Джорджетт Хейер - Миражи любви

Воцарилось молчание. Красавчик как-то по-особенному взглянул на сэра Тристрама, а потом сказал:

– Ах! Да, но, видите ли, я не стану лордом Левенхэмом. Мой дорогой Тристрам, пожалуйста, я прошу вас, попробуйте мой табак и выскажите свое мнение о нем. Я добавил в свою старую смесь немного макубы. Ну как, я был прав?

– Не мне судить об этом, – ответил Шилд, беря щепотку. – Но он кажется мне довольно хорошим.

Эстаси нахмурилась:

– Но я не понимаю! Почему вы не станете лордом Левенхэмом?

Красавчик галантно повернулся к ней:

– Да, Эстаси, я ведь не внук Сильвестра, а всего только его внучатый племянник.

– Но если нет внука, то наследником становитесь вы?

– Совершенно верно, но дело в том, что внук существует, дорогая кузина. Вы не знали этого?

– Конечно, я знаю, что был Людовик, но ведь он мертв!

– Кто вам сказал, что Людовик мертв? – строго спросил Шилд, глядя на нее из-под насупленных бровей.

Эстаси развела руками:

– Да дедушка, естественно! И очень интересно, почему он так упорно не желает, чтобы о внуке говорили в его присутствии. Это несомненно какая-то тайна, и, как я думаю, очень романтичная.

– Здесь вовсе нет никакой тайны, – возразил Шилд. – И уж конечно, никакой романтики! Людовик – необузданный молодой человек, который имел глупость ввязаться в ряд приключений с убийствами. В конце концов ему пришлось бежать из страны.

– Убийства! – воскликнула Эстаси. – Вы хотите сказать, что он убил кого-то на дуэли?

– Нет. Не на дуэли.

– Но, Тристрам, – спокойно заметил Красавчик, – вы не должны забывать, что Людовик – именно тот человек, который, по общему мнению, застрелил Мэтью Планкетта. Я лично никогда в это не верил и не верю до сих пор.

– Очень любезно с вашей стороны, но все обстоятельства говорят за это, – возразил Шилд. – Я услышал выстрел, когда убили Планкетта, не более чем через десять минут после того, как расстался с Людовиком.

– А я, – произнес Красавчик, лениво протирая свой лорнет, – предпочитаю верить тому, что сказал сам Людовик: это был выстрел по сове.

– Выстрелил и промахнулся! – подчеркнул Шилд. – Кузен, я сам видел, как Людовик попадал в туза на игральной карте с двадцати ярдов.

– Это всем известно, Тристрам, но в ту ночь, я думаю, Людовик был не совсем трезв. Верно?

Эстаси с нетерпением прихлопнула в ладоши:

– Но скажите же мне! Что он натворил, мой кузен Людовик?

Красавчик отбросил от кисти кружевные манжеты и запустил указательный и большой пальцы в табакерку.

– Ну, Тристрам, – сказал он, расплываясь в ослепительной улыбке. – Вы знаете об этом деле больше меня. Расскажите нам!

– Это не очень-то приятная история, кузина, – ответил Шилд. – Вы действительно хотите выслушать ее?

– Да, хочу. Я считаю, что мой кузен Людовик – самый романтичный член этой семьи! – ответила Эстаси.

– О да, романтичный, – подхватил сэр Тристрам, пожимая плечами.

Красавчик поиграл табакеркой.

– Романтичный? – с задумчивым видом переспросил он. – Нет, Эстаси, не думаю, что Людовик был романтичным. Немного безрассудным – может быть. Он был игрок – и несчастье подстерегало его. Однажды он проиграл очень большую сумму денег в «Кокосовой пальме» человеку, который жил в Форт-Хаус. Это не далее двух миль отсюда.

– Но в Форт-Хаус никто не живет, – перебила его Эстаси.

– Это теперь, – согласился Красавчик. – А три года назад там жил сэр Мэтью Планкетт. Но когда его убили в лесу Лонгшоу, вдова уехала оттуда.

– И что, вы хотите сказать, мой кузен Людовик убил его?

– Это, моя дорогая кузина, спорный вопрос!

– Но почему он убил? Не потому же, что проиграл ему деньги! Это не такое уж важное дело! Разве только – он был совершенно разорен?

– О, вовсе нет! Он проиграл ему большую сумму, и сэр Мэтью, будучи персоной, скажем так, с плохими манерами, потребовал залог, прежде чем они продолжат игру. Конечно, не стоило вообще садиться играть с такими людьми, но наш несчастный Людовик всегда был упрямым! Они играли в пикет, и оба немного выпили. Людовик снял с пальца кольцо и передал его сэру Мэтью Планкетту в качестве залога – с тем чтобы потом его выкупить, разумеется. Это было очень старинное кольцо-талисман, перешедшее к Людовику от матери, а та происходила из гораздо более древнего рода, чем наш.

– Пожалуйста, расскажите мне, что это за кольцо-талисман! – Глаза Эстаси разгорелись.

– Просто золотое кольцо с выгравированными на нем фигурками. Считалось, что эти знаки имеют магическое значение. По старинному преданию, они защищали владельца кольца от любой беды. Более того, это была фамильная ценность. Я не знаю ее настоящей стоимости. Тристрам, вы разбираетесь в таких вещах – и, кстати, должны показать свою коллекцию Эстаси. Так какова же была цена того кольца?

– Не знаю, – коротко ответил Шилд. – Оно было очень старинное, быть может, бесценное.

– Он был таким безрассудным, наш бедный Людовик! – вздохнул Красавчик. – Мне кажется, его нельзя было остановить. Верно, Тристрам?

– Да.

Эстаси повернулась к Шилду:

– Но вы ведь были там, Тристрам?

– Да, я там был.

– Видите ли, никто, даже Тристрам, не мог бы сдержать Людовика, когда он бывал в таком настроении… – объяснил Красавчик. – Он заложил кольцо и продолжал проигрывать. Сэр Мэтью, который, к прискорбию, отличался отсутствием такта, ушел из «Кокосовой пальмы» с кольцом на пальце. Чтобы выкупить его, Людовику пришлось пойти к евреям – то есть к ростовщикам, моя дорогая!

– И в этом не было ничего нового, – заметил Шилд. – Людовик попал в руки евреев еще тогда, когда вернулся из Оксфорда, и даже до этого!

– Как и многие из нас, – пробормотал Красавчик.

– И он получил деньги у евреев? – спросила Эстаси.

– О да! – ответил Красавчик. – Но дело оказалось не так просто уладить. Когда Людовик явился, чтобы выкупить кольцо, наш хитроумный приятель отверг притязания Людовика. Заявил, что договор был не таким: будто бы он поставил свои гинеи против кольца и честно выиграл его. И не отдаст его ни за что!

У Эстаси блеснули глаза.

– Тогда я не удивлена, что Людовик убил каналью!

Красавчик снова поиграл лорнетом:

– Люди, собирающие редкие старинные вещи, моя дорогая Эстаси, идут на любые преступления, чтобы только завладеть вещью, о которой они мечтают.

– Но вы! – воскликнула Эстаси, с презрением глядя на Тристрама. – Вы-то знали правду!

– К сожалению, – гордо ответил сэр Тристрам, – Планкетт не стал ожидать моего вмешательства. Он удалился в деревню – в Форт-Хаус – и повел себя неразумно, просто-напросто отказываясь встретиться с Людовиком.

– А дедушка знал об этом?

– О боже, конечно нет! – воскликнул Красавчик. – Видите ли, кузина… Сильвестр и Людовик едва ли были в дружественных отношениях. Да еще эта задолженность евреям! Людовик даже не поставил Сильвестра в известность. Но тем не менее Людовик приехал сюда, чтобы взять Тристрама в качестве надежного свидетеля всего дела и встретиться с Планкеттом. Но отловить Планкетта оказалось невозможно. Когда бы Людовик ни приезжал в

Форт-Хаус, его не оказывалось дома. Кузен же не относился к числу людей, что терпят такое к себе отношение, к тому же в это время он начал много пить. Людовик, узнав, что Планкетт должен обедать в Слоухэме, задумал подстеречь того на пути домой и заставить принять деньги в обмен на кольцо! Только Тристрам, видя, что он уезжает, догадался, в чем дело, и последовал за ним.

– Мальчик был сильно пьян! – бросил через плечо Тристрам.

– Никаких сомнений, что он находился в ужасном состоянии, – заметил Красавчик. – Кузен, меня всегда удивляло то, каким образом вам удалось убедить Людовика оставить свое намерение и вернуться домой.

– Я обещал ему встретиться с Планкеттом в его имении, – ответил Шилд. – Но чего себе никогда не прощу, так это того, что позволил Людовику возвращаться домой через лес.

– Мой дорогой друг! Кто же мог предвидеть, что Планкетт будет возвращаться той же дорогой? – мягко заметил Красавчик.

– Напротив, если он возвращался из Слоухэма, для него было естественно выбрать именно эту дорогу! – возразил Шилд. – И мы знали, что он поедет верхом, а не в экипаже.

– Так что же случилось? – У Эстаси перехватило дыхание.

Ей ответил Шилд:

– Людовик поехал верхом домой через лес Лонгшоу, а я в это время направился в Форт-Хаус. Не прошло и десяти минут, как мы расстались, и я услышал вдалеке выстрел, которому не придал никакого значения, ведь это мог стрелять какой-нибудь браконьер. И на следующее утро тело Планкетта нашли в лесу: у него было прострелено сердце, а рядом валялся смятый носовой платок Людовика.

– А кольцо? – торопливо спросила Эстаси.

– Кольцо исчезло. В карманах Планкетта остались деньги, в галстуке сохранилась булавка с бриллиантом, но кольцо-талисман пропало.

– И с тех пор его никто не видел, – добавил Красавчик.

– Это мы не видели! – поправил его сэр Тристрам.

– Да, да, я знаю, что вы думаете: оно у Людовика, но он поклялся, что не встречал Планкетта в тот вечер. Что до меня, я не считаю Людовика лгуном. Он откровенно признался, что у него в кармане был пистолет, он даже признался, что стрелял, – но в сову!..

– И почему ему было не застрелить этого Планкетта! – воскликнула Эстаси. – Лжец заслужил это. Я очень довольна, что его застрелили!

– Возможно, – произнес сэр Тристрам холодным тоном, – но в Англии, как и во Франции кстати, убийство считается серьезным преступлением.

– Но ведь его все же не повесили за убийство такого человека, как Планкетт?

– Нет, но только потому, что мы убрали Людовика из страны прежде, чем его смогли арестовать, – объяснил Шилд.

– Это Сильвестр и вы убрали его из страны, – поправил Бэзил. – Я не приложил к этому руки, с вашего позволения.

– Если бы он предстал перед судом, ничто не смогло бы спасти его шею.

– Я прошу прощения, у меня другая точка зрения, мой дорогой Тристрам, – холодно заметил Красавчик. – Предстань он перед судом, и правда могла бы открыться! А когда вы и, конечно, Сильвестр тайно увезли Людовика из страны, тем самым именно признали его виновным в убийстве.

Сэр Тристрам был избавлен от необходимости отвечать, потому что появился слуга Сильвестра, который должен был снова проводить его к двоюродному деду. Как только за Тристрамом закрылась дверь, Красавчик пробормотал:

– Как приятно видеть Тристрама таким услужливым.

Но Эстаси не обратила на это внимания. Ее интересовало сейчас лишь одно:

– А где теперь мой кузен Людовик?

– Никто не знает, дорогая. Он исчез!

– И вы ничего не сделали, чтобы помочь ему, – никто из вас?! – негодующе воскликнула она.

– Ну, дорогая кузина, это сложновато, – ответил Красавчик. – Вы сами посудите: что можно сделать при таком фатальном стечении обстоятельств?

– Мне кажется, – сказала Эстаси, нахмурившись, – что Тристрам не любил своего кузена Людовика.

– Как вы умны, моя дорогая! – рассмеялся Красавчик.

Она взглянула на него.

– А какую коллекцию он должен показать мне? – напрямую спросила Эстаси.

– Дорогая кузина! Просто у Тристрама достойная внимания коллекция. Я не специалист, конечно, но иногда и мне хочется взглянуть на нее.

– А он вам ее показывал?

– И с большим желанием! – улыбаясь, ответил Бэзил. – Но помните, коллекционеры никогда не показывают всех своих сокровищ!

Сэр Тристрам, вновь оказавшийся у кровати Сильвестра, был поражен переменами, произошедшими со стариком. Сильвестр так же опирался на множество подушек и все еще был в своем парике, но казалось, болезнь наложила на него свою глубокую печать. Только его глаза по-прежнему казались живыми, выделяясь на бледном, почти восковом лице.

– Мне очень жаль, сэр, но, кажется, мой визит утомляет вас, – негромко произнес Тристрам.

– Благодарю вас, но мне самому лучше судить о том, что меня утомляет, – возразил Сильвестр. – Думаю, я не протяну долго, но, видит бог, я должен успеть уладить свои дела! Вы женитесь на этой крошке?

– Да, я женюсь на ней, – ответил Шилд. – Это вас устраивает?

– Мне хочется, чтобы все узелки были аккуратно завязаны, – ответил Сильвестр. – К счастью, она не католичка. Что вы о ней думаете?

Сэр Тристрам заколебался:

– Едва ли я могу что-либо сказать. Она очень молода…

– Вот и хорошо, у ее будущего мужа есть возможность сформировать ее по своему вкусу.

– Может быть, вы и правы, но лучше бы мы начали это дело пораньше.

– Я всегда прав! А что бы вы хотели: обольстить ее? – упорствовал Сильвестр. – Бедная девочка!

– Вы вынуждаете ее выйти замуж, но она… может пожалеть об этом… Она так романтична!

– Вздор! – воскликнул Сильвестр. – Большинство женщин романтичны, но все освобождаются от этого – в свое время. А что, этот проклятый жеманный щеголь там, внизу?