Это воспоминание заставляет прибавить скорости. Пятки горят. Виви всегда ровна со мной, не важно, угрюм я, сердит или обижен на своих. Ничего не знаю о сроках заживления душевных ран, знаю только, что Виви – умница, потому что не толкает меня вперед к новой жизни.

В прошлом году я встречался с одной девушкой, Сарой. До нее серьезно с девчонками не дружил. Так вот Сара толкала не хуже строительной груши. Как человек она мне до сих пор симпатична, как подруга – спасибо, я сыт. Сара – миниатюрная и настырная, как йоркширский терьер. Раньше мне нравилось, что она возглавляет чуть ли не половину школьных клубов. Сара из тех девчонок, что в начальных классах имеют все возможные скаутские значки и успешнее всех продают благотворительное печенье. По убеждению таких, как она, успеха достичь очень просто: достаточно решить, что делать, и делать это.

В первые дни после папиной смерти с Сарой было удобно. Потому что Сара – она знает, как надо. К любой ситуации готова. На похоронах у нее с собой была полная сумка одноразовых бумажных платочков. И даже пузырек детского аспирина – Сара предвидела, что у Лии от плача головка разболится.

А потом я стал Сариным проектом. Сама она сверхэнергичная, вся такая позитивно мыслящая и боевая. От меня требовалось решить быть счастливым и быть им, а я не смог; мое горе оказалось крепким орешком, Саре не по зубам. И тогда-то Сара стала скулить мне в уши, терзать барабанные перепонки.

– Джонас, – говорила она, – Джонас, ты, похоже, даже не стараешься быть счастливым.

А я думал: «Счастье! До него еще плыть и плыть. Как до Африки. Я угодил в шторм, меня крутит и вертит по-всякому». Сара про мою жизнь ничего не понимала. Мне претило, что она меня тащит за уши из океана боли.

Вот почему я с ней порвал.

Вот почему я не тащу маму из океана боли. Думаете, Сара всплакнула по нашим отношениям? Как бы не так. Она разозлилась. Неудивительно – проект в первый раз сопротивление оказал. Не дал себя завершить и получить зачет.

Я остался при своей тоске. Ключевое слово – «своя».

Разворачиваюсь, бегу к машине. Я взмок, теперь мне зябко. Все утро я себя мыслями терзал; пора и отвлечься. Лучше всего это делать у плиты. За пределами кухни помогает изобретение рецептов. Что, если приготовить салат из рукколы, грейпфрута и авокадо? И феты добавить? Заправка – уксус из шампанского. Посыпать орехами – например, макадамией. Или лучше без орехов? Не всегда рецепт на практике проверишь: ингредиенты, которые мне бы хотелось использовать, подчас недешевые. И покупать их непрактично для семьи из семи человек. Впрочем, мне полагаются чаевые – на прошлой неделе я подменял Феликса.

Сейчас денежный вопрос стоит довольно остро. Дом мои родители унаследовали от деда с бабушкой – по крайней мере, не надо платить по кредитам. Наших с Наоми и Сайласом заработков хватает на продукты и бензин. Финансовой частью ведает Наоми; она же обсуждает с мамой оплату счетов. Еще остались деньги от папиной страховки, но они не бесконечны. Через два месяца после папиной смерти, когда стало ясно, что мама в ближайшем будущем к реальности не вернется, Наоми поменяла нам тарифные планы на мобильную связь, хотя мы и так не шиковали, и вовсе отказалась от стационарного телефона, который папа считал необходимым. Знаете, в чем ирония? В том, что наша мама по специальности – бухгалтер. Раньше она занималась ресторанной бухгалтерией и заполняла налоговые декларации. Сейчас – не занимается.

Возле ресторана обнаруживаю машину Феликса. С чего это он к восьми утра прибыл, да еще и на машине? Он всегда пешком ходит. Папиным – то есть теперь уже моим – ключом открываю дверь служебного входа. Оказывается, это не Феликс приехал, это Элли, его дочка. Элли выглядывает из-за разделочного стола.

– А, Джонас! Привет. Я думала, это кто-то чужой.

– Привет, Элли. Что ты здесь делаешь?

– Ревизию морозильника. Только закончила.

Элли указывает на листок бумаги.

– Я думал, это вчера сделал твой отец.

– Просто я проиграла пари. Вчера вечером мы развлекались, папа с Линой против нас с мамой. Спорили на ревизию, и вот я здесь.

Элли выходит из-за стола. Ее сходство с матерью бросается в глаза. Раньше вроде оно не такое сильное было. Элли ростом почти с меня, долговязая, тоненькая. В руке у нее сковородка.

– Ты что, и омлет заодно решила пожарить?

Элли морщит нос.

– Да нет, просто схватила, что под руку подвернулось. Говорю же: я думала, взломщик лезет.

– С собственным ключом?

– Кто их разберет, взломщиков.

Элли делает широкий округлый жест, будто у нее в руке не сковородка, а шпага. Будто у нас дуэль намечается. Мне смешно.

– А ты зачем так рано приехал, Джонас?

– Чаевые из сейфа забрать. Я твоего отца на прошлой неделе подменял.

– Понятно.

Элли улыбается, встает на цыпочки, тянется к верхней полке, чтобы задвинуть туда сковородку. Раньше я думал: наверно, она йогу практикует или что-нибудь в этом роде, очень уж она спокойная. Движения плавные, голос размеренный, тон всегда ровный.

– Я рада, что мы встретились. Как лето проводишь?

– Всё… в порядке. Спасибо. А ты?

Элли пожимает плечами:

– Отлично. Гостила у бабушки, недавно вернулась. Еще, считай, все каникулы впереди. Вот в ресторане решила подработать. Говорят, у тебя новая девушка. Это тебе на пользу.

– Что? А, ну да.

Виви и правда моя девушка? Мы знакомы всего две недели, а по ощущениям – целое лето. И все же я насчет ее статуса сомневаюсь. Она, конечно, стала бы меня дразнить, если б я вопрос поднял. Порой Виви ведет себя со мной, будто я – ее парень, порой – будто я просто друг, но с привилегиями, порой – будто эксперимент надо мной ставит. Прощупывает меня – не в прямом смысле, конечно; задает странные вопросы.

– Джонас, а вы на костер идете? Уже ведь скоро – через неделю. Хочу познакомиться с твоей новой подружкой.

Элли проскальзывает в кабинет, кладет опись на стол.

Костер – это наша традиция. Ежегодное мероприятие для жителей Верона-ков и еще двух ближайших городков. Проводится сразу после Дня независимости.

– Наверно. Мы и жребий уже тянули. С младшими сидеть выпало Сайласу. Я точно иду, Наоми тоже собиралась.

Элли смотрит мне в глаза, хмурится.

– А что, разве твоя мама куда-то уехала?

Ну я идиот. Проговорился, что мама не в состоянии присмотреть за младшими.

– Нет. То есть да. Типа того. Просто ей именно пятого июля приспичило поехать к старой подруге. Что-то они там наметили.

– Вот как.

Элли выходит из кабинета, проскальзывает мимо меня, улыбается нерешительно.

– Ну, тогда до встречи.

Поверить не могу, что наврал Элли. Помню, в одиннадцать лет я здорово разбил колено. Бежал за Сайласом и Диего – это брат Элли; пытался не отстать. Элли, даром что ей только десять было, выдавила мазь на ватный шарик, приложила к моей коленке, заклеила пластырем. Она очень хорошая, Элли; без вывертов.

Вхожу в кабинет, делаю шаг к сейфу. Ищу пакетик со своим именем. На выходе встряхиваю головой, улыбаюсь. Как обычно, бумаги по всему столу разбросаны, скотчем к стене приклеены. Феликс, совсем как папа, придерживается принципа «это не бардак, раз я знаю, что где лежит».

Внезапно взгляд падает на красную печать. Возвращаюсь к столу. Конверт, буквально вопящий надписью «Просроченный платеж», полуприкрыт другими бумагами – и все же я беру его. Под ним еще несколько таких же, с красными печатями. Все – на папино имя. Ну и какой прок от овсянки и пробежек? Вот прямо сейчас и умру от инфаркта.

В дверь стучат. Подпрыгиваю. Хватаюсь за сердце, пытаюсь унять его. Прячу конверты обратно под бумаги.

Я думал, это Элли что-то забыла и вернулась. Но под дверью стоит Виви.

– Ой. В смысле, привет.

– Шла на работу, смотрю – твоя машина.

Виви явно чем-то недовольна. И даже обижена.

– Что это за девчонка сейчас отсюда вышла, а?

– Девчонка? Так это ж Элли. Дочка Феликса.

Поклясться готов: у Виви губы дрожат.

– То есть ты был здесь с ней наедине?

Вот черт. Кажется, попал.

– Ничего подобного. Я заехал чаевые забрать, а она тут ревизию морозильника проводила.

Виви сверлит меня глазами, фиксирует каждый жест.

– Она – хорошенькая.

До сих пор я видел Виви исключительно в приподнятом настроении. Не пойму, дразнит она меня или что. Может, ревнует? Злится? Конечно, я ничего предосудительного не сделал, но как быть?

– Вив, я ее всю жизнь знаю.

Виви задумывается.

– То есть она тебе вроде сестры?

Вообще-то нет.

– Ну да.

– Неубедительно звучит, Джонас.

Виви складывает руки на груди, ждет, что я стану оправдываться.

Ладно, сменим тактику, не будем защищаться. На обидные слова ответим словами приятными. Это нетрудно, потому что я не собираюсь лукавить.

– Вив.

– Что.

– Я только о тебе и думаю. Другие девушки для меня не существуют.

Это чистая правда.

Виви улыбается почти застенчиво – нетипичное для нее поведение. Затем растягивает алые губы. Улыбка теперь таит некий замысел. Не дав опомниться, Виви прыгает на меня, повисает на шее. Целует так, будто у нее легкие отказывают, и единственный источник кислорода – это я.

Если б до знакомства с Виви меня кто спросил: «Хочешь, Джонас, с такой девчонкой встречаться, которая вся от страсти пылает?» – я бы ответил: «Конечно». А сейчас скажу: из всех вывертов Виви этот – лезть с поцелуями без учета моего настроя – больше всего меня с толку сбивает. Есть у Виви такая привычка – бросаться с места в карьер. Вот она даже не глядит в мою сторону – а через секунду впивается мне в губы, словно десять лет на необитаемом острове проторчала одна-одинешенька.

В целом мне это по вкусу. Только я не могу целоваться с Виви в кухне, где папа работал. Да еще эти конверты с красными печатями. Я слишком заморочен, чтобы ответить Виви должным образом. Мне все кажется, в любой момент папа может войти и под домашний арест меня посадить аж до Страшного суда.

Разумеется, папа сюда больше не войдет – но от этой мысли все только хуже. Нет, ну правда: где отчетливее всего ощущается присутствие умершего отца – там любой сексуальный настрой пропадает.

– Вив, погоди.

Усаживаю ее на разделочный стол. Она по-прежнему цепко обвивает меня ногами.

– Вив, только не здесь, ладно? Здесь… папа… В общем, извини. Не могу.

На всякий случай подмигиваю. Ну вот, сейчас она пулей отсюда вылетит. Однако Виви отпускает меня, свешивает ноги, стирает с моих губ помаду.

– Понимаю. В другой раз. Просто я удержаться не могла, потому что ты чертовски красивый.

В течение секунды смотрим друг на друга. Виви запускает пальцы в мою шевелюру, словно хочет до мозга добраться. Сверкает синими глазами. Взгляд – что твой рентген.

– Давай выкладывай, что стряслось.

Качаю головой, но ладони Виви скользят ниже. Обхватили меня за шею, большие пальцы легли на сонную артерию, будто Виви считает пульс.

– Подозреваю, в ресторане дела не фонтан. Финансовые проблемы какие-то.

– Вон оно что!

На долю секунды уголки алого рта опускаются. В следующий миг Виви спрыгивает со стола.

– Значит, ты должен все исправить.

– Я? Как?

– Ну, поменяй что-нибудь, глядишь, дела снова пойдут.

От возмущения упираю руки в бока, лишаюсь дара речи. Что?! Почему Виви об этом так легко говорит? Это не пустяки. Наследство моего отца, дело всей его жизни – рушится. Я – беспомощен.

– Вообще-то, Вив, у меня экономического образования нету. Я ни черта в финансах не смыслю.

– Джонас.

Виви кладет мне руки на плечи.

– Ты этот ресторан знаешь лучше, чем многих людей, даже близких. Ты его нужды чувствуешь – вот так же, как чувствуешь, когда Лие кушать, когда играть, когда спать ложиться. Верно ведь?

Отчасти верно. Я действительно хорошо забочусь о Лие; но дальше этого не иду. Например, я совершенно не представляю, как помочь маме. И что ей вообще нужно. Но вот что надо учитывать: Виви всегда сложное подает как элементарное.

– Да нет же, Джонас. Я не то имела в виду.

Виви достает помаду, заново красит губы.

– Я же не в смысле: давай меняй все, что сделал твой отец. Иначе выйдет, что он в свое время допускал ошибки; а эта мысль потянет за собой другую – что он сам был далек от совершенства. Для тебя так думать – неприемлемо. Видишь, я все понимаю. Поэтому не меняй, а дополняй. «Дополнять» не значит «перечеркивать».

«Дополнять» – значит продолжать начатое, воплощать мечту отца, которую он сам не успел воплотить.

Честно – я об этом в таком ключе даже не думал. А, наверно, стоит подумать. Просто я закрутился совсем.

– Ладно, Джонас.

Виви встает на цыпочки, чмокает меня в щеку.

– Мне работать пора, а ты пока идеи генерируй. Котелок-то у тебя варит как надо. Я лично начала бы с патио. У вас там чудовищный бардак. И не тянула бы резину. У меня день рождения на носу, и я хочу настоящую вечеринку в патио. Серьезно. В смысле, я делаю официальный заказ на проведение праздника. И тебе следует этим гордиться, потому что сначала я хотела попросить у мамы скутер. Не какой-нибудь, а «Веспу». Теперь передумала. Обойдусь и без скутера, лучше устроить настоящее торжество. Вот я тебя и озадачила. Ну, до вечера. Имей в виду: вечером истекает срок отсрочки. Я тебя предупредила.