Жюльетта Бенцони - Мера любви

– С акцентом?

– Да… вероятно, это были арагонцы или скорее кастильянцы. Этот акцент напомнил мне времена, когда мы сражались с этим хищником де Вилла-Андрадо. Как только я услышал этих посланников герцога Бургундского, решил, что это были его люди.

– Это могло быть и то и другое, – прошептала Катрин. Бывший враг вызвал у нее неприятное воспоминание. – Родригес де Вилла-Андрадо женился на незаконнорожденной дочери герцога.

– Возможно, – ответил Хромой, который не был в курсе дворцовых альянсов. – Они остались в лагере, и в ночь их приезда монаха подвергли пытке. Его схватили около шатра Дворянчика. Он подслушивал разговор. По крайней мере, они так решили и хотели заставить признаться. Но он молчал. Может, он ничего и не знал, – заключил Хромой, который, видимо, не верил в героизм под пыткой.

– Но почему он остался в лагере после ухода моего супруга? Почему он не вернулся в монастырь?

– Я думаю, он считал свое дело незавершенным. Он хотел убедить Дворянчика снять осаду.

– Осада снята, а его нет! – грустно вздохнула Катрин. – Он погиб, но ведь это не он заставил Роберта де Сарбрюка уйти, не так ли?

– Нет. Это те двое в черном. Они сказали, что осада была бесполезной, что надо попытаться в другом месте, где можно заработать больше золота.

Катрин наморщила брови.

– Откуда вы это знаете?

– Вы хотите сказать, я, простой солдат, да? Я понимаю, это может показаться странным, но в то время я был на посту, а учитывая природное любопытство… Но я не тот несчастный монах с чистой и наивной душой, как у маленького ребенка. У меня острый слух, и я умею незаметно слушать, но так, чтобы не быть за это повешенным!

– Я понимаю. Так вы знаете, где это другое место и где можно получить больше золота?

– Да, знаю. В Дижоне.

– В Дижоне! – сокрушенно воскликнула Катрин. – Это невозможно. Дворянчик сошел с ума! Там герцог или нет, но что значит горстка людей Дворянчика по сравнению с войсками, охраняющими город!

– Но речь не идет об осаде…

– О чем же тогда?

– О пленнике, которого герцог Филипп держит в башне своего дворца. Если верить посланникам, он стоит больших денег. Сейчас идут бесконечные переговоры о его выкупе, но герцог Филипп согласится освободить его лишь за приличную сумму денег. Есть из-за чего потрясти королевскую казну и еще кое-чью. Я в этом слабо разбираюсь. Я не вхож в круг великих мира сего.

Катрин и Готье переглянулись. Для них в словах Хромого не было ничего таинственного. Пленником Филиппа был молодой король Рене, герцог д'Анжу, сын Иоланды. Он был схвачен бургундцами в битве при Бюльневиле и посажен в тюрьму в Новой башне дижонского дворца. В Сомюре Катрин получила для Рене письмо. События последних месяцев помешали ей его передать, да она и забыла об этом письме из-за собственных несчастий.

Готье, свободно читающий мысли госпожи, тихонько прошептал:

– Вы ни в чем не виноваты, госпожа Катрин! Любой на вашем месте поступил бы так же, вы не могли продолжать ваш путь.

Но она не согласилась.

– Нет. У меня было поручение, и я должна была его выполнить, а…

Она умолкла. Здесь было не место это обсуждать. На нее, пытаясь что-то понять, смотрел раненый. Она обратилась к нему:

– Так Дворянчик ушел из-за этого пленного? Что он собирается делать? Выкрасть его? Это невозможно! Его, по-видимому, хорошо охраняют.

Хромой тяжело дышал, явно страдая. Он лежал с закрытыми глазами и был так бледен, что Катрин показалось, что он умирает. Она склонилась над ним.

– Вам хуже?

Он открыл глаза и слабо улыбнулся:

– Я чувствую себя не лучшим образом, но хочу договорить. Дворянчик должен позаботиться о тех двоих, а они все устроят так, чтобы пленник навсегда остался в тюрьме. Вы понимаете?

– Это разумно! – сказал Готье. – Нет пленника, нет и выкупа…

– Рене погибнет в тюрьме, и снова вспыхнет война, – заключила Катрин. – Итак, картина ясна, и мы должны выполнить наш долг.

Она поблагодарила Хромого, успокоила его, сказав, что он может не опасаться виселицы и что она берет его под свою защиту.

– Вы будете освобождены, постарайтесь поправиться. – Катрин уже собиралась покинуть комнату, как он окликнул ее.

– Если вы мной довольны, примите меня к себе на службу. Клянусь памятью несчастной матери, я буду вам предан. А когда вы снова встретитесь с капитаном Г… я хочу сказать, с вашим супругом, я буду вам служить обоим!

Она улыбнулась, взволнованная такой преданностью человеку, который его бросил. У Арно был дар завоевывать сердца и преданность солдат.

Но не поступал ли он так же с теми, кого, по его словам, любил? Катрин не представляла, чем закончится их встреча, но если они оба живы, то они встретятся наверняка, иначе и быть не могло.

– Хорошо, – ответила она. – Как только встанете на ноги, отправляйтесь в Монсальви. Я дам вам письмо для аббата Бернара. Он управляет делами в наше отсутствие.

Раненый обрадовался, и Катрин показалось, что ее обещание исцелит его быстрее, чем все лекарства Готье.

Ванденес метался по двору, не находя себе места. При появлении Катрин он сразу же подбежал к ней.

– Теперь, я думаю, дело за правосудием?

– Правосудие? Не ваше ли, барон? Я в него ничуть не верю. Я от этого человека узнала все, что хотела, и даже более того. Я ему очень признательна. И должна вам сообщить, что отныне он находится под моим покровительством.

– Что это значит? – возмутился Ванденес.

– А то, что я запрещаю вам его трогать, в противном случае вы ответите не только передо мной, но и перед герцогом Филиппом, которому благодаря пленнику я, возможно, окажу большую услугу. Если он поправится, то ему предстоит дорога из Шатовиллена в Монсальви, да поможет ему Бог.

Барон расхохотался, хотя ему было явно не до веселья.

– В Монсальви? К вам? Волк в овчарне. Хороший же из него получится слуга! А ваш супруг…

– Мой муж знает людей намного лучше, чем вы себе это представляете, барон! Я бы очень удивилась, если бы он не взял его на службу. Что же касается наших земель в Монсальви, то там, уж поверьте мне, нет овчарни с блеющими ягнятами… Хромому там найдется местечко. А теперь, извините, я должна идти, мне нужно подготовиться к отъезду.

– Вы уезжаете? Куда?

Катрин еле сдержалась. Она умирала от желания послать к черту этого надоедливого малого. В глубине души она не могла простить ему осаду Шатовиллена. Он выстоял, это верно, но, будь он поэнергичнее, с имеющимися силами мог бы добиться большего. Однако он был близок ко двору, а она не знала, какие воспоминания сохранил о ней ее бывший любовник герцог Филипп, да сейчас и не время обострять отношения.

– Простите, что раньше я вам не сказала, – сменив гнев на милость, проговорила она, делая над собой усилие. – Я прибыла сюда с поручением. До сегодняшнего дня я не имела возможности его выполнить, но сейчас путь свободен, и я не могу более откладывать.

– В таком случае, каким бы ни было это поручение, вам нужна помощь. В стране неспокойно. Еще встретятся английские части, наемники. Ни о чем не спрашивая, я поеду с вами!

Молодая женщина покраснела до корней волос.

Несносная навязчивость! Собственное самодовольство мешало ему понять, что ей надоели его присутствие, настойчивые взгляды, притворная любезность.

Она уже собиралась дать выход своему гневу и высказать малоприятные замечания, как из комнаты вышел Готье.

– В таком случае, нам было бы глупо отказываться, – сказал он таким слащавым голосом, что вызвал неподдельное удивление Катрин. – Я думаю, выражу общее мнение, если скажу, что мы будем счастливы отправиться в путь под вашей защитой. Вы готовы отправиться послезавтра? Может, это недостаточный срок, чтобы подготовить к походу такую огромную армию?

– Нисколько, мой друг, нисколько, – ответил барон покровительственным тоном. – Я уже сейчас прикажу собираться и буду готов вовремя.

– Вы потеряли рассудок? – возмущенно прошептала Катрин, как только успокоенный барон удалился по коридору. – Из-за вас мне придется ехать с этим чванливым дураком, которого я терпеть не могу. И почему это послезавтра, если мы знаем, что…

– Мы этой же ночью покинем замок! – тихо заверил Готье. – Если госпожа Эрменгарда согласится сыграть с бароном комедию, у нас будет достаточно времени, прежде чем он заметит наше отсутствие. Он должен присоединиться к герцогу, а герцог находится во Фландрии. Он думает, что мы туда направляемся, и постарается нас догнать, двигаясь на самом деле в противоположном направлении.

Катрин посмотрела на своего конюха одновременно с восхищением и раздражением. Настало время стать самой собой. Если она не примет меры, этот парень скоро начнет диктовать ей, как поступать. Немного раздосадованная, она ответила ему со сдержанной улыбкой:

– Кстати, а почему вы против компании барона? То, что его общество меня раздражает, – это одна сторона вопроса, но, с другой стороны, он совершенно прав, говоря, что вокруг не все спокойно.

– Если хотите начистоту, госпожа Катрин, я не совсем доверяю сеньору де Ванденесу. Может, это из-за вас, но мне частенько казалось, что он мечтал о вечной осаде и, во всяком случае, не слишком старался ее снять. Видимо, жить рядом с вами ему очень нравилось.

Молодая женщина молчала, взвешивая каждое слово своего конюха. Они были созвучны ее собственным мыслям, в чем она не решалась признаться самой себе.

– Меня в вас раздражает, Готье де Шазей, что вы всегда правы! – вздохнула она.

И, подхватив шлейф платья, величественной походкой направилась к лестнице.

К вечеру следующего дня трое всадников медленно поднимались по главной улице Дижона Нотр-Дам. Это была самая богатая улица города, где разместились длинные торговые ряды.

В отблеске оранжевого заката виднелись многочисленные городские колокольни, издали похожие на корабельные мачты.

Катрин ехала молча, свободно опустив повод. Вот уже одиннадцать лет, как она выехала из ворот Дижона. Прошло уже одиннадцать лет с того памятного осеннего дня, как она покинула этот город ради любви к герцогу Филиппу. В то время ее супругом был бургундский ювелир Гарен де Бразен. Он был приговорен к смерти за мятеж против герцога. От его руки чуть не погибла и сама Катрин.

Гнева принца можно было не опасаться, так как она была его любовницей в течение уже нескольких месяцев и ждала от него ребенка. Но Катрин уехала, так как Филипп Добрый хотел видеть в ней не жену осужденного, а создание, которое он любил больше всего на свете. В Дижоне эта любовь стала невозможной и могла вызвать скандал. А в далеком Брюгге, жемчужине фламандской Бургундии, она осталась незамеченной.

В течение четырех лет Катрин являлась некоронованной властительницей этого прекрасного города. Потом их пути разошлись. Их ребенок умер, как раз тогда, когда герцог собирался жениться в третий раз. На этот раз на инфанте Изабелле Португальской. В то же время она узнала, что в Орлеане, осажденном англичанами, сражался мужчина, которого она безнадежно любила много лет. Ему грозила смертельная опасность. Чтобы увидеть его живым или мертвым, она без всякого сожаления оставила свой маленький дворец в Брюгге, свои наряды, сокровища, подаренные Филиппом, которые составляли ее богатство.

У нее был титул графини, земли в Бургундии, замок в Шенове около Дижона. Выйдя замуж за Арно де Монсальви, она лишилась всего этого и окончательно распрощалась с прежней жизнью.

Покинутый ею и оскорбленный в своих лучших чувствах, Филипп Бургундский не счел возможным оставить в распоряжении супруги своего врага ни пяди бургундской земли. Теперь она была уверена лишь в том, что он ее не забыл и сохранил о ней нежные воспоминания. В прошлое Рождество он приказал доставить в Монсальви чудесный портрет Катрин, написанный ее бывшим другом Яном ван Эйком. Это мог быть либо знак постоянной нежности, либо прощения.

Теперь молодая женщина, следуя по знакомой мостовой, была на удивление спокойна, вспоминая прошлое. Став Катрин де Монсальви, она изменилась до неузнаваемости, и все, что всплывало в ее памяти, казалось прекрасной сказкой, историей, приключившейся с другой Катрин, а совсем не с ней.

Госпожа де Бразен действительно умерла в ней. А просыпался ребенок, каким она когда-то была, маленькая Катрин Легуа. По дороге, ведущей к улице Гриффон, она направилась к дому своего детства. Прежде всего она хотела обнять дядюшку Матье, о котором сохранила нежные воспоминания. Правда, с тех пор как дядюшка связал свою жизнь с некой Амандиной Ля Верн, он сильно изменился. Его спутница обладала сильным характером. Ведь ей удалось вытащить его из уединенного домика посреди виноградников в Марсаннэ и вернуть в лавку на улице Гриффон. Из-за нее он выгнал из дому родную сестру. Все это не предвещало ничего хорошего.

Повернув за угол, Катрин почувствовала, как учащенно бьется ее сердце. Одного взгляда на родной дом было достаточно, чтобы вернуться в прошлое. Улица с небольшими домишками по обеим сторонам была такой же, как в тот вечер, когда она приехала сюда с мамой, спасаясь от парижского мятежа…