По дороге в отель я думала об этом, пытаясь оправдаться и присвоив себе мужскую привычку коллекционировать трусики подружек как трофеи.

Я пыталась взывать к своему цинизму, объясняя себе, что с Энрике меня связывает всего лишь секс и скоро это кончится…

И в номере я продолжила занятия самоанализом, даже села в кресло, закрыла глаза и стала думать о Федоре. У меня ничего не получалось. Было такое ощущение, что я даже не помню, как он выглядит. Со стороны, наверное, это выглядело как сеанс спиритизма, потому что мои напряженные гримасы были лучшей иллюстрацией к происходящему. С трудом я вызвала в памяти образ Великолепного Федора, такой же безразличный и холодный, как привидение. Я попыталась вспомнить наши совместные приятные моменты, но ничего не получалось. Ни одна чувствительная зона не отозвалась на мысли о нем, и я поняла, что надо прекратить заниматься душевным онанизмом.


Открыв глаза, Аня тут же заметила плоскую прямоугольную сумку у стены, которая с самого приезда осталась нетронутой. Она обрадовалась точно ребенок потерянной игрушке и открыла ее.

В сумке аккуратно лежали бумага разных оттенков и фактур, пастельные мелки и цветные карандаши.

Аня вышла на балкон и устроилась в кресле. Она достала большой лист бумаги и коробку с пастелью. Вид с балкона был прекрасным. Серп лагуны, бирюзовая вода, отели и виллы с рыжими черепичными крышами, прилипшие друг к другу, как девчонки на школьной фотографии, разделенные только каскадами зелени и цветущими лианами. Запах цветов пронизывал солоноватый морской воздух, вдохнув который ты становишься частью всего этого пространства, с каждым днем влюбляясь в него все сильнее и сильнее.

Рука с мелком забегала по листу, оставляя на нем, словно в танце, отпечатки того, что видели влюбленные глаза Ани в окружающей красоте. Она увлеклась рисунком, растирая штрихи пальцами, ломая мелки, чтобы сделать их края острее, крошила их, чтобы втереть густой цвет в бумагу.

Аня закончила рисунок, но чего-то не хватало. Точнее, кого-то. Тогда она сделала несколько штрихов, и на белоснежном пляже появилась фигурка мужчины с длинными темными волосами…

Глава 11

– Кто там?

Я подняла голову с подушки. Оказывается, я не заметила, как задремала. Стук в дверь напугал меня, но я решила, что со сна мне это показалось. Стук повторился.

– Все отлично, крошка!

Энрике с горящими глазами влетел в комнату и подхватил меня.

– Что ты делаешь, отпусти меня… – Я попыталась изобразить смущение.

– Ни за что!

– Где ты был?

– Доставал… – Энрике зажал себе рот рукой.

– Что доставал? – У меня разгоралось любопытство.

– Доставал… доставал… Вот это!

Он показал мне цветок орхидеи, точно такой же, как тогда на пляже перед съемками.

– Это все? – лукаво спросила я.

– Ну да. – В его карих глазах прыгали чертики, и я поняла, что он что-то скрывает.

– Говори, – тихо повелела я. – Говори, а то я тебя защекочу.

– Нет, только не это!

Он театрально повалился на кровать, а я на него.

Мы катались по кровати, как дети, до тех пор, пока Энрике не запросил пощады.

– Все, все, хватит, ты все узнаешь завтра! – смеялся он. – Ой, что это?! – Он смотрел в сторону.

– Не пытайся меня отвлечь!

Я продолжала его щекотать.

– Нет, правда, что это?

Я поняла, что он спрашивает о рисунке.

– Да так, ерунда, просто время хотелось занять, пока тебя нет.

Я попыталась спрятать рисунок. Все художники так стеснительны!

– Подожди, дай посмотреть, – он забрал у меня рисунок, – очень красиво! Это правда ты рисовала?

В его глазах был неподдельный восторг. Я растаяла:

– Да.

– Ты занимаешься этим профессионально?

– Нет, я же сказала, это просто для души.

– Тебе надо выставляться, это потрясающе!

– Брось, – отмахнулась я.

У меня есть идея, – Энрике щелкнул пальцами, – я покажу это Паоло.

– Паоло? Это еще кто? Может, не стоит? К тому же рисунок – далеко не шедевр, я рисовала просто так, для себя…

– О! Паоло отличный парень, он владелец этого отеля и мой друг.

Я подавилась минералкой.

– Что? Ты дружишь с владельцем этого отеля? – пропищала я. В эту секунду не знаю, чего я больше опасалась: того, что он меня разыгрывает, или того, что говорит правду.

Пока меня терзали сомнения, Энрике набрал чей-то телефонный номер и заговорил на языке, который мне был неизвестен. Это было похоже на то, как говорит на английском испанский эмигрант, живущий во Франции.

Он положил трубку и хлопнул в ладоши:

– Все, я договорился. Собирайся быстрее, Паоло нас ждет.

Моя контузия не проходила.

Что случилось с моей жизнью? За последние три дня она стала похожа на подборку видеоклипов, в каждом из которых мне приходилось играть все новые и новые роли.

Энрике продолжал смотреть на меня, сжав ладони, а я на него, сжав колени. Через пятнадцать минут мы уже сидели на белом кожаном диване в шикарном голубом кабинете Паоло и пили ледяную сангрию.

Мои комплименты дизайнеру интерьера, потому что даже мой ироничный вкус не смог ни к чему подкопаться. Я бегала глазами по стенам, на которых висели прекрасные картины, без сомнения, гениальных художников, и чувствовала себя дилетанткой.

– Может, не надо? – одними губами спросила я Энрике.

Он покачал головой и нахмурился. В его взгляде читалось: я уверен в тебе, не разочаровывай меня.

Я крепко сжала его руку.

Через минуту вошел Паоло, весь в белом, как диван, на котором мы сидели. Невысокий и коренастый, с глубокими залысинами в темных, приглаженных назад волосах. Внешне он походил на итальянского мафиози в исполнении Денни де Вито, с половинкой сигары в зубах и перстнем с черным камнем на мизинце.

Они обнялись с Энрике, потом Паоло подошел и поцеловал мне руку. Я ощутила резкий запах парфюма.

– Очень рад. Надеюсь, вам нравится в нашем отеле? – Он улыбнулся.

– Конечно, все просто прекрасно, благодарю, – волнуясь, затараторила я, вспоминая, как вчера мысленно благодарила его за бритвенный станок в ванной. Ирония судьбы!

Паоло кивнул и улыбнулся.

Друзья опять стали лепетать на неизвестном языке, а я пыталась уловить знакомые слова. Бесполезно.

Энрике показал Паоло мой рисунок.

Я столько раз защищала свои рекламные проекты перед генеральным, перед заказчиками и почти перед всей широкой общественностью, но клянусь, что никогда не волновалась так, как сейчас, в эти несколько секунд, пока Паоло рассматривал мой рисунок.

«Зачем я на это пошла? – вопрошала моя стремительно падающая самооценка. – Что мне это даст? Сейчас он скажет пару вялых комплиментов, и моя больная гордость будет терзать меня все оставшееся здесь время».

– Великолепно! Это великолепно! – голос Паоло поддержала акустика кабинета. Он стрельнул на меня глазами. – Сколько вы хотите за этот рисунок?

Я встретилась взглядом с торжествующим Энрике.

Скорее всего, мое молчание никак не выдавало моего волнения, а только повышало цену рисунка.

– Две тысячи вас устроит? – осторожно спросил Паоло.

– Две тысячи? – Я замешкалась.

– Да, две тысячи долларов, – повторил Паоло.

– Я согласна, – закивала я, не понимая, как может столько стоить испачканный мелками кусок бумаги.

– Отлично! – Паоло достал чековую книж ку и выписал чек. – Можете снять деньги в банке прямо за нашим отелем.

Он опять склонился над моей рукой.

– Если у вас есть еще что-нибудь, с радостью взглянул бы на ваши работы.

Я открыла рот.

– Кстати, Энрике сказал, что вы из России, – неожиданно сказал Паоло. – Чудесная страна!

– Вы бывали в России? – удивилась я.

– Я – нет, но брат Джордж – он живет на Кубе – ездил в начале восьмидесятых в Москву в Университет дружбы народов по обмену. Он рассказывал забавную историю, как русские студенты угощали его такой маленькой рыбкой из железной банки в томатном соусе, которую готовят вместе с головами. Как же ее…

Мои брови поползли вверх.

– Килька? – попыталась угадать я.

– Точно, килька! – обрадовался как ребенок Паоло. – Джордж привозил нам пару баночек, очень вкусно! Это блюдо еще продается в Москве?

– Да.

– Фантастика! – Он хлопнул в ладоши, а я переглянулась с Энрике. – Скажите, Анна, а нельзя ли как-то заказать эту кильку из России?

– Заказать? – переспросила я.

– Да, заказать. Вы не поверите, но я уже двадцать лет мечтаю попробовать ее опять.

– Думаю, я смогу для вас это устроить. Напишите, сколько вам нужно, и я прослежу, чтобы вам переслали…

– Конечно, дорогая, я сейчас напишу!

Паоло взял голубой листок и стал писать.

Поистине, у богатых свои причуды! Но вот чтобы килька…

Мы долго прощались с Паоло. После разговора о кильке мы стали как-то ближе друг другу. Он наконец выпустил меня из объятий. Я поняла, что вся пропахла его одеколоном.

Энрике сделал мне знак, чтобы я подождала его в коридоре.

Я вышла в холл и уставилась на чек.

Это был один из самых счастливых моментов в моей жизни. Впервые я заработала тем, что принесло мне удовлетворение, а не тем, что придумала, как заставить лохов покупать говенные ноутбуки российского производства.

Я никогда не воспринимала свое умение рисовать как способ зарабатывания денег. Еще в художественной школе мне ясно дали понять, что я – полная бездарность и единственное, что я умею делать хорошо, – это ходить на каблуках.

После окончания школы я семь лет вообще не рисовала. Так повлиял на меня четырехлетний сеанс гипноза в исполнении авторитетных учителей. Тем не менее почти загубленные на корню способности все-таки расцвели пышным цветом, когда мне пришлось прикинуться дизайнером интерьера, чтобы заработать денег на путевку в Турцию. Я именно прикинулась, потому что человек, которому мой хороший знакомый представил меня как дизайнера, понятия не имел, что я ничего не смыслю в оформлении жи лого пространства.

Лиха беда начало, я взялась за дело. В результате восемьсот долларов дохода и толстая папка с эскизами и фото готового интерьера.

После этого выдающегося блефа я не только обзавелась новой работой в одном из дизайнерских бюро, но и почувствовала, что все-таки не такая уж я и бездарность, как говорили мои учителя. Все равно низкий им поклон, потому что раненое самолюбие кормило мое патологическое упрямство все эти годы, а без него я ничего бы не добилась.

Оставшиеся десять минут, что я ждала Энрике, я была занята тем, что обдумывала, как бы мне с пользой и удовольствием потратить свой гонорар. Эта ситуация напоминала мучение девочки из советского мультика про цветик-семицветик, которая не знала, как распорядиться последним лепесточком.

В конце концов мои мучения прервал Энрике:

– Ты мой гений! – Он поцеловал меня.

– Надеюсь, Паоло не запал на меня? – закокетничала я.

– Думаю, нет. – Энрике хитро заулыбался.

– Ах ты, негодяй! Ты думаешь, я не настолько привлекательна?

– Упаси бог, моя королева! Просто Паоло… голубой.

– Что? У тебя голубой друг?

– А что в этом такого? – удивился Рике.

– Может, я чего-то о тебе не знаю?

– По-моему, ты знаешь достаточно, чтобы сделать выводы о моей ориентации. А с Паоло мы хорошие друзья. К тому же его сердце давно занято.

– Понятно.

– Только очень прошу тебя, никому об этом не говори. Геи не в чести на острове.

– Ладно.

Я сидела в голубом кабинете с голубым Паоло и получила от него чек на голубой бума ге. Глупо, но я была разочарована. Дурацкая привычка нравиться всем мужчинам без исключения сделала меня капризной. Согласна, это ужасно. Временами я сама себя раздражаю, как сейчас.

– А что это за птичий язык, на котором вы лепетали?

– Ах, да, прости, ты, наверное, ничего не разобрала. Это патуа. Все коренные жители говорят на нем, это что-то вроде наречия, смесь английского, французского и испанского.

– Как интересно!

Меня неожиданно взбудоражила мысль о близком общении с коренным представителем острова, и единственное, о чем я могла сейчас думать, – это огромная кровать в номере на втором этаже.

Не стоит и говорить, что мы немедленно отправились туда.


После того как уровень гормонов упал до уровня, позволяющего чувствовать себя спокойным, но жутко голодным, мы отправились в кафе.

Мы сидели и молча уплетали еду за обе щеки, не вполне понимая, что едим. Но все равно было очень вкусно. А вы знаете, что после секса можно есть абсолютно все, что хочется, даже если вы сидите на диете? Дело в том, что ваш организм продолжает работать в активном режиме еще часа полтора после того, как… ну, вы понимаете. И если в этот промежуток вам захотелось съесть торт, можете это смело делать, ваше тело все переработает и не отложит ни грамма в закрома.