— Тебе надо самому учиться это делать, Рори Харт. Не всегда же я буду с тобой.

Он уставился на нее, открыв рот от изумления, и только молча посмотрел вслед, когда девушка быстро выскользнула за дверь. В действительности Хейди чувствовала себя не так уверенно, как говорила. Что-то в Дженни, при всей ее молчаливости и заботливости, намекало на приниженность.

«Сейчас я поверну ручку двери и увижу девочку в коротком меховом пиджаке, в потертых штанах, которые она носит с таким изяществом… Но Дженни сейчас нелегко, да и Рори тоже, и я должна в первую очередь думать о них».

— Дженни?

Шоколадный голос, который всегда устанавливал между ними невидимую границу, ответил:

— Да?

Хейди распахнула дверь и застыла на пороге пораженная.

По возрасту перед ней словно предстала двойняшка Тоби.

Длинные русые пряди заколками убраны назад. Пухлое детское личико, исцарапанные колени видны из-под темно-синей мини-юбки. Хлопковые гольфы, безупречно белые, аккуратно натянуты и расправлены. И — действительно, Рори был прав — на кровати стоял наполовину упакованный чемодан.

— Я возвращаюсь в школу, — возмущенно заявила Дженни. — Я его ненавижу! Больше ему никогда в жизни слова не скажу!

Хейди вдруг озарило: ведь это и есть настоящая Дженни — школьница, которой еще надо готовить уроки и сдавать экзамены! Наполовину женщина, наполовину девочка, сказала о ней мать Мария. Буквально на ее глазах соперница вдруг превратилась в беззащитного ребенка.

Конечно, когда-нибудь она вернется и в свою женскую ипостась, но в свое время.

— Джен, не надо так говорить. Ты знаешь, это невежливо, — упрекнула Хейди тоном старшей сестры, чего раньше у нее как-то не получалось. — А теперь я тебе кое-что скажу. Ты должна быть храброй. Нам только что звонили из больницы. Мы должны ехать немедленно. — Дорогая, это даже к лучшему, — прибавила она, увидев, как лицо Дженни порозовело и застыло и как угрожающе покраснел ее носик. — Так всем будет лучше. И потом, ты знаешь, я всегда рядом, если тебе понадоблюсь.

Дженни не ответила. На нее тяжким грузом обрушился истинный смысл происходящего, и она испугалась, как ребенок. Но тут же протянула ей руку — и Хейди кинулась навстречу.


— Ну что, Джонни, похоже, твоя миссия завершается. — Рори, который никогда не засовывал салфетки обратно в колечко у тарелки, на этот раз засунул ее, но не в то колечко.

Несколько натянуто Хейди воскликнула:

— Пока еще нет!

Завтра к этому времени все ее волнения останутся позади. Не нужно будет собирать грязные салфетки после еды, провожать Тоби в школу, гоняться за Панчем, жующим тапочки, и кроме всего прочего, больше не придется скрещивать оружие с Рори. Какая ты везучая девчонка, с горечью говорила она себе, хотя готова была от этого заплакать.

— Если не считать меня, — ласково продолжал Рори, — у нас тобой остались еще кое-какие дела. А когда, ты говоришь, Фриман за тобой заедет?

— Обещал часа в три.

— Отлично. Я вернусь намного раньше. — Он взглянул на часы. — Пойди посмотри, что она там делает, Джонни. Чтобы не тянуть до последней минуты.

Он уже второй раз за пять минут назвал ее Джонни. Очень странно. Конечно, он помнит ту старинную ирландскую песенку про Джонни, но ее, Хейди, никто так не называл, кроме Тоби. Она рискнула посмотреть на него, но лицо Рори было невозмутимо, как у игрока в покер.

— Я имею в виду Дженни. Путь она будет готова к отъезду. Спасибо.

Как всегда, этому несносному мужчине удалось разволновать ее. Он, как всегда, был невыносимым превосходством, а она, как всегда, уступила.

Хейди торопливо поспешила к девочке.

Прошло четыре дня после их поездки в больницу. Антония умерла так мирно, что Хейди не могла точно сказать, в какой момент это произошло. В один миг широко раскрытые голубые глаза смотрели без отрыва ей в лицо, а в следующее мгновение медсестра очень осторожно высвободила руку женщины из руки Хейди. Она только слегка покачала головой.

Ты подставила свое плечо под ношу, сказала ей мать Мария, скорее всего не задумываясь о последствиях. Кто знает, что из этого выйдет. Они сидели с Дженни на заднем сиденье машины. За рулем был Рори. Хейди надеялась хоть немного успокоить девочку.

Естественно, Дженни кинулась за утешением именно к ней. Какие бы трения ни были у них с Рори, он, казалось, обо всем забыл, но Дженни не забыла и не простила. Она вела себя вежливо, даже чересчур, но держалась холодно и равнодушно. И видимо, это важный момент, все эти дни не снимала школьной формы. Вероятно, сыграло роль и то, что это была особенная форма очень знаменитой школы.

Неужели, в недоумении спрашивала себя Хейди, в ней вдруг взыграла наследная гордость Десмондов? Неужели судьба будет настолько жестока, что трагедия Рори повторится еще раз?

Сегодня он должен отвезти Дженни в аэропорт, откуда она полетит в Англию, в школу. Рори предложил Хейди поехать с ними, но она отказалась. Для них эта поездка станет шансом наладить прежние отношения.

— Кроме того, — напомнила ему Хейди, — я тоже сегодня покидаю Гленгласс.

— Надеюсь, ты не очень торопишься.

— Пол за мной заедет.

— Но ты будешь в Долимаунте?

— Не знаю. Может быть, и нет. — От вранья ей стало не по себе, мучило чувство вины. — Пол вроде бы говорил, что мы куда-нибудь поедем.

— Понятно. — Он прищурился, и это сразу напомнило Хейди ту ночь, когда случился пожар, и с какой яростью он тогда отнесся к ее довольно невинной встрече с Полом. Неужели опять случится то же самое? Она взмолилась, чтобы не произошло никаких сцен, и была даже разочарована, услышав равнодушное: — Мне надо знать, где ты будешь, чтобы связаться с тобой.

— Ты имеешь в виду… — Ее передернуло. — Насчет развода?

— И это тоже. А главное — насчет завещания. Ты же понимаешь, что все состояние завещано тебе?

Хейди не могла притворяться, будто это не приходило ей на ум.

— Да, я об этом думала. Но разумеется, я не стану его касаться, ни одного пенни.

— Разумеется? — недоверчиво переспросил он и посмотрел на нее пристально.

— Да, ты же понимаешь, — торопливо заговорила девушка. — Я сбежала тогда, не писала… Думаю, там не так много, но считаю, все должно достаться Дженни. Надеюсь, ты сможешь это как-нибудь оформить?

— Я? — еще больше удивился он. — А при чем тут я? Думай, что говоришь, детка. Ты должна сама разбираться с адвокатами. Я могу, конечно, пойти с тобой, если хочешь. Заодно оба дела и оформим.

Они решили обо всем договориться окончательно, когда Рори вернется из аэропорта.

— Джен, ты готова ехать? — осторожно спросила Хейди, постучав в дверь.

Дженни выбежала из комнаты в пальто и беретике, тоже непременной части школьной формы, и трогательно обняла Хейди.

— Я буду ужасно по тебе скучать! — воскликнула девочка.

Сейчас главное было не потерять голову. Хейди внушала ей тоном старшей сестры, как важно сейчас получить хорошее образование. Дженни вполне серьезно отнеслась к ее словам и даже кивнула. А потом пустилась рассказывать о представлении, которое они устраивают на Рождество. Их классу поручили шить костюмы, так что предстояла куча дел. Марианна (подружка, с которой Дженни жила в одной комнате) поведала об этом в письме.

— А мы с тобой еще увидимся? — неожиданно спросила девочка.

Если учесть, что они сестры, это был довольно странный вопрос, несмотря на то что дядя Дженни, Джек Уиттейкер, позвонил из Онтарио и настойчиво приглашал племянницу провести рождественские каникулы с ним и его семьей. Это очень здорово, с искренним доброжелательством откликнулся Рори, мол, у Дженни появятся новые родственники, она увидит новую страну, встретится с двоюродными братьями и сестрами…

Как же он самоотвержен и полон горячей жажды помочь Дженни устроить жизнь! Однако положение Хейди на самом деле было более чем щекотливым. Конечно, рано или поздно придет время, когда Дженни узнает о ней всю правду. Но нужно ли это делать именно сейчас, когда бедняжка только что потеряла мать?

— Увидимся, если захочешь.

— Конечно захочу! — воскликнула Дженни. — Ты же моя сестра, правда?

«Судьба, видимо, издевается надо мной, — подумала Хейди. — Мое положение и так очень шаткое, а Дженни делала все, чтобы разоблачить самозванку, — настояла на поездке в монастырь, к матушке Марии. Тогда только деликатность и душевная чуткость старой монахини спасли меня от разоблачения и позора».

— Ну, сестра я так себе, — осторожно начала она. — Потом, я так некрасиво поступила с матерью, и вам все это пришлось расхлебывать — тебе и твоему отцу.

— Это теперь не важно. — Строгая форма и берет делали Дженни похожей на юную медсестру. Серьезность взгляда усиливала это впечатление. — Не так уж важно, какие мы сестры. Даже если бы мы вообще не были сестрами — все равно, не в этом дело. Просто мы с тобой похожи.

Это заявление могло значить что угодно, а могло вообще ничего не значить. Скорее всего, Дженни сказала это нарочно — она обо всем догадалась. Хейди подумала — то, в чем сама она никак не могла признаться, было сказано за нее. И разве эта правда не освобождала ее?

Она поморгала, нисколько не смутившись, и Дженни обняла ее за плечи.

— Пиши мне, — строго приказала школьница.

— Непременно, — пообещала Хейди.

Во дворе Рори нетерпеливо посигналил из машины. И уже через несколько минут длинный блестящий автомобиль торжественно вырулил со двора — Дженни долго махала ей рукой из окна.

Хейди посмотрела на часы и заторопилась к черному входу. Автобус на Дублин проходил через Гленгласс утром и вечером. Утренний рейс отправлялся в десять тридцать. Ее чемодан стоял упакованный еще с вечера.

Она наспех написала записку:

«Пол приехал раньше, чем я ждала. Извини. Напишу. Сюзанна».

Она хотела сначала добавить, что благодарит за все, однако решила, что, скорее всего, Сюзанна должна воспринимать любые добрые услуги как должное. Покончив с этим, Хейди передвинула на вешалке зеленую куртку Сюзанны на середину теперь уже опустевшего гардероба, сняла с вешалки свое кашемировое пальто и взяла корзинку Бранда.

Когда она несколько недель назад впервые вошла в эту старую комнату, единственным украшением которой была новая двуспальная кровать, ощущение присутствия Сюзанны было просто ошеломляющим. И сейчас ее вновь охватило похожее чувство, особенно когда она напоследок взглянула в окно — на лужайку, толстые стволы старых берез, тускло-голубое небо…

«Я так и не узнала, в какое время года Сюзанна уехала из Гленгласса. Стоял ли тогда лес зеленым или уже скинул листву? И как, на чем она уехала? Что чувствовала в тот момент?»

Сегодня никого из рабочих не было на опушке леса рядом с домом. Вполне возможно, именно этот вид предстал тогда взгляду Сюзанны. Оранжевые листья застилали дорожку к дому, опустевшие гнезда проступали в черной паутине ветвей. Это чувство невозможно было передать словами, и она молча стояла, прощаясь с Гленглассом. Говорила со старым домом, который скоро закончит свои дни, с лесом, двором… И они уже не казались ей чужими, а она себе — странным пришельцем.

— Попрощайся за меня с Тоби и передай ему всю мою любовь, — бормотала Хейди. — И спасибо тебе, Рори, за все. За все.

Хейди двинулась вперед, мимо бывших конюшен, и вдруг остановилась как вкопанная. Дверь конюшни, где она закрыла Бранда, была распахнута.

Она заглянула туда — скорее по привычке. Бранда там не было. Странно, куда же он делся? Раздумывать некогда — его надо найти, и очень быстро.

— Бранд! — тоскливо закричала девушка. — Бранд, кис-кис! Сюда, Бранд, завтракать! — Она знала, этот обжора еще не завтракал, а на пустой желудок он не мог не отозваться.

Через двадцать минут тщетных усилий, охрипнув от крика, Хейди ничего не добилась. Это могло означать только одно — Бранд далеко и не слышит хозяйку.

Еще один автобус останавливается в Гленглассе. Он приходит примерно в поддень, но, к сожалению, это обратный рейс из Дублина. Не важно, пусть обратный, главное — уехать отсюда сегодня. Собственно, это даже неплохо — если она на ночь остановится в Вестфорде или Уотерфорде и оттуда напишет письмо Рори, таким образом даст ему ложный след. Главное сейчас отыскать Бранда. Но кот пропал бесследно.

Хейди чувствовала, что нервы у нее на пределе. Может быть, она зря так нервничает и суетится. Но так необычно не видеть нигде знакомое пушистое тельце. Он любит, конечно, пойти в лес поохотиться, но всегда бежит по первому зову и вообще любит крутиться возле дома. Бранд либо грациозно восседает на парапете, красуясь только что вылизанной шерсткой, либо крутится вокруг ножек кухонных стульев — в общем, никогда не пропадает из виду надолго.