Теперь она привлекла внимание всех присутствующих за столом, хотя явно адресовала свои слова Имоджин. Если верить будущей свекрови, мисс Питен-Адамс необычайно смела, чрезвычайно образованна и отличается исключительным здравомыслием.

— Судя по всему, она восхитительна, — сказала Имоджин, так крепко схватив рукой бокал, что Тесс испугалась, как бы она его не раздавила.

— Совершенно верно, — вставил Мейтленд. — Мисс Питен-Адамс абсолютно восхитительна. Любая женщина с пятью тысячами фунтов дохода в год восхитительна по определению.

В его словах явно чувствовался сарказм, и Тесс стало не по себе. Как можно говорить в таком тоне о своей невесте?

— Дорогой, — обратилась леди Клэрис к своему сыну, — так говорить нехорошо. Это правда, что мисс Питен-Адамс повезло получить такое щедрое приданое от своей прабабушки по материнской линии, герцогини Бестельской, но ведь твоя очаровательная невеста не просто богатая наследница. Мисс Питен-Адамс — девушка образованная во всех отношениях. Я пребываю в смятении, не зная, чем развлечь молодую леди во время ее визита. Не обучать же ее новому способу плетения кружев! Ее зарисовки римского Колизея поместили в «Дамском журнале»!

Имоджин на удивление хорошо держала удар.

— Какая честь! — отозвалась она, отхлебнув большой глоток шампанского.

— Думаю, что у вас в Шотландии не было хороших учителей рисования, — снисходительно произнесла леди Клэрис. — У мисс Питен-Адамс сочетаются отличные способности с самой лучшей подготовкой. Я слышала, что ее рисунки сравнивают с произведениями великого Мичеволо…

— Ты, наверное, хотела сказать Микеланджело, — вновь вставил свое слово сын. Он стиснул губы, напомнив Тесс своим видом о приступах гнева, случавшихся у него, когда его лошадь вела себя на скаковом круге не так, как он того желал.

Мистер Фелтон, слегка наклонившись к ней, заметил:

— Увы, беззаветная любовь не всегда означает безоблачное счастье.

— Это шаблонная фраза, — сказала она.

— Сдаюсь, мисс Эссекс, и больше никогда не стану цитировать Шекспира. — В его глазах мерцали озорные огоньки. Возможно, из-за того, что куверт для мистера Фелтона добавили позднее, лакей поставил его стул на неподобающе близком расстоянии от ее стула. Ей казалось, что его мощное тело нависает над ней. Ощущение было не очень приятным, оно нервировало ее.

Тесс заставила себя снова взглянуть на леди Клэрис, которая продолжала разглагольствовать о визите мисс Питен-Адамс.

— Она должна посмотреть силчестерские развалины. Как-никак это одна из самых хорошо сохранившихся развалин со времен римлян, тем более что они расположены совсем близко отсюда. Уверена, что она сможет рассказать мне о них много интересного, — заявила леди Клэрис.

Ее сынок не удержался от ядовитой реплики.

— Надеюсь, что вы не «синий чулок», мисс Имоджин? — поинтересовался он. — Нет ничего тоскливее, чем вид женщины, уткнувшейся носом в книжку.

Тесс была уверена, что мистер Фелтон все еще смотрит на нее. Она ощущала на себе его взгляд. Повернув голову, она сразу же увидела его глаза. Цвета индиго, они с любопытством смотрели на нее, и их взгляд был таким напряженным, что она вздрогнула.

— Боюсь, что у меня и у сестер не было возможности… — начала было Имоджин.

— Разумеется, не было, — прервала ее леди Клэрис. — Если вы росли в шотландской глухомани. Было бы несправедливо даже сравнивать молодую леди с талантами и возможностями мисс Питен-Адамс с молодой леди такого происхождения, как мисс Имоджин. — Она одарила Имоджин лучезарной улыбкой, и Тесс показалось, что она похожа на кошку, забавляющуюся с мышью. — Вы, конечно, очаровательная девушка, моя дорогая, и я не могу позволить своему сыну обращаться с вами пренебрежительно.

— Леди Клэрис, — обратился к ней Рейф, — до меня дошел слух об одном нашем соседе, и вы, конечно, сможете сказать мне, правда ли это. Речь идет о лорде Пуле, который якобы занялся разведением лосей.

Но леди Клэрис не попалась на его уловку. Сурово взглянув на него, она вернулась к прерванному разговору.

— Ну так вот, Дрейвен, — громко заявила она, привлекая внимание всего стола, — не смей запугивать это милое дитя, заставляя ее думать, что кто-нибудь в свете будет сравнивать ее с мисс Питен-Адамс. Мы не такие бессердечные люди! Мы, светские люди, принимаем леди или джентльменов такими, каковы они есть, и не судим о том, каковы у них были возможности.

— Вы очень добры, леди Клэрис, — храбро сказала Имоджин, нарушив наступившую за столом тишину.

Дрейвен Мейтленд встал, резко отодвинув стул.

— Извините, — пробормотал он сквозь стиснутые зубы, — мне необходимо сию же минуту заняться повышением уровня своего образования. Возможно, мне удастся найти себе оперную певицу.

Сделав это неслыханно дерзкое заявление, он выскочил из комнаты.

— Похоже, он хотел отпустить колкость, — сказал мистер Фелтон. В его тоне слышалось некоторое презрение.

— Возможно, у лорда Мейтленда назначена какая-нибудь неотложная встреча? — неуверенно предположила Тесс.

Он задумчиво взглянул на нее.

— Насколько я понимаю, его мамаша держит в своих руках семейные финансы, а образованную невесту выбрала для него, чтобы отвлечь его от скачек. После этой выходки можно предположить, что он не согласен с матушкиной тактикой. Или, — помолчав, добавил он, — что образование такому человеку не идет впрок.

Леди Клэрис осторожно промокнула губы носовым платочком.

— У моего сына, — заявила она, — артистическая натура. Боюсь, что иногда он проявляет несдержанность. Но я надеюсь, что женитьба на мисс Питен-Адамс успокоит его бурный темперамент. Будучи сама артистической натурой, она это поймет.

Рейф вдруг наклонился к Тесс и спросил:

— Вы четверо уже знали Мейтленда раньше, не так ли? Ну конечно, вы говорили… нет, это Имоджин говорила… — Он не закончил фразу и посмотрел в сторону Имоджин. Она сидела спокойно, глядя на тарелку, но на губах ее играла улыбка, которая говорила о многом.

Тесс не знала, что и сказать. А Рейф продолжал:

— Надеюсь, Имоджин не соперничает с Аннабел в борьбе за место герцогини? — Тесс закусила губу. — Пропади все пропадом, это опекунство, судя по всему, потребует больше хлопот, чем я предполагал, — пробормотал Рейф.

— Мистер Фелтон, — раздался пронзительный голос леди Клэрис, — вас-то что заставило появиться в глуши Гемпшира? — В ее обычно игривом тоне чувствовалось напряжение, очевидно, связанное с демонстративным уходом сына, который ей явно не хотелось комментировать.

Мистер Фелтон отложил вилку.

— В Силчестере через несколько дней состоятся скачки. Я предполагаю выпустить двух своих лошадей. Обычно я привожу лошадей за неделю до скачек и позволяю конюху Рейфа понянчиться с ними.

— Рейфа? — переспросила леди Клэрис. — А-а, вы имеете в виду его светлость. Боюсь, что я никогда не смогу привыкнуть к простоте манер этого поколения.

— Боюсь, что в этом повинен скорее мой дурной характер, чем плохие манеры Лусиуса, — сказал Рейф. — Я терпеть не могу, когда ко мне обращаются в соответствии с титулом.

— Лусиуса? А-а, вы имеете в виду нашего дорогого мистера Фелтона, — проговорила леди Клэрис.

Тесс с некоторым удивлением наблюдала за этой сценой. У нее сложилось впечатление, что с нетитулованными особами леди Клэрис не желает иметь ничего общего.

Рейф наклонился к Тесс и сказал:

— Судьба распорядилась так, что Лусиус обладает доходом, равным доходу принца-регента. Не исключено, что она не устоит перед его богатством и откажется от своей мечты стать герцогиней.

— Перестаньте издеваться над ней, — шепнула Тесс. — Она может услышать!

— Наверное, радость от того, что я получил возможность делиться секретами с сестренкой, ударила мне в голову, — ответил Рейф, даже не потрудившись говорить потише.

— Либо радость, либо бренди, которое ты успел выпить, — вмешался мистер Фелтон.

Так, значит, Рейф пил бренди? Он уже выпил бокал, который был налит ему, когда садились за стол, а теперь допивал второй. Однако, на взгляд Тесс, единственным признаком того, что их опекун чуть-чуть навеселе, было то, что он говорил немного громче, чем обычно, и перестал отбрасывать назад падающие на лицо пряди волос. Он откинулся на спинку стула и вытянул перед собой длинные ноги совсем не подобающим герцогу образом. Леди Клэрис наклонилась к нему поближе и улыбнулась так, что это вызвало у Тесс раздражение.

— Бедняжка, — проворковала она. — А вы хорошо держитесь, несмотря на напряжение, вызванное нашествием такого количества особ женского пола.

— Особы женского пола никогда не докучали мне, — проворчал Рейф. — Только леди.

Тесс едва сдержала улыбку.

— Вы хорошо знаете своего опекуна? — услышала она голос слева.

— Не очень, — ответила она, неохотно поворачиваясь к мистеру Фелтону. — А вы с ним, кажется, старинные друзья? — Краем глаза она видела, как Рейф взмахнул своим бокалом и Бринкли поспешил к нему с графином в руке и неодобрительным выражением на физиономии.

— Он редко пьянеет, но вы должны с самого начала привыкнуть к тому, что у Рейфа ни один вечер не обходится без хорошей порции бренди, — спокойно сказал мистер Фелтон.

Тесс прищурила глаза. В тоне Фелтона явно ощущалась пренебрежительная интонация, которая была ей знакома. Именно так представители местного дворянства говорили о вечно проигрывающих отцовских лошадях. И это заставило ее ощетиниться, словно еж.

— Я, например, считаю воздержание от употребления спиртных напитков крайне нудным занятием, — заявила она, допив остатки шампанского.

— Ваш опекун будет в восторге, узнав о совпадении ваших взглядов, — съязвил Фелтон, считавший, видимо, что насмешливость хороша на все случаи жизни. Он казался таким большим. В нем было, наверное, добрых пятнадцать стоунов веса, причем не жира, а тренированной мускулатуры. И ездил он, наверное, на крупном жеребце. Даже плечи у него были на треть шире, чем у Рейфа.

Благодаря тому, что Тесс выросла в доме, битком набитом лошадиной упряжью, где периодически появлялись группы помешанных на скачках джентльменов, она могла за десять шагов распознать лошадника. Когда в кармане заводились деньжата, а скакуны оправдывали ожидания, жизнь лошадника была прекрасной. Но когда лошадь не оправдывала надежд и с ней приходилось расстаться или когда…

Тесс постаралась прогнать воспоминания о приступах отчаяния, случавшихся у отца в таких случаях. Самый надежный способ обезопасить себя от воздействия чар этого Адониса — нет, от чар любого мужчины — заключался в том, чтобы заставить его разговаривать о лошадях. Нет ничего несноснее, чем слушать мужчину, взахлеб рассказывающего о своих обожаемых лошадях.

— У вас обширная коневодческая программа, сэр?

— Небольшая, но весьма селективная. Боюсь, что я уделяю своим конюшням слишком много времени.

Вот это правда.

— Я бы с удовольствием послушала о ваших лошадях, — продолжала она, глядя на него заблестевшими глазами. Вот теперь он примется в мельчайших подробностях описывать…

— У меня семь лошадей, — сказал он. — Вы хотите, чтобы я систематизировал их по масти, по возрасту или, — он чуть замялся, — по полу?

— Делайте так, как вам удобнее, — разозлилась Тесс, забыв посмотреть на него заблестевшими глазами.

— В таком случае начнем с особей женского пола, — сказал он. — Скромница — двухлетняя кобылка. Изящного телосложения, с грациозной шеей. Гнедая. У нее такие длинные ресницы, что удивительно, как она видит, куда бежит.

Тесс была озадачена. Его описание явно отличалось от того, которое дал бы отец и которое сводилось бы к происхождению, окрасу и особенностям подготовки лошади к скачкам. Она сомневалась, что папа вообще когда-нибудь замечал ресницы лошади.

— Менуэт — тоже кобыла, — продолжал мистер Фелтон, не сводя глаз с лица Тесс. — Она красавица — гладкая, вороная с хвостом, который стелется по воздуху, когда она скачет, словно водный поток, стекающий с холма. Она воровка и обожает незаметно стащить клочок сена.

— Значит, вы разрешаете ей есть сено? — спросила Тесс. Вместо ответа он спросил:

— У вашего батюшки была специальная диета для лошадей?

— Им разрешали есть только овес, — ответила Тесс. — Овес и яблоки. Из яблок мы делали пойло, потому что лошадям надоедает есть просто яблоки. Папа был убежден, что яблоки улучшают пищеварение, а хорошее пищеварение — залог способности развивать большую скорость на скачках.

Лусиус считал соблюдение диеты абсурдным, а может быть, даже вредным занятием. Мисс Эссекс, возможно, даже соглашалась с ним. Она опустила глаза и лениво копалась вилкой в тарелке.

Лусиус, кажется, начал отличать одну от другой подопечных Рейфа. Аннабел была восхитительна: она услаждала взор золотистыми волосами, а ухо — медовым голоском. Имоджин потрясала своей красотой. Взгляд ее прекрасных глаз был таким страстным, что ему стало не по себе, и он благодарил судьбу за то, что он не Мейтленд. Такой заряд эмоций мог сразить его наповал.