В голове почему-то звучала нежная Ливанская песня, и он стал напевать, глядя на её неспешную походку. А она, будто слыша, в такт мелодии то прибавляла шаг, то замедляла, то останавливалась поправить волосы. И так это было всё красиво, что он встал и, облокотившись о перила, во все глаза смотрел, боясь упустить хоть одно мгновение этого чуда. Потом, приближаясь к дому, она скрылась за деревьями и возникла, уже у входа в калитку. Он продолжал стоять и курить.

– Привет! – сказала она, остановившись. – Ты что тут? В смысле, случилось что-то?

– Нет, просто увидел, что ты приехала. Стоял, смотрел, как ты идешь…

Она впервые, наверное, видела его таким задумчиво-неторопливым. Ахмед – человек действия, он не может просто так стоять и смотреть. Это противоестественно для него. Естественно: подойти, встретить, помочь, донести, уезжать, приезжать, стремиться, чего-то добиваться, кого-то спасать, начинать что-то новое. Он обычно деловито осведомлялся о работе, здоровье папы и Цили. Узнавал, чем необходимо помочь, что достать. Расспрашивал подробно про Имада, меньше про саму Анжелу, осторожно. Потом сообщал о планах на сегодняшний день, час, неделю и вперёд!

А тут «стоял, смотрел, как ты идёшь»…

– У меня кофе, горячий ещё, будешь?

– Можно, почему нет. А у тебя, и правда, всё в порядке?

– Правда.

– А где Ниночка с Георгием? Они не будут кофе? А дети где? – спросила она оглядываясь. – Ахмед, что происходит?

– Ниночка с Георгием уехали в Москву и забрали детей. Они очень беспокоятся о нас и решили, что нам надо побыть одним, чтобы объясниться и примириться.

– Я не…

– Или объясниться и расстаться, что более вероятно, и перестать мучить друг друга. – не дав ей сказать, закончил Ахмед. Анжела сидела, опустив голову. Он подал ей чашку с ароматным напитком: – Пей кофе.

– Я не знаю, что и сказать…

– А ничего не говори. Ты думаешь, я не вижу ничего. Ты избегаешь меня и даже тяготишься будто. – она молчала, не возражала. – Да и мне очень сложно …

– Прости.

– Уже простил. Нам в любом случае придётся общаться, ради Имада, да?

– Да. – она удивлённо посмотрела на него.

– У меня есть предложение. Если ты не против, то все долгие переговоры и объяснения оставим на послезавтра, на вечер перед твоим отъездом, а пока просто отдохнём. Как тебе?

– Я не уверена, что получится. Это будет сложно.

– Получится! Будет сложно, если усложнять. Есть такой закон жизни: всё что увеличиваешь – увеличивается, а уменьшаешь – уменьшается. Это касается и проблем. Я просто устал, и мне надо отдохнуть. И я не собираюсь тебя удерживать, поверь, я сам пришёл к выводу, что так будет лучше для всех. Но тут так хорошо! Отдохнём напоследок?

– Ты меня поставил перед фактом, как обычно.

– Нет, почему? Во-первых, меня самого поставили перед фактом. Наши дорогие друзья решили всё сами в этот раз.

– А ты просто послушался? Ахмед! Не смеши меня, послушание не твоя черта.

– Анжела, а чего ты так разозлилась? Тебе невыносимо побыть со мной наедине пару дней?!

– Знаешь, об этом раньше надо было думать. Ты знаешь, что я человек достаточно замкнутый, а вся наша рваная и недолгая совместная жизнь была как на арене столичного цирка. Теперь ты вспомнил про уединение!

– В смысле?

– В смысле, что семья это там, где двое и у них есть друзья и знакомые. В нашей ситуации двое – это ты и Георгий. Семья твоя в Ливане, а мы все знакомые. И именно с ним ты бываешь наедине и говоришь о личном. И именно с членами своей настоящей семьи ты откровенен. А мне можно сообщать свои решения не объясняясь.

– Не говори ерунду! Там было много такого, что невозможно объяснить по телефону. А когда я приехал, ты держалась очень холодно и не пожелала слушать. А про Георгия, вообще, просто глупость! Он мой друг!

– Это правда, а не глупость. Ты знаешь про него всё. А что ты знаешь про меня?

– Тоже всё!

– Что всё? Счета за квартиру, списки продуктов, здоровье родных и воспитание сына?! А про меня? Знаешь, что значит знать человека? Это значит: знать его ценности, знать, о чём он мечтает, о чем переживает, на что надеется сейчас, в конкретный период его жизни.

Ахмед встал и ушёл в дом. Минут через пять он вернулся с новой туркой свежесваренного кофе и непочатой пачкой сигарет. Сел, закурил, налил кофе обоим.

– Анжела, я не знал, что я тебя так раздражаю. В принципе, есть ещё два автобуса до Москвы сегодня. Я могу уехать. Но я хочу тебе сказать, что я мужчина, у меня, наверное, другое представление о близости людей. Я сам не знаю и не задумывался, о чем я мечтаю! Потому что я не мечтаю! Я думаю и строю планы, потому что это разумно и имеет смысл. И я сам не знаю, как я люблю тебя и Имада. Я просто люблю. И говорить об этом глупо. И я обязан был остаться там, потому что я там был нужен! И точно так же, я бы остался здесь, если бы, не дай Бог, вы оказались в подобной ситуации. Я мужчина!

– Мечтать глупо, говорить о любви глупо. У тебя всё должно быть умно и рентабельно!

– Не передёргивай! И не кричи! Да что с тобой происходит, в конце концов?! Я не узнаю тебя!

– Ты меня просто не знаешь, поэтому не узнаёшь!

– Анжела, хорошо! Хорошо!! Я сухой и бездушный. Но я знаю всё про Георгия только потому, что ему важно всё рассказывать. Он такой! А не потому, что я пытками извлекаю из него подробности личной жизни. А я не могу о таком говорить! И не считаю возможным спрашивать! Если ты хотела мне о чём-то рассказать, то почему не сделала этого? – с тревогой спросил он, гораздо больше боясь, что она и вправду сейчас что-нибудь расскажет. То, с чем он не сможет потом жить.

– Тебе неинтересно. Я просто мать твоего сына и тебе достаточно…

– Мне страшно. – признался он.

– Страшно что? Говорить со мной?

– Анжела, давай не будем драться словами?

– Хорошо, схожу за лопатой!

– И топор захвати, чтобы живенько было!

Теперь она встала и ушла в дом. Гневная фурия! Как с ней можно говорить? Она сегодня не в себе! А может и не надо говорить?

Ахмед затушил сигарету и вошёл следом, заперев дверь на задвижку.

– Ахмед, это ты?

– Я! Готовься. – прохрипел он, пробираясь по комнатам.

– К чему?

– Душить тебя буду, неверная! – он подошёл сзади и сильно прижал её к себе, утонув лицом в её волосах и немного напрягшись, ожидая гневного сопротивления. Но его не последовало, наоборот, повернувшись и опьянев от адреналина и их небывалой уединённости, она обхватила руками его шею и привлекла к себе.

После, поглаживая пальцами её нежную кожу и выпуская сигаретный дым в её кудри на своёй груди, он думал о том, что нет правильнее фразы, чем «слушай женщину и делай наоборот». Кому надо это «поговорить», когда так здорово жить!

– Ты плохо варишь кофе…

– Ну вот! Всегда думал, что хорошо.

– Нет, его нельзя кипятить, надо настаивать…

– И откуда Вы, мадам, это знаете?

– Так, один знакомый турок рассказал…

– Вот с этого момента поподробнее, пожалуйста!

– Папин аспирант, сто лет назад, Отелло! – засмеялась она.

И оказалось, что очень даже кому! И что с этим жить ещё вкуснее! Говорили обо всём долго, застилая постель, готовя обед, между поцелуями и во время прогулок.

– Ты, дорогая, болтушка, как оказалось! – пошутил он, когда они сидели на крылечке под одним пледом со стаканами вина. И уже серьёзно добавил: – Спасибо, что я не узнал ничего, что могло бы ранить меня.

– Да, расставания в этот раз не получилось…

– Мы женимся и как можно скорее, предупреди завтра своих!

Она молчала.

– Ты не хочешь уже? Анжела!

– Я с ума сойду с тобой… Я же обычная баба, а тут что ни час, то сюрприз! А где же милая неспешная предсказуемая жизнь людей среднего возраста?

– Мы решили вчера, что ты не баба. Единогласно. А потому и жизни спокойной не заслуживаешь. Ну ладно, старушка, соглашайся…

– Ну, раз не заслуживаю, ладно… согласна.

– Завтра позвоню Георгию, пусть подсуетится. Пошли-ка спать, радость моя…


Георгий, изгнанный Ниночкой с дачи ради дела, которое, надо признать, увенчалось успехом, был срочно вызван обратно следующим же утром. По счастливому и взбудораженному голосу друга он понял, что на волне счастья тот опять нечто затеял. Они примчались вдвоём с Ниной и долго наперебой высказывались, насколько счастливы, что дело обернётся свадьбой.

– Не прошла и четверть века, скоростные вы наши! – провозгласил Георгий, тиская в объятиях всех по очереди.

– А дети где? – удивилась Анжела.

– Дети будут завтра вечером на вокзале, когда поедем тебя провожать. У вас медовые выходные! Не обсуждается, мы тоже попьём кофе и уедем. – категорично заявила Нина, пользуясь своим положением.

– Милая, кто там говорил, что я кофе варить не умею? Теперь эта святая обязанность возложена на тебя! – не удержался припомнить Ахмед.

– Ну, я же говорила, что турки умеют. Я-то не турок.

– Понятно! Всё самое вкусное всегда было творчеством армянских рук! Пошёл варить кофе… – сказал Георгий и с сияющим лицом удалился.

– Догоню его, перекурим, чтобы беременную женщину не задымлять. – Ахмед двинулся следом.

– Иди-иди посплетничать! И нам не мешайте. – сказала Ниночка и повернулась к подруге, приготовившись слушать. Но Анжела не спешила говорить, она как будто погрузилась в какое-то облако счастья и все звуки и процессы еле проникали в эту нежную туманность.

– Анжела, ну?!

– Нина, я так счастлива! Так, как не была бы никогда, если бы мы с ним расстались. Я и не думала, что ещё люблю его так сильно и что он такой же, как и в юности – добрый и юморной. Спасибо тебе, Ниночка, спасибо!


Георгий всё устроил, и свадьба была назначена через две недели. Несмотря на то что тема их женитьбы всем уже приелась, на новой волне их любви и в приближении дня бракосочетания у всех началась тихая истерика. Анжела казалась себе толстой и старой и рыдала, как малолетка, после каждой примерки, несмотря на восхищённые взгляды продавщицы и портних. Они объездили все салоны. Ахмед удивлялся своей взрослой и серьёзной невесте, которой оказалось чрезвычайно важно быть красивее всех. Она похудела, волновалась и запрещала ему заглядывать даже в каталоги с платьями, а уж тем более приближаться к примерочной кабинке. До свадьбы нельзя!

Ахмед задержал возвращение Надин из Америки в Ливан на месяц, объяснив ошарашенной маме, что не может встретить их, потому что сейчас решается его судьба. И если сейчас он не подумает о себе, то навсегда потеряет невесту и сына. Он предложил им прилететь за неделю до него, а Хади поручил приготовить дом к их совместному возвращению.

Георгий, конечно же, организовал всё. Ниночка, как главная подружка невесты, была подушкой для слёз, утешителем. Циля сердилась, что её стряпня не понадобилась и боялась грядущих перемен. После того как Анжела с Ахмедом объявили им о предстоящей свадьбе, они всё время шептались с Михаилом Яковлевичем и были встревожены чрезвычайно. Анжела дала им возможность обсудить это вдвоём, не вмешивалась. Она знала, что на этот раз обязательно выберет свое счастье, но и предпримет всё возможное, чтобы её милые старики не остались без ухода и опеки. Через несколько дней их тайные переговоры поутихли, лица просветлели и спокойствие вновь завитало по комнатам их уютного дома. Спокойствие принятых решений. Когда в пятницу приехали Ахмед с Имадом и Георгий с Ниночкой, то за ужином Михаил Яковлевич завёл неизбежный и сложный разговор.

– Дорогие наши жених и невеста! – торжественно произнёс он, подняв бокал. – Мы с Цилей хотим выразить огромную радость от того, что вы наконец-то решились сделать этот шаг! Что вы правильно и по-взрослому расставили жизненные приоритеты! Мы очень рады, что наш дорогой мальчик будет жить с папой и мамой! И только так и должно быть! И ты, девочка моя золотая, даже и не думай оставаться потом с нами. Это наш возраст, наша медлительная жизнь и, слава Богу, не одинокая! Мы вместе и нам хорошо. А твоя старость далеко впереди! Вот дождёшься её, тогда и живи как мы. Сейчас же мы просим тебя ехать со своим супругом и сыном. Тебе ещё летать и летать. Это мое требование, даже не просьба. Я еще в здравом уме и мне тяжело будет жить, если ты не будешь счастлива. Счастлива и как мать, и как женщина. Береги её, Ахмед! – они чокнулись.

– Папа, ты не беспокойся, мы никогда не оставим тебя. Мы придумаем…