У него такие теплые, надежные ладони…

Татьяна прикрыла глаза, представляя… представляя…

Ее губы приоткрылись в безмолвном стоне.

– Малышка, не надо, – взмолился Александр, сжимая ее пальцы чуть крепче.

– Шура, я пропала. Не знаю, что делать. Я совсем пропала.

Она вдруг выдернула руки и показала глазами на кого-то за его спиной. Это оказалась Даша.

– Я пришла к сестре, – объявила она. – Не знала, Саша, что ты еще здесь. Ты же говорил, что давно пора идти.

– Пора, – подтвердил Александр, вставая и наскоро целуя Дашу в щеку. – Увидимся через несколько дней. Таня, завтра же иди к врачу: вдруг нос сломан?

Татьяна едва смогла кивнуть. После его ухода Даша присела рядом:

– Что ему было надо?

– Ничего. Хотел убедиться, что со мной все в порядке.

В этот момент на Татьяну что-то нашло, и чтобы не признаться Даше во всем, она поспешно выпалила:

– Знаешь что, Даша, ты моя старшая сестра, и я люблю тебя, и завтра все будет хорошо, но сейчас ты последний человек на земле, которого мне хочется видеть. Слишком уж часто я покоряюсь тебе, делаю так, как ты хочешь, молчу, или ухожу, или терплю… ну так вот: завтра я снова буду слушаться тебя, но пока что говорить с тобой не желаю. Дай мне посидеть и подумать. Так что, пожалуйста, Даша, уходи.

Она намеренно выделила последние слова.

Но Даша не шевельнулась:

– Послушай, Таня, мне очень жаль, но тебе не следовало так разговаривать с мамой и папой. Ты ведь знаешь, как они страдают. И без того во всем винят себя.

– Даша, я не желаю слушать твои фальшивые извинения.

– Да что это на тебя нашло? – возмутилась Даша. – Ты никогда так не говорила. Ни с кем!

– Пожалуйста, Даша, пожалуйста. Уходи.

Татьяна просидела на крыше до утра, закутавшись в старую кофту. Ноги и лицо заледенели.

Она была потрясена своей душевной близостью к Александру. Пусть они не говорили много, пусть в последнее время он был с ней холоден, пусть последние слова, которыми они обменялись, были полны горечи, но у нее не возникло сомнений, что, если ей потребуется защита, этот человек, который спас ее под Лугой, снова придет ей на выручку. Эта убежденность дала ей силы кричать на отца, высказывать оскорбительные, пусть и правдивые вещи. Не важно, что они давно вертелись на языке, она никогда не осмелилась бы на подобное, если бы не чувствовала за собой силу Александра.

И, стоя за его спиной, Татьяна преисполнилась еще большей отваги, невзирая на кровь, хлынувшую из носа, и мучительно ноющие ребра. Она знала, что не позволит Даше ударить ее, знала так же хорошо, как свое собственное сердце, и сознание этого во мраке ночи заставило ее примириться с собой, со своей жизнью и даже с Дашей.

Ведь Дмитрий, несмотря на свои якобы пылкие чувства к Татьяне, не сделал ничего. Впрочем, она этого ожидала. Ее мнение о нем ни на йоту не изменилось. Дмитрий – просто ничтожество, и трудно его винить за это. Он всего-навсего верен себе. Своей натуре.

А вот Татьяна делает все, чтобы изменить своей натуре. И тем не менее бесповоротно принадлежит Александру.

Она думала, что сумеет избавиться от него, что сможет продолжать жить, как прежде, как и он сможет продолжать жить, как прежде.

А вышло, что все это вздор и бред. И что она себя обманывала все это время.

И невозможно, немыслимо преодолеть любовь к ухажеру сестры.

Над ее головой появились Юпитер и Венера.

5

Когда Александр вошел в казарму, Дмитрий лежал лицом вниз на верхней койке.

– Что с тобой? – устало обронил Александр.

– Нет, это ты мне объясни! – прошипел Дмитрий.

– А что тут объяснять? Я пришел повидать тебя и иду спать. Завтра вставать в пять утра.

– Тогда давай прямо! – взорвался Дмитрий, вскакивая. – Я хочу, чтобы ты перестал заигрывать с моей девушкой!

– Ты это о чем?

– Неужели у меня не может быть ничего своего? У тебя и так неплохая жизнь. Получил все, что хотел. Ты офицер Красной армии. Солдаты подчиняются каждому твоему слову. Я не в твоем отряде…

– Нет, рядовой, в моем, – вмешался Анатолий Маразов, вскакивая с соседней койки. – Уже поздно, и у нас впереди трудный день. Не хватало еще, чтобы ты голос повышал. И так находишься здесь против всяких правил!

Дмитрий отдал честь. Александр спокойно стоял рядом.

– Смирно, рядовой, – продолжал Маразов. – Я думал, что ты ждешь своего приятеля, а ты…

– Да мы так, товарищ лейтенант, небольшой спор…

– Небольшой? Будь он небольшим, меня бы не разбудили. А я и без того с ног валюсь! А вот если меня разбудили, значит, дело дрянь. Вольно. – Маразов, как был в подштанниках, обошел вокруг Дмитрия и небрежно спросил: – Не может твой не большой спор подождать до утра?

– Лейтенант, – вступился Александр, – не дадите нам несколько минут?

Маразов, пытаясь не улыбаться, наклонил голову:

– Как хотите.

Они вышли в коридор. Александр прикрыл дверь.

– Дима, в чем дело? Не хватало еще, чтобы ты препирался со своим командиром!

– Брось мне мозги парить! Скажи, неужели тебе всего мало? Ты можешь заполучить любую девчонку. Почему хочешь мою?

Александр едва сдержался, чтобы не спросить у Дмитрия то же самое.

– Понятия не имею, о чем ты. Ее били. Не мог же я молчать.

– Осточертело! Я должен выполнять чужие приказы и жрать чужое дерьмо. Она одна относится ко мне как к человеку!

Ничего не поделаешь. Она к каждому относится как к человеку…

– Но, Дима, у тебя своя жизнь, – возразил Александр. – Подумай о том, чего ты, слава Богу, избежал. Тебя не послали на юг, под гитлеровские танки. Батальон Маразова останется здесь, пока фронт не подойдет к Ленинграду. Я позаботился об этом, потому что ты мой друг. Что происходит с нашей дружбой?

– Любовь вмешалась, – издевательски пояснил Дмитрий. – Она теперь для меня важнее всего. Я хочу выжить в этой гребаной войне… ради нее.

– Ах, Дмитрий, – вздохнул Александр. – Желаю тебе выжить… Ради нее. Кто тебе мешает?

– Все ее дурацкие увлечения… это не настоящее. Она ведь не знает, кто ты, – усмехнулся Дмитрий и, помедлив, добавил: – Или знает?

Сердце Александра тревожно застучало.

Ближайшая к ним лампочка была разбита. Та, что висела в дальнем конце коридора, тускло мигала. Из какой-то комнаты доносился смех. Где-то журчала вода.

Двое, стоявшие друг против друга, молчали. Александр лихорадочно гадал, что имеет в виду Дмитрий. Его прошлое? Америку?

– Конечно, нет, – вымолвил он наконец. – Она абсолютно ничего не знает.

– А если знает, не думаешь, что это крайне опасно? Для нас?

Александр шагнул к Дмитрию, но тот выставил ладони и прижался спиной к стене.

– Дмитрий, прекрати. Говорю же, она ничего не знает.

– Не собираюсь никого обижать, – выдавил Дмитрий, по-прежнему выставляя ладони, – но хочу получить свой шанс с Таней.

Александр, стиснув зубы, отвернулся и зашагал к себе. Маразов лежал на койке, подложив руки под голову.

– Александр, хочешь, чтобы я позаботился о Черненко? Он тебе надоедает?

Александр покачал головой:

– Не волнуйся. Я сам с ним управлюсь.

– Мы можем перевести его.

– Его уже переводили. Четыре раза.

– Вот как? Все стараются от него избавиться, так ты его мне подсунул?

– Не тебе, а Кашникову.

– Да, но Кашников тоже мой подчиненный, – буркнул Маразов и, вытащив фляжку, глотнул водки и передал фляжку Александру. – У нас недостаточно людей, чтобы удержать Ленинград. Неужели сдадим город?

– Ни за что, если это зависит от меня. Если придется, будем драться на улицах.

Маразов отсалютовал ему фляжкой и бросился на койку.

– Старший лейтенант Белов, я почти вас не вижу в последнее время. Поверить не можете, какие девочки приходят в клуб! – с ухмылкой объявил он.

Александр тоже улыбнулся:

– Теперь это уже не для меня.

Маразов удивленно вскинул голову:

– Что-то я вас не понял, старший лейтенант. И хотя вы говорите по-русски, ушам своим не верю. Какого хрена тут творится?

Не дождавшись ответа, он продолжал:

– Погоди, погоди… Ты, случайно, не… не может быть! Бред собачий! Что с тобой стряслось? Может, ты заболел?

– Как видишь, вполне здоров.

– Значит, это правда… Постой, кого бы разбудить! Не могу же я держать такое при себе?!

Он перегнулся через койку и ударил спящего офицера подушкой.

– Гриньков, вставай! Представляешь…

– Провались, – буркнул Гриньков, швыряя подушку на пол и отворачиваясь.

Александр засмеялся:

– Перестань, псих несчастный, пока я тебя не перевел в другой полк!

– Кто она?

– Понятия не имею, о ком ты, – заверил Александр, кладя подушку на лицо.

– Погоди, это та девушка, о которой ты постоянно бормочешь во сне?

Александр снял подушку с лица и удивленно сказал:

– Я вовсе не говорю во сне. Что это ты придумал?

– Еще как бормочешь! Гриньков, что там болтает Белов во сне?

– Пошел ты на… – выругался Гриньков, не открывая глаз.

– Нет, не это. Какое-то женское имя. Нет… не помню… Ну и хитрец же ты, Белов! В жизни не думал, что ты такой скрытный! Не стыдно тебе таиться от товарищей?

– Ничуть. Вам только доверься! – проворчал Александр, поворачиваясь на бок.

Маразов захлопал в ладоши.

– Я хочу с ней познакомиться, – проныл он. – Увидеть девушку, которая похитила сердце нашего Александра.

Позже, лежа без сна, Александр думал о том, как трудно будет взять себя в руки и начать все сначала. Но он обязательно попытается… после того как поговорит с ней. Ему будет легче вынести все, все на свете… после того как он поговорит с ней.

Александр понимал, что, прежде чем из темноты просияет свет, нужно этот свет заслужить. Но это время еще не пришло. Он еще должен заработать свои звезды.

6

Утром мама спросила Татьяну, довольна ли она собой.

– Нет, – ответила та. – Не особенно.

Когда все разошлись, она стала собираться в госпиталь, но в дверь постучали. Это оказался Александр.

– Я не могу тебя впустить! – отрезала Таня, показывая на Жанну Саркову, которая немедленно выскочила в коридор, подозрительно поглядывая на них.

В душе Татьяны боролись беспокойство и возбуждение. Она не могла впустить его, не могла закрыть дверь в присутствии Сарковой, следившей за ними…

– Не волнуйся, – отмахнулся Александр, входя. – Внизу меня ждет целый взвод. Приказано строить заграждения на улицах в юго-западном направлении. – Он немного помедлил. – Ужасные новости. Вчера немцы заняли Мгу.

– О нет, только не это. – Татьяна вспомнила слова Александра о поездах. – И что это значит для нас?

Александр покачал головой:

– Это конец. Я просто хотел убедиться, что ты немного отошла от вчерашнего. И что ты не собираешься работать.

– Собираюсь.

– Тата, не надо.

– Шура, ничего не поделаешь.

– Нет! – повысил голос Александр.

Татьяна, глядя мимо него, прошептала:

– Пойми, эта женщина непременно расскажет моим о твоем приходе.

– Поэтому ты должна отдать мне фуражку, которую я вчера здесь оставил. Сегодня во время утреннего смотра мне сделали взыскание за то, что одет не по форме.

Татьяна оставила дверь открытой, пока Александр искал в спальне фуражку.

– Пожалуйста, не ходи в госпиталь, – попросил он, выходя в коридор.

– Александр, я с ума схожу от скуки. В госпитале я хотя бы смогу облегчить чьи-то страдания.

– Твоя нога никогда не заживет, если будешь целыми днями на ней стоять. Гипс снимут только через пару недель. Тогда и пойдешь на работу.

– Я не стану торчать здесь еще две недели, иначе единственным медицинским учреждением, куда меня захотят принять, будет психлечебница.

– Жаль, что Кировский на линии фронта, – мягко заметил Александр. – Ты могла бы вернуться туда, и я каждый день встречал бы тебя после работы. Как раньше, помнишь?

Помнит ли она?

Сердце Татьяны колотилось. Но Саркова продолжала стоять в коридоре, не сводя с них взгляда.

– Черт возьми, с меня довольно, – пробормотал Александр, захлопнув дверь.

Татьяна открыла было рот, но тут же снова замолчала.

– Ты что? Теперь уж точно беды не миновать.

Он шагнул к ней.

Она отпрянула.

Он продолжал наступать.

– Как твой нос?

– Прекрасно. Он не сломан.

– Откуда ты знаешь?

Он придвигался все ближе.

Она вытянула руки.

– Шура, пожалуйста…

В дверь громко постучали.

– Танечка, у тебя все в порядке?

– Да, спасибо! – крикнула Татьяна.

Дверь открылась, и на пороге появилась Саркова.

– Я только хотела узнать, не приготовить ли тебе чего?

– Нет, спасибо, Жанна, – с каменным лицом ответила Татьяна.

Саркова бесцеремонно уставилась на Александра, который повернулся к Татьяне и закатил глаза. Та едва не расхохоталась.