он вечно садился за ее столик, и Зина, которая его не выносила, бесцеремонно гнала мальчишку.

Но сегодня Татьяна его пожалела.

– Он такой одинокий, – пробормотала она, жуя котлету. – Похоже, у него никого нет. Останься, Илья.

Илья остался.

Татьяна могла позволить себе быть великодушной. Скорее бы кончался день. После вчерашней встречи она была уверена, что Александр придет. Даже надела лучшую юбку с блузкой и утром искупалась в ванне.

Вечером она выбежала из проходной, умытая и причесанная, и, улыбаясь, повернула к остановке.

Александра не было.

Она так и просидела на скамье с половины девятого до половины десятого, сложив руки на коленях. Потом встала и пошла домой.

О Паше по-прежнему не было известий, и родители изнывали от горя. Даши не было дома. Дед и бабка потихоньку собирались. Татьяна поднялась на крышу и принялась рассматривать аэростаты, плавающие в небе подобно белым китам. Антон и Кирилл читали «Войну и мир», вспоминая о своем брате Володе, пропавшем в Толмачеве. Татьяна слушала вполуха, думая о своем брате Паше, пропавшем в Толмачеве.

Александр не пришел. Значит, ничего не смог узнать. Или новости настолько плохие, что он не посмел явиться. Но в глубине души Татьяна знала правду: он не пришел, потому что порвал с ней. Ему надоела она, ее ребяческие выходки. Эта страница его жизни перевернута.

Они были просто друзьями, но он мужчина, и все эти глупости ему приелись.

И он прав, что не пришел. Она не станет плакать.

Но перспектива терпеть тяжелый изнурительный труд день за днем без него и без Паши, встречать каждый вечер без него и без Паши, оставаться наедине с собой без него и без Паши наполняла Татьяну такой тоской, что она едва не застонала вслух прямо при смеющихся мальчишках.

О, как она нуждалась в том, чтобы увидеть подростка, дышавшего тем же воздухом, что и она, целых семнадцать лет, сидевшего в том же классе, в той же комнате, лежавшего когда-то в том же чреве. Хоть бы он вернулся, ее друг и брат!