Сюзанна Энок - Миллиардеры предпочитают блондинок

– С каких это пор ты беседуешь с полицией? – спросил он с отчетливым немецким акцентом. Он либо зол, либо раздражен, что одинаково плохо для нее.

– С тех пор, как меня арестовали и считают подозреваемой. Забыл, что следует стучать?

– Похоже, копы следят за твоим домом, – сообщил он, пожав широкими плечами. – Кроме того, я иду, куда хочу.

– И хватаешь все, что пожелаешь. Почему Пикассо и почему именно Лок? Знаешь, что вчера вечером я была у него на вечеринке, а перед этим разговаривала об охранных системах?

– Носишь с собой диктофон, Сэм? Или «жучок»? Именно поэтому приходил полицейский?

– Катись в задницу! Неужели действительно думаешь, что он мне тут был нужен?

Николас покачал головой и медленно вытащил пистолет, спрятанный под легким пиджаком.

– Я должен удостовериться. Встань. Руки в стороны. Класс!

– Не слишком хороший способ начинать наше партнерство, – зло сказала она, но подчинилась. – И учти, распустишь лапы – я тебя кастрирую.

Он подошел ближе. Провел рукой по ее ногам, вокруг талии, по рукам, пошарил по лифчику и, прежде чем отойти, больно сжал грудь.

– Удовлетворен, мистер Хапун?

– Я думал, ты меня кастрируешь.

– Пожалуй, потерплю до тех пор, пока не получу свои денежки.

Какое счастье, что ее рыцарь этого не видел!

– Почему Лок?

– Где мой подарок?

Брезгливо морщась, она вытащила мешочек и швырнула ему. Он поймал его другой рукой, распустил шнурки, заглянул внутрь и вывалил содержимое на подушки.

– Очень мило. Выбрала вчера вечером на вечеринке?

– Ты можешь ответить на вопрос? Почему Лок?

– Мы пару дней следили за его домом. Покупателю был нужен Пикассо, а ты знала Лока, у которого был Пикассо, вот я и подумал: черт возьми, чем больше впутать тебя в это дело, тем вернее ты будешь держаться нас.

– Боже, я польщена! Кто покупатель?

– Так я тебе и сказал! Мечтаешь выдавить меня из дела? Он – мой клиент. Довольствуйся своими.

Он. Мужчина. Один. Это сужало круг поисков, хотя совсем на чуть-чуть.

– Вижу, ты своего не упустишь.

– Ты не носишь оружия, – заметил он, пряча пистолет.

– Оружие для громил, которые не умеют сделать дельце чисто. И потом, оружие злит людей.

Он склонил светловолосую голову.

– И ты здорово злишься?

Она вдруг поняла, что сидит так, что ее лицо находится на уровне его ширинки. Не слишком хорошая идея, учитывая тот факт, как он ест ее глазами. Поэтому она встала.

– Хотелось бы знать, ты воображаешь себя неотразимым или имеешь в запасе то, что действительно меня интересует: разумный план.

Николас снова оглядел ее с ног до головы, она изо всех сил постаралась не передернуться от омерзения. В общем-то он неплох собой, но разве можно сравнить его с Риком. Такого, как Рик, нет на всем белом свете, и если они даже расстанутся, вряд ли она захочет встречаться, а тем более спать с другим мужчиной.

Наконец Николас присел на подлокотник дивана.

– Если я расскажу тебе, назад дороги не будет. Посмей только поморщиться – и ты труп.

Саманта немедленно нахмурилась.

– Я думала, что уже в деле. Для чего тогда нужно было воровать гребаные бриллианты?

– Верно, – улыбнулся он, – но я хотел убедиться, что ты все понимаешь. И если все пройдет хорошо, учитывая твои таланты и репутацию, мы согласились разделить полученную долю на семь частей.

– И отец тоже согласился?

– Тоже.

Отец редко соглашался расстаться с деньгами. Значит, должно быть, действительно работал на Интерпол.

– Сколько это составит?

– После сдачи товара – по два с половиной миллиона каждому. Сюда не включены Хогарт, Пикассо и драгоценности. Ты тут ни при чем.

Она и не хочет иметь на своей совести плату за эти бриллианты.

– Евро или доллары?

– Добрые старые американские доллары.

Быстро произведя в уме вычисления, она прикинула общую сумму похищенного.

– Сто семьдесят пять миллионов. Вы что, решили грабануть американское казначейство?

– Подписываешься?

– А ты гарантируешь мою долю?

– В жизни гарантий не бывает, Сэм, и ты это знаешь. Если работа окажется успешной и никто не попытается выкинуть какую-то пакость, ты получишь долю.

– Тогда я в деле.

В душе она сожалела, что не попробовала жестче поспорить с собой насчет моральных принципов, прежде чем согласилась на грабеж. Но ей до смерти хотелось узнать, что это за дело такое. И она уже предвкушала новый прилив адреналина. Прошлой ночью всё прошло чертовски легко и напомнило, как она стосковалась по настоящей работе.

– Итак, в чем суть операции.

– Прежде всего, позволь напомнить, что если копы, Интерпол или ФБР услышат хоть слово, я убью твоего отца, твоего дружка и всех твоих близких.

– Это еще что такое, черт возьми? – возмутилась она, сражаясь с противоречивыми приливами паники и адреналина. – Ты сказал, что убьешь меня, если не соглашусь. Но прости, об этой работе знают еще шестеро плюс заказчик, и, возможно, куда более подробно, чем я. Лично я не продам. Остальное – твоя проблема.

Ник медленно кивнул:

– Достаточно справедливо.

– Итак, в чем суть гребаного дела?

– Скрипка Страдивари. «Мадонна с младенцем» Беллини. «Венера и Адонис» Тициана. «Вид Толедо» Эль Греко и «Вашингтон, переходящий реку Делавэр» Льютца. Как тебе сумма, за пять минут работы?

Саманта похолодела.

– Вы собираетесь обчистить Мет?

Ник широко улыбнулся и направился к двери.

– Через пару часов узнаешь детали, как только я удостоверюсь, что это бриллианты Ходжесов и ты не воспользовалась результатами чужой работы. И единственная поправка, Сэм. Мы грабим Метрополитен-музей. Во вторник.

Суббота, 23,25

Лимузин остановился у крыльца, и Рик вышел.

– Завтра вы понадобитесь мне в девять, Бен, – сказал он водителю, придержавшему дверь.

– Я оставлю машину здесь, – кивнул Бен и, поколебавшись, добавил: – Может… вам понадобится помощь, сэр?

Ричард оглянулся.

– Ровно в девять.

– Да, сэр.

Ричард взошел на крыльцо и потянул за дверную ручку. Заперто. Поскольку он не собирался стучаться в собственный чертов дом, то поискал в карманах ключ. Попытался сунуть его в скважину, но промахнулся, и ключ с тихим звоном упал на ступеньку.

Нагнувшись, чтобы поднять его, он потерял равновесие, и скатился по ступенькам. Здорово же это выглядело бы на обложке журнала «СЕО»!

Рик запоздало огляделся, но, если не считать проезжавших машин, улица казалась пустой. Конечно, если верить Саманте, за домом наблюдают полиция, грабители, а может, еще и Годзилла с Санта-Клаусом.

Невесело усмехнувшись, он поднял ключ и открыл дверь. В доме было темно и тихо. Саманта обычно в это время еще не в постели. Но может, именно сейчас она свисает с чужого окна в десяти милях отсюда. Откуда ему знать, вдруг Вайтсрайг захотел получить еще бриллианты. Или изумруды.

Он запер за собой дверь и включил сигнализацию, хотя, учитывая последние события, не особенно верил в подобные меры предосторожности. Очевидно, сюда способен проникнуть каждый, кому в голову взбредет! Впрочем, он не собирался облегчать им жизнь.

Несмотря на неодинаковые интервалы между ступеньками, которых он раньше не замечал, Рик довольно успешно добрался до первого этажа, вернее, до второго, ведь речь шла об Америке. К счастью, дверь спальни была отперта, поскольку у него не было ключа от этой комнаты. Или от женщины, которая, как он надеялся, ждала внутри.

Свет и телевизор были включены, и Саманта сидела на кровати в окружении книг и газет. Значит, сегодня она не собиралась грабить кафе-мороженое.

– Привет! – улыбнулась она. – Купил еще несколько этажей отеля?

– Нет, но я почти у цели. Если что-то не заставит Хосидо снова поднять цену. Чертов Мацуо.

– Почему? Он мне понравился.

– Мне тоже.

За обедом Мацуо рассказывал о японских традициях ухаживания за женщинами и об изменениях, которые его жена внесла в помолвку и свадьбу.

– Миядзаки Хосидо – женщина необыкновенная, даже учитывая то обстоятельство, что, вероятно, никогда ничего не украла.

Рик сбросил пиджак, развязал галстук. Он носил проклятую удавку целых шестнадцать часов и сейчас мог расслабиться… И расслабился бы, не свяжись Саманта с шайкой убийц и не укради при этом бриллианты у пары, которая неизменно отдавала часть прибылей на благотворительность.

Рик, хмурясь, сбросил туфли.

– Ты пьян?

Ричард бросил взгляд на кровать.

– Меня, дорогая, достали, затрахали и заколебали. Так по крайней мере говорят в тех местах, откуда я родом.

Саманта принялась собирать газеты и книги в стопку.

– Надеюсь, пить начали после окончания переговоров.

Рик расстегнул ремень и молнию брюк.

– Прости, кажется, ты указываешь мне, как вести дела? А вот я припоминаю, как ты отказывалась от моих советов.

– Я не собираюсь с тобой спорить, – холодно сказала она, складывая всю груду на письменный стол. – Я знаю, что тебя достали, заколебали и затрахали и что тебе нужно выпустить пар. Но что толку говорить с тобой, если утром ты даже не вспомнишь, о чем шла речь?

– Почему нет? И если я даже, выпил, разве это изменит тот факт, что ты лгала мне насчет того, кто украл моего Хогарта? Разве это изменит тот факт, что ты решила участвовать в грабеже, о чем и сообщила мне за ленчем? Разве это изменит тот факт, что мы обокрали милых, добрых людей, зарабатывающих на жизнь тем, что пекут печенье? Разве это изменит тот факт, что, как бы я ни пытался помочь тебе, ты успешно ускользаешь от меня в компанию своих дружков-бандитов, которые стреляют людей, как мух!

Вместо ответа Сэм долго, молча смотрела на него с дальнего края кровати. Рик тем временем старался не слишком шататься. Потом она снова взяла бумаги и подошла к нему.

– Знаешь, – тихо сказала она, – последние три часа я только и думала о том, как хочу поговорить с тобой. Мне действительно была нужна твоя помощь.

Она медленно прошла мимо него к двери. Ричард повернулся, едва не запутавшись в спущенных брюках.

– Какого черта, спрашивается, ты уходишь?

– Я иду в гостевую спальню. Мне еще нужно поработать, а это займет больше времени, чем я ожидала, потому что придется все делать в одиночку. Спокойной ночи, Рик.

Она оставила его стоять в одной темно-синей сорочке, клетчатых боксерах и черных носках.

– Черт, – пробурчал он, прежде чем рухнуть на постель.

Четыре часа спустя он проснулся, замерзший, с затекшими конечностями и больной головой. Кое-как поднявшись, он поплелся в ванную за аспирином, схватил зубную щетку и пасту и ступил под душ.

Еще двадцать минут – и он смог одновременно открыть налитые кровью глаза, и мозг, хоть и со скрипом, но стал вновь функционировать. Саманта. Она сказала, что идет в гостевую спальню, но при этом имела мерзкую привычку ускользать от него среди ночи.

Натянув голубой полотняный халат, он вышел из ванной и направился в глубь дома. Дверь была закрыта, но не заперта: хороший признак.

– Саманта, – тихо позвал он, толкнув дверь. Ночник на тумбочке все еще горел, но она не читала. Книги и бумаги покрывали всю кровать, за исключением того уголка, где свернулась Саманта. Рыжие волосы раскинулись на подушке. Она так и не сняла джинсов и футболки, поверх которой была накинута распахнутая рубашка.

Если он хотел лишний раз увериться, что не просто рассуждает о любви, невероятное облегчение при виде Саманты, ошеломляющее чувство… нежности, желания держать ее в объятиях и защищать стали ответом на вопрос, истинна ли его любовь.

Он бесшумно собрал бумаги. Инстинкт, призывающий воспользоваться беспомощным положением противника, так и подстегивал просмотреть бумаги. Узнать, что она задумала. Но Рик держался стойко. Если она захочет, чтобы он знал, сама все покажет.

Рик сложил бумаги на полу, поднял мягкий плед, лежавший у изножья кровати, и осторожно накрыл Сэм. Та открыла сонные глаза.

– Я замерзла без тебя, – пробормотала она и снова заснула.

Рик с лёгкой улыбкой примостился рядом, и Сэм, вздохнув, прикрыла его краем пледа.

– Я люблю тебя, – прошептал он, обнимая ее за плечи.

– Я люблю тебя, – согласилась она, прильнув к нему.

И мир вдруг снова стал прежним. Плевать ему на чертов отель, когда у него есть собственная, почти удалившаяся от дел взломщица! Подумать только, двести пятьдесят лет назад, как пэр королевства, он был бы обязан приговорить ее к повешению. Слава Богу и дьяволу, что это не роман с перемещениями во времени. Потому что, пусть гром гремит и земля разверзнется, но если она задумала совершить очередную крупную кражу, он готов ей помочь.

Ричард, застонав, открыл глаза от довольно крепкого толчка в бок. Саманта.

– Что?!

– Уже восемь утра, – объявила она, спрыгивая с кровати. – Ты вчера сказал, что в девять тридцать собираешься созвать совещание по выработке стратегии.