Крис Мэнби - Месть моя сладка

— Я не Джереми имею в виду, — сказала Лоретта.

— А чем тогда вы можете мне помочь? — с недоумением осведомилась я.

— Я имела в виду ваше судебное разбирательство, — пояснила Лоретта.

— Откуда вам это известно? — изумилась я.

— Все газеты только и трубят о вашем деле. Да и Джереми порой откровенничает с Кандидой, а она потом со мной делится. Насколько я понимаю, речь идет о попытке нанести тяжкие телесные повреждения в области гениталий представителю мужского пола. Иными словами — о членовредительстве. — Она неожиданно хихикнула. — Именно — члено- вредительстве. Извините за каламбур, Элисон. Но я права?

— Я не виновата, — сказала я. — То есть да, я это сделала, но вовсе не хотела его изувечить, как он теперь уверяет.

— Мне это известно, — сказала Лоретта. — Послушайте, Эли, я хочу, чтобы вы познакомились с одной моей приятельницей. Она сейчас в Лондоне, на фестивале женского кино.

— Она адвокат? — с надеждой осведомилась я.

— Нет, продюсер.

— А чем она может мне помочь?

— Пока точно не знаю. Но она славится умением находить выход из подобных дерьмовых ситуаций.

— Может, в Америке это и возможно, Лоретта, — со вздохом сказала я. — Но меня будут судить британские присяжные. А по их мнению, пожизненное заключение — самое подходящее наказание, которого я заслуживаю.

— Не торопитесь с выводами, — посоветовала Лоретта. — Завтра она вам позвонит. — Немного помолчав, она добавила: — Господи, до чего же я вам сочувствую, Эли! Вы очень славный человек. Не попадись на вашем пути Кандида, Джереми, наверное, до сих пор был бы рядом с вами. Хотя по собственному опыту знаю: мужская поддержка недорого стоит.

Я была почти готова с ней согласиться.

— Кстати, — продолжила Лоретта, — сегодня утром Кандида снова объявила о моем увольнении. Если повезет, то, возможно, так и выйдет. Между прочим, Джереми, на мой взгляд, тоже недолго продержится.

— Вот как? — встрепенулась я. — А почему?

— Он отпустил какую-то неудачную шутку по поводу ее вросшего ногтя. Тем самым нарушил священный закон: богиням нельзя напоминать об их недостатках. Ой, я должна заканчивать! Похоже, она опять разбушевалась.

Я смутно различила голос Кандиды, которая вопила: «Куда запропастился этот хренов кондиционер?»

— Вот увидите, — прошептала Лоретта. — Моя подруга вам понравится. Она утром позвонит.

— Лоретта, я…

Но в трубке послышались короткие гудки. Я даже не успела спросить, как зовут подругу Лоретты.

— Кто это был? — полюбопытствовала Эмма.

— Одна знакомая по Антигуа. Предлагает помочь.

— Чем?

— Тем самым.

— Приветик, — проворковала гостья. Едва пройдя в кухню и устроившись на стуле, она решительно водрузила себе на колени Пушистика и возвестила: — Меня зовут Марсия Гуттенбсрг, и я представляю сестер «Сафьянового клуба».

— Сафьянового? — недоуменно переспросила я.

— Поначалу мы, феминистки, называли свой кружок «Клубом Сафо», но один фаллоцентрический болван, который издал нашу программу, решил, что это опечатка, и переименовал наш клуб. Как бы то ни было, я хочу поприветствовать вас от имени всех славных феминисток и лесбиянок нашей планеты.

Сграбастав обе мои ладони в свои, Марсия принялась трясти их с таким ожесточением, словно готовила коктейль «Маргарита».

— Вы молодчина, Элисон, — сказала она. — Мы вами гордимся. Вы сумели утереть нос этим шовинистам-мужикам.

— Пока еще не сумела, — мрачно возразила я. — Суд состоится через два дня.

— Да, верно. Но наши сестры просили передать, что они с вами. Чем бы ни закончился процесс, мы хотим, чтобы вы знали: с нашей, женской, точки зрения, вы уже победили.

— Неужели?

— Да. И мы восхищаемся вами. — Марсия порылась в изящном рюкзачке и извлекла из него маленький сверток. — Вот, возьмите от нас, — предложила она. — Этот амулет должен принести вам удачу в суде. А заодно будет напоминать о деле, которому мы с вами служим.

Натянуто улыбнувшись, я приняла сверток.

— Что это?

— Посмотрите сами.

Я развернула обертку, раскрыла коробочку и, обалдев, уставилась на ее содержимое. Крохотный золотой пенис на булавке. Дряблый и сморщенный.

— Приколите к лацкану, — посоветовала Марсия. — Как трофей. Вроде высушенной вражеской головы.

— Спасибо… — растерянно поблагодарила я.

— Желаем вам не останавливаться на достигнутом, — со смехом добавила Марсия.

— Боюсь, такой возможности мне теперь долго не представится, — сказала я.

— Главное — не вешать нос, — посоветовала Марсия. — Кот у вас шикарный.

Выпроводить Марсию Гуттенберг мне никак не удавалось. Пушистик влюбился в нее с первого взгляда. Да и Эмма, без конца поднося гостье чай с ромашкой, плохо мне помогала. Марсия трещала без умолку, угощая нас такими смачными подробностями об увечьях, которые наносили предателям мужчинам женщины-мстительницы, что даже у кровожадного приятеля Эммы волосы на голове встали бы дыбом.

— Как, — восхитилась Эмма, — она привязала его за яйца к воздушному шару? Отпад, я в тоске! Дорого бы я дала, чтобы посмотреть на его рожу!

— Точно, — хихикнула Марсия. — А вот Лорена Боббит зря проболталась полицейским, где искать отрезанные причиндалы ее мужа. Благодаря этому ее бывший благоверный теперь порнозвездой стал, представляете? Просто не понимаю, что происходит: стараешься, стараешься, а все боком выходит.

— Как по-твоему, Дэвид тоже станет порнозвездой? — игриво спросила Эмма.

— Не говори глупости, — ответила я. — Он играть не умеет.

— Эх, лапочка, — вздохнула Марсия, — вы просто от жизни отстали. Лично я готова пари держать, что он уже подыскивает себе агента. Мы должны этому помешать, Эли. Нужно во что бы то ни стало выиграть предстоящий процесс.

— Адвокат у меня есть, — сказала я.

— Убеждена, мы придумаем что-нибудь похлеще, — уверенно заявила Марсия.

После ее ухода Эмма принялась убеждать меня, что я должна во всем положиться на подругу Лоретты.

— Марсия искренне хочет помочь тебе, — бубнила Эмма. — Она классная бабенка, это с первого взгляда видно.

— Да она сдвинутая, — возражала я. — А Пушистик от ее сладких духов до слез расчихался.

— Мне она нравится, — отрезала Эмма.

— Не вижу в этом ничего удивительного.

— Тебе пригодится такая союзница.

— Зачем, Эмма? Пораскинь мозгами: ну что она может сделать? В лучшем случае подобьет своих чокнутых феминисток пикетировать здание суда. Это окончательно убедит присяжных, что я не только ревнивая любовница, но и сумасшедшая мужененавистница. Нет, лучше уж пусть такие помощницы ко мне ближе чем на пушечный выстрел не подходят. Не понимаю, почему Лоретте взбрело в голову нас познакомить.

— Тебе должно быть приятно, старушка, что кто-то о тебе печется, — нравоучительно заметила Эмма. — Да и брошь она тебе потрясную подарила. Прелесть, да?

— Возможно, — неуверенно ответила я. — Но одно знаю точно: в суде я с ней не появлюсь.

Во что следует одеваться, собираясь в суд, женщине, которую обвиняют в попытке нанесения тяжких телесных повреждений? Или «члено-вредительства», как остроумно выразилась Лоретта. Роясь в гардеробе, я впервые пожалела, что не могу воспользоваться советом Аманды из «Совершенной женщины».

— Что скажешь, Эмма?

— По-моему, тебе стоит нацепить тот черный брючный костюм, который ты надевала в день рождения, — порекомендовала Эмма. — Кто знает, может, отныне тебе суждено будет несколько лет носить синюю пару.

— Благодарю покорно, — процедила я. — Хорошенькое дельце — даже лучшая подруга считает, что мне не выкрутиться.

Эмма соскочила с кровати и порывисто обняла меня:

— Я просто уверена, что тебя оправдают. Ей-богу! В противном случае я бы так не шутила, поверь.

— Ладно, верю, — неохотно уступила я.

— Надень темно-синий костюм, — предложила она уже увереннее. — Тот самый, в котором ты ходила устраиваться на работу. Он строгий и внушает уважение. Никто не поверит, что женщина в подобном прикиде способна совершить злодейство.

Я сняла темно-синий костюм с плечиков и повесила на дверь.

— И бледно-зеленую блузку, — продолжила Эмма. — Она стильная, но в глаза не бросается. Не знаю только, что с твоими волосами делать.

— Да, об этом я не подумала, — кивнула я.

— Нужно их уложить, — решила Эмма. — Давай я сама попробую. Пожалуй, лучше косичку заплести. Будет не столь чопорно, как пучок, но вместе с тем достаточно опрятно и строго.

Эмма принялась возиться с моей прической, а на меня вдруг накатило плаксивое настроение. Крупные слезы хлынули из глаз прямо на бледно-зеленую блузку, которую я сжимала в руках.

— Полегче с блузкой, старушка, — предупредила Эмма. — Она тебе завтра понадобится. — В следующий миг лицо ее посерьезнело. — В чем дело, Эли? Чем я могу тебе помочь?

Но я только потрясла головой и шмыгнула носом.

— Нет, Эмма, помочь мне никто не в силах. Мне придется испить чашу до дна. Я ощущаю себя Марией Стюарт. Мне предстоит последняя ночь, а завтра утром меня обезглавят.

— Эли, — внушительно произнесла Эмма, — возьми себя в руки. Завтра все пройдет великолепно. Ты всех присяжных покоришь. Осознав, какая сволочь этот Дэвид, ни один из них тебя не осудит. Даю голову на отсечение: тебя оправдают. Стоит тебе только рассказать им, что Дэвид бросил тебя под самое Рождество, когда ты приходила в себя после операции, а потом подлизывался, чтобы бесплатно отдохнуть на Антигуа, как присяжные выстроятся в очередь, чтобы побить его камнями.

— Да? — обрадовалась я. — Ты так считаешь? Значит, он получил то, что заслужил, да? Я не перестаралась?

— Нет, конечно, — заверила меня Эмма. — И все это поймут. Если кого и можно считать пострадавшим, так это тебя. Да стоит только посмотреть на рожу Дэвида, и сразу ясно станет, что он изменник. У него глазки бегают.

Одного мы с Эммой не рассчитали. Мы и предположить не могли, что Дэвид оденется у лучших дизайнеров, признанных гуру мужской моды. Судя по долетавшим до нас слухам, буквально все спонсоры ведущих журналов для мужчин стремились приодеть его к процессу. Когда меня, закованную в наручники, ввели в зал суда, то, увидев Дэвида, я сначала его не узнала, настолько сказочно он выглядел. На какое-то безумное мгновение в моем мозгу мелькнула мысль, что сейчас он предложит мне стать его женой. И тут же на меня обрушилась мрачная реальность.

«Королева против Харрис» — так была озаглавлена папка с моим делом.

— Встать, суд идет!

Эту сцену я прекрасно представляла, насмотревшись художественных фильмов. В зал величественно вплыл судья в развевающейся мантии и в пышном парике. Зрелище настолько увлекло меня, что я с опозданием осознала: судья Оливия Максвелл-Харрис оказалась женщиной. Росточка она была столь крохотного, что, усевшись на свое место, стала почти не видна. Над судейским столом возвышалась лишь ее голова.

Бейлиф, плюгавец, одеяние которого было явно рассчитано на его старшего брата, призвал меня занять место свидетеля.

— Сейчас вам предъявят обвинение, — предупредил меня мой адвокат на процессе — мистер Тейлфорт (мистеру Уогстафу, похоже, моя защита была бы не по зубам).

Звучало это настолько устрашающе, что у меня поджилки затряслись.

— Элисон Харрис, — начал секретарь, — вас обвиняют в том, что второго февраля одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года вы надругались над мистером Дэвидом Уит-вортом с целью причинить ему тяжкие телесные повреждения. Вы признаете себя виновной?

— Нет, не признаю, — срывающимся голосом пропищала я.

Джо, подбадривая меня, сдавленно ухнула в заднем ряду. Судейский крючок кивнул, и мне было дозволено сойти с трибуны.

Присяжных последовательно, одного за другим, привели к присяге. Пока мистер Тейлфорт нашептывал мне, как нужно держаться, я пыталась прикинуть, как настроены присяжные и каковы их моральные убеждения. Семеро из присяжных были мужчины, и лишь пять — женщины. Я сочла это дурным предзнаменованием, ибо прекрасно понимала, что любой нормальный представитель мужского пола из солидарности встанет на сторону Дэвида. Из всех женщин-присяжных лишь две, как мне показалось, могли за меня заступиться. Одна из них, дама в летах, взирала на меня с нескрываемым сочувствием. Хотя, возможно, впечатление это создавалось из-за толстенных стекол ее очков.

— По-моему, присяжные на нашей стороне, — шепнул мистер Тейлфорт.

— Вы что, смеетесь надо мной? — возмутилась я. — По меньшей мере десять из них выглядят так, словно готовы повесить человека за кражу велосипеда.

— Элисон, — со вздохом произнес он, — постарайтесь, чтобы эти мысли не отражались на вашем поведении. Перед ними должна стоять не нашкодившая школьница, а уверенная в себе здравомыслящая особа, которая просто подшутила над своим молодым человеком, не предполагая, к чему это может привести.