Он чувствовал, что снова начинает расплываться… таять…

– Из госпиталя на Греческой.

Александр, не сдержавшись, громко застонал от боли. И не унимался, пока Инна не сделала ему укол морфия. Доктор, внимательно наблюдавший за процедурой, спросил, все ли в порядке.

– Доктор, та сестра, что приехала с вами…

– Да?

– Как ее зовут?

– Татьяна Метанова.

Тоскливый звук сорвался с губ Александра.

– Где она сейчас?

Сайерз пожал плечами:

– Лучше спросите, где ее нет? Думаю, строит железную дорогу. Знаете, мы прорвали блокаду. Шесть дней спустя после вашего ранения. Оба фронта соединились, и одиннадцать тысяч женщин немедленно начали строить дорогу. Татьяна помогает им с этой стороны…

– Но она не сразу начала, – перебила Инна. – Почти все время сидела с вами, майор.

– Да, зато теперь, когда вам стало лучше, она немедленно упорхнула туда, – улыбнулся доктор. – Эту дорогу называют дорогой победы. Слишком опрометчиво, на мой взгляд, если учесть состояние людей, которых приносят сюда.

– Не могли бы вы позвать эту сестру, когда она вернется?

Александр хотел объяснить, но чувствовал себя полностью разбитым. Он и был разбит.

– Куда меня ранило?

– В спину. Вся правая сторона изувечена. Хорошо, что осколок сначала прошел через мертвеца, которым вы прикрывались. Мы сделали все, чтобы спасти вам почку. Не хотелось бы, чтобы вы били немцев только с одной почкой, майор.

– Спасибо, доктор. И что теперь?

Александр пытался определить, что болит больше, но не мог.

– С моей спиной что-то неважно.

– Это верно, майор. У вас ожог третьей степени вокруг всей раны. Поэтому мы и держали вас на животе так долго. Только-только начали переворачивать на спину.

Сайерз похлопал его по плечу.

– А голова как? Вы здорово врезались в тягач. Но обещаю, скоро будете как новенький, когда рана и ожог подживут и мы снимем вас с морфия. Может, еще через месяц выйдете отсюда.

Доктор поколебался, изучая Александра, который не хотел, чтобы его изучали.

– Поговорим в другой раз, хорошо?

– Обязательно, – пробормотал Александр.

Доктор мгновенно просветлел.

– Рад сообщить, что вы награждены орденом.

– Хорошо, что не посмертно.

– Как только встанете, уверен, получите новое повышение, по крайней мере мне так сказали. Кстати, какой-то интендант все время о вас спрашивает. Черненко, кажется.

– Пожалуйста, приведите мне сестру, – еще раз попросил Александр, закрывая глаза.

3

Прошла целая ночь, прежде чем он снова увидел ее. Александр проснулся… и вот она – сидит у его кровати. Они долго смотрели друг на друга.

– Шура, пожалуйста, только не злись на меня.

– О господи, – выдавил он, – ты просто неумолима.

– Неумолимо замужем, – кивнула Татьяна.

– Нет, просто неумолима. И упряма как осел.

– Неумолимо и беспощадно влюблена, – прошептала она, наклоняясь к нему. – Ты нуждался во мне. Я пришла.

– Здесь ты мне не нужна. Сколько раз говорить? Я хотел, чтобы тебе ничто не грозило.

– А кто защитит тебя? Позаботится, чтобы тебе ничто не грозило?

Она взяла его руку, улыбнулась, удостоверилась, что ни докторов, ни сестер нет поблизости, поцеловала его пальцы и прижала к лицу.

– Все будет в порядке, великан. Только держись.

– Таня, выйдя отсюда, я немедленно подаю на развод.

Он не мог отнять руки от ее лица. Ни за что на свете.

– Извини, невозможно, – усмехнулась она, покачивая головой. – Ты хотел брака, заключенного на небесах? Ты его получил.

– Татьяша…

– Что, дорогой, что, родной? Я так счастлива слышать твой голос!

– Скажи правду: рана очень тяжелая?

– Не слишком, – тихо ответила она, улыбаясь и не чувствуя, как бледнеет.

– О чем я только думал, ринувшись к Маразову, как дурак! Пусть бы солдаты вытаскивали его. Но они застряли на льду. Ни туда ни сюда. И не догадались вынести его из-под огня. Бедный Толя!

Продолжая растягивать губы в улыбке, Татьяна грустно прошептала:

– Я помолилась за него.

– И за меня тоже?

– Нет, ведь ты не умирал. Я молилась за себя. Говорила: милый Боженька, помоги мне исцелить его. – Она подняла руку. – Но, милый, ты просто не мог не побежать за Маразовым, как не мог не остеречь доктора по-английски, не мог не прыгнуть за ним в ледяную воду, не мог не потащить под прикрытие. Точно так же, как не мог не принести назад Юрия Степанова. Вспомни, Шура, мы всего лишь сумма составных частей. И что твои части говорят о тебе?

– Что я гребаный псих. И моя спина горит как в огне.

Он улыбнулся, вспомнив Лугу.

– Это порезы стеклом, Тата?

– Ты обжегся, – немного помедлив, ответила она. – Но все будет хорошо. – Она крепче прижалась щекой к его ладони. – Скажи правду. Скажи, что не рад видеть меня.

– Мог бы, но солгу.

Он не мигая потер пальцем ее веснушки.

Она вынула из кармана маленький пузырек с морфием и сделала ему внутривенный укол.

– Что ты делаешь?

– Избавляю тебя от боли. Чтобы твоя спина не так горела.

Уже через секунду он почувствовал себя лучше. Она снова прижалась головой к его руке.

Александр жадно смотрел на нее. Татьяна излучала вроде бы хрупкое, недолговечное и все же надежное тепло. Ее присутствие, прикосновение атласной кожи к ладони унимали боль. Ее сияющие глаза, раскрасневшееся лицо, слегка раздвинутые полные губы…

Александр смотрел на нее, чувствуя, как открывается душа и иголочки боли-наслаждения входят в распахнутое обожающее сердце.

– Ты ангел, посланный с небес.

Она словно засветилась.

– И ты еще не знаешь всего. Понятия не имеешь, что задумала твоя Таня.

Она едва не взвизгнула от восторга.

– И что ты задумала? Нет, не садись. Я хочу гладить твое лицо.

– Шура, не могу. Я и так почти лежу на тебе. Нужно быть очень осторожными.

Улыбка померкла на целую октаву.

– Здесь постоянно ошивается Дмитрий. Входит, выходит, смотрит, как ты, убирается прочь, снова возвращается. Что его так тревожит? Он очень удивился, увидев меня здесь.

– Не он один. Как ты сюда попала?

– Это часть моего плана, Александр.

– Какого плана?

– Я планирую быть с тобой до тех пор, пока не умру от старости.

– Ах, этого…

– Шура, мне необходимо поговорить с тобой. Когда ты окончательно придешь в себя. И выслушаешь меня крайне внимательно.

– Объяснись сейчас.

– Не могу. Я же сказала, когда ты придешь в себя. Кроме того, – улыбнулась она, – мне пора идти. Я просидела целый час, ожидая, пока ты проснешься. Завтра приду опять. Видишь, я поместила тебя в угол, чтобы рядом с тобой была стена и нам никто не мешал.

Она показала на окно, рядом с которым он лежал.

– Конечно, оно высоко, но ты можешь видеть клочок неба и два дерева. Северные сосны. Сосны, Шура.

– Сосны, Таня.

Она встала.

– Твой сосед ничего не видит и не слышит. Просто чудо, что еще говорит. Видишь, я сама поставила ему кислородную палатку, которая отгораживает тебя от половины палаты. Куда уединеннее, чем на Пятой Советской.

– Кстати, как Инга?

– Инга там больше не живет, – помедлив и кусая губы, сообщила Татьяна.

– Переехала наконец?

– Перевезли, – коротко бросила она.

Они посмотрели друг на друга и медленно кивнули. Александр закрыл глаза. Он не мог, не хотел отпускать ее.

– Таня, это правда, что ты вышла на лед? Посреди свирепой битвы, в самый разгар сражения за Ленинград выползла на лед?

Наклонившись, она быстро чмокнула его и прошептала:

– Да, о храбрейший воин моего сердца. Во имя Ленинграда.

– Тата, – простонал Александр, чувствуя, как ноет каждый нерв в его теле, – завтра не жди целый час, чтобы я проснулся.

4

Он не мог думать ни о чем, кроме того, что завтра вновь увидит ее. Она пришла к обеду и принесла ему поесть.

– Я сама покормлю его, Инна, – весело бросила она медсестре.

– Можно подумать, это ее собственность, – проворчала медсестра.

– Я ее собственность, Инна, – кивнул Александр. – Разве не она принесла мне плазму на лед?

– Вы и половины всего не знаете! – недовольно фыркнула Инна, уходя и одарив на прощание Татьяну злобным взглядом.

– О чем это она?

– Понятия не имею, – отмахнулась Татьяна. – Открой рот.

– Таня, я вполне могу поесть самостоятельно.

– Ты хочешь есть самостоятельно?

– Нет.

– Позволь хоть немного поухаживать за тобой, – нежно попросила она. – Мне не терпится что-нибудь сделать для тебя. Для тебя.

– Таня, где мое обручальное кольцо? Она висело у меня на шее. Я потерял его?

Татьяна, улыбаясь, вытянула из-за пазухи плетеный шнурок, на котором висели оба кольца.

– Пусть будут у меня, пока мы не сможем снова их надеть.

– Покорми меня, – попросил он, задыхаясь от обуревавших его чувств.

Но прежде чем она успела взять в руки ложку, вошел полковник Степанов.

– Я слышал, ты пришел в себя, – сказал он, поглядывая на Татьяну. – Я не вовремя?

Татьяна покачала головой. Положила ложку на поднос и встала.

– Вы полковник Степанов?

– Да, – недоуменно протянул он. – А вы…

Татьяна взяла обеими руками руку полковника и сжала.

– Я Татьяна Метанова и хотела поблагодарить вас за все, что вы сделали для майора Белова. – Она не отпустила его руку, и он не отстранился. – Спасибо, товарищ полковник, – повторила она.

Александру страшно хотелось обнять жену.

– Товарищ полковник, моя сестра знает, как вы относитесь ко мне.

– По заслугам, майор, по заслугам.

Он так и не отнял руки, пока Татьяна не разжала пальцы.

– Видели свою медаль?

Медаль висела на спинке стула у постели Александра.

– Почему бы не подождать, пока я очнусь? – удивился Александр. – Почему такая спешка?

– Мы не знали, – начал Степанов, – выжи…

– Не просто медаль, майор, – поспешно перебила Татьяна. – Наивысший знак отличия. Золотая Звезда Героя Советского Союза!

Степанов перевел внимательный взгляд с Александра на Татьяну.

– Твоя сестра очень… гордится тобой, Белов.

– Да, товарищ полковник.

Он очень старался не улыбнуться.

– Ладно, – кивнул полковник, – приду в другой раз, когда вы будете не так заняты.

– Товарищ полковник! – окликнул Александр. – Как там наши?

– Все лучше некуда. После короткого отдыха пытаются выбить немцев из Синявина, но пока безуспешно. Впрочем, мало-помалу… Зато у меня новости получше: мы разгромили фон Паулюса. Сдался в плен вместе со своими прихвостнями. Представляешь, – хмыкнул Степанов, – Гитлер произвел Паулюса в фельдмаршалы за два дня до капитуляции. Он сказал, что во всей истории Германии ни один фельдмаршал ни разу не выкинул белый флаг.

– Что ж, фон Паулюс, очевидно, хотел войти в историю, – ухмыльнулся Александр. – Вот это да! Сталинград выстоял. Блокада прорвана. Считайте, война выиграна.

– Тут ты прав. Ладно, Белов, поправляйся. Тебя ждет очередное повышение. И что бы там ни было, а больше на передовую мы тебя не пустим.

– Не хотелось бы киснуть в штабе, товарищ полковник.

Татьяна толкнула его в плечо.

– То есть, конечно, товарищ полковник, и спасибо вам.

Степанов снова оглядел молодых людей:

– Рад видеть тебя в хорошем настроении, майор. Не помню, когда в последний раз ты был таким… веселым. Должно быть, почти смертельное ранение подействовало.

С этими словами полковник пошел к двери.

– Ну вот, мы совершенно сбили с толку несчастного полковника, – засмеялся Александр. – Кстати, что он имел в виду под почти смертельным ранением?

– Преувеличение. Но ты оказался прав. Он действительно хороший человек, – объявила Татьяна, глядя на мужа с шутливой укоризной. – Вижу, ты забыл поблагодарить его за меня.

– Таня, мы мужчины. И солдаты. И не расшаркиваемся друг перед другом при каждом удобном случае.

– Открой рот.

– А что ты мне принесла?

– Щи и хлеб с маслом.

– Откуда ты взяла масло?

Масла было не менее двухсот пятидесяти граммов!

– Раненые получают дополнительный паек. А ты получаешь дополнительно дополнительный паек.

– Как дополнительно дополнительный морфий? – усмехнулся он.

– Угу. Тебе нужно скорее поправляться.

Каждый раз, когда она подносила ложку к его рту, Александр глубоко вдыхал, пытаясь уловить ее аромат за запахом щей.

– Ты сама ела?

Татьяна пожала плечами.

– У кого есть время на еду? – жизнерадостно отмахнулась она, подвигая ближе стул.

– Как, по-твоему, другие пациенты станут возражать, если моя сестричка меня поцелует?

– Разумеется, – поспешно заверила она, отодвигаясь. – Посчитают, что я раздаю поцелуи направо-налево.