Внезапно вернулись папа с мамой. Отец сразу же закрыл сие мероприятие, когда узнал, что произошло. Он был очень зол, а мама стала холодна, как никогда. Такими я родителей ещё ни разу не видела. Как только все разошлись по домам, папа позвал нас к себе в кабинет. Следом пошла и мама.

Словно провинившиеся щенки, мы стояли и смотрели в пол. В голове я раз за разом прокручивала наши с Феликсом объятия. Должна признать, поддерживать он умел и очень неплохо. Я чуть не задохнулась в нём самом! Парень сумел вскружить мне голову каким-то прижатием к груди… Наверное, я действительно много выпила. Столько всего натворила…

– Дарья, ты вообще думаешь своей головой?! – от неожиданного крика отца мы все вздрогнули, особенно Даша. Она его вообще никогда не видела, а тут он сразу показал ей все свои «особенности».

– Ты понимаешь, что ты побила уважаемого человека? Ты опозорила всю семью! Создала очередные проблемы!

На какое-то время папа замолчал… собирался с мыслями, наверное. И эта тишина показалась мне такой опасной, будто из темноты сейчас выпрыгнет что-то большое и очень страшное, как в страшилках.

– Последнее время от тебя слишком много проблем, Даша! Может, тебя прокляли? И что мне с тобой делать в таком случае?

– Стань Тарасом Бульбой, – не смогла удержаться я. Папа молчал в недоумении, – «я тебя породил, я тебя и убью», – парировала я.

– Для тебя это шутки?! – прогремел отец так, что в небе сейчас, наверное, сверкнула молния. Уверена, ударит он именно в меня.

– Он сказал, что я наркоманка! – воскликнула я. Папа кричал на меня за дело, но он не знал всех обстоятельств.

– Не удивлюсь, если так! Он уважаемый человек, друг семьи! Если он захотел, пусть говорит. Ты могла промолчать, – я была в шоке от услышанного.

– Я не позволю говорить о себе гадости, да ещё и в моём присутствии!

– Ты должна говорить, когда я тебе разрешу! Мероприятие было моё и, если ты забыла, я запретил вам приходить на него! Кстати ты, Феликс, уволен, – как бы между прочим заявил отец. Парень от услышанного, кажется, даже не шелохнулся.

Мы же с Машей были в полном шоке. Феликс ведь ничего не сделал! Но нас мало кто слушал в этом доме. Мама вот, как всегда, стояла и деликатно молчала. Будто её в этой комнате и не было. Она всегда была тенью папы: где он, там и она, куда он, туда и она. Но при этом всегда молчала и давала ему говорить. Он хотел того же поведения и от меня, но это было исключено. Я не хотела быть его тенью.

– Значит так, Даша, ты должна говорить, когда я тебе позволю. А из дома ни ногой, поняла? Слетаешь в Германию с мамой, восстановишь зрение и будешь сидеть дома, прилежно учиться. Из университета я тебя забрал, теперь будешь учиться на экономиста! Понятно? – папа не кричал, но на этот раз хотелось кричать мне. Я впервые в жизни выбрала что-то сама, поступила, куда и хотела: на журналистику. Но он вновь перечеркнул всю мою жизнь…

– ЧТО?! Нет! Ни за что! Я хотела стать журналистом, а не экономистом! С какой стати я должна жить по твоим наброскам?! – распалялась я, а по щекам вновь текли горячие слёзы обиды. Собственный отец ломал меня и мою жизнь, будто лист бумаги. Он комкал меня, как хотел, сворачивал уголки, пытался делать фигуры из «оригами». Словно я для него была вещью и ничем большим…

– Если ты забыла, ты живёшь в моём доме, покупаешь одежду на мои деньги, ешь из моих тарелок! И как ты благодаришь меня? Приносишь проблемы! Отныне будешь благодарить меня послушанием! – заявил этот… папаша-сволочь.

– Ах вот так? Хорошо! Я уйду из твоего дома, перестану есть твою еду и мешать спокойно жить! Отныне ты меня не увидишь! – в сердцах воскликнула я и схватила Феликса за руку. Отныне я не хотела оставаться в этом доме.

– Вот и иди! Посмотрим, как ты проживёшь без меня хотя бы неделю. Только потом не приползай ко мне на коленях с просьбой принять обратно! –кричал вслед отец, а в голос с ним мама:

– Даша, куда же ты!

Мы вышли из дома в молчании. Феликс посадил нас к себе в машину, где было холодно, а пахло кожей автосалона.

– Куда мне идти теперь…, – прошептала я, обхватывая плечи руками. По телу бежали мурашки от холода. А может от страха… от страха неизвестности.

– Даш, я бы с удовольствием тебя приютила. Но есть одно «но». Моя мама завтра приезжает, а она хочет, чтобы я хорошо училась, и против соседок. Она у меня строгая, – с искренним сожалением объяснила Маша, и я девушку понимала. Не идти же против матери ради подруги.

– Тогда поедешь ко мне, – внезапно заговорил Феликс своим бархатным голосом, отчего по телу вновь прошли мурашки, и я поёжилась.

– Ты, правда, позволишь мне пожить у себя? Папа ведь тебя уволил…, – как ни странно, я чувствовала себя виноватой за увольнение Феликса.

– Я не особо-то держался за эту работу, – спокойно сказал парень, и машина неожиданно тронулась с места. Мы ехали в будущее, в следующий день. Для ребят это был ещё один обычный день, а для меня – настоящее, полное страха неизвестности, испытание.

13

Феликс подвёз Машу прямо к дому. Как оказалось, они жили недалеко друг от друга. Вот только район и многоэтажным дом котяры выглядел намного лучше «руин» подруги. По крайней мере, так сказал сам Феликс. Машина остановилась, парень заглушил мотор, а я всё сидела в машине, не отошедшая от шока. Не знаю, как так получилось, но я даже не заметила, что Феликс вышел из автомобиля, обошёл его вокруг и открыл мне дверь. Это было необычно и приятно одновременно. Раньше за мной никто так не ухаживал. И как-то не верилось, что таким парнем окажется котяра Феликс.

Я приняла помощь кота, вышла из машины, и мы направились в неизвестном для меня направлении. Точнее, в теории я знала, куда: домой к Феликсу. Бог мой, поверить не могу! Я иду домой к этому эгоистичному самодовольному нахалу, прямо в его когтистые лапы! А он держит меня за руку так крепко, будто боится, что я убегу. Странное ощущение внутри: простое прикосновение его руки к моей, но сердце бьётся чаще, и в груди появляется какая-то тревога. Будто я очень дорожу этим человеком, боюсь, что сейчас он бросит мою руку и оставит в темноте одну. Бред какой-то.

Мы заходим в подъезд, и Феликс вызывает лифт. Пока я пытаюсь разобраться в себе, в своих чувствах и мыслях, не замечаю, как парень буквально дышит огнём рядом со мной. И на этот раз я тут ни при чём.

– Сволочь! – пыхтит котяра, и я вздрагиваю от этого резкого, нарушившего нашу идеальную тишину, ругательства.

– Что такое? – голос всё ещё дрожит после стычки с отцом, но я изо всех сил пытаюсь дышать ровно. Об этом человеке я подумаю в последнюю очередь.

Знаю, что не должна так говорить, ведь он мой папа, моя родная душа и кровь, но по-другому я не могу. Мы всегда были друг другу чужими. Я не помню ни одного дня, что мы проводили с ним вместе. Он вечно зависал в своём офисе или на деловых встречах. Чаще всего родители улетали в командировки, из-за чего я часто оставалась одна в огромном доме. Может другой человек и радовался бы на моём месте, любой подросток давно бы закатил вечеринку или пригласил друзей на ночёвку. Но и я когда-то этим занималась. И мне так это осточертело, что в свои шестнадцать я уже не могла находиться дома одна больше одного-двух часов. И когда у меня появилась машина, я поняла, что в ней – моё спасение. Как оказалось, любовь к чему-то или кому-то тоже бывает опасной… и приносит боль. Не думаю, что смогу вернуть назад своё зрение. А если верну, сяду ли вновь за руль? Этот вопрос, пожалуй, пугал меня больше всего на свете… Мне кажется, если я однажды уже потеряла всё, что имела, то больше я потери не верну. А с другой стороны: потеряв всё самое дорогое один раз, смогу я позволить себе потерять это ещё раз? Или нужно хвататься за счастье и свободу руками и ногами? Я никогда не перестану любить гонки, но смогу ли бросить их ради своей же безопасности? Порой мы идём в ловушку сами, просто потому что не можем иначе. Мы рискуем и жертвуем самими собой, своими жизнями. И всё ради чего? Ради того, что любим больше всего на свете… И чёртовы чувства, эмоции не позволяют поступить иначе.

Мои мысли, которых было также много, как воды на планете, пролетели для самой же меня за считанные секунды, – не успел Феликс мне ответить.

– Лифт на пятнадцатом этаже. Пойдём по лестнице, – заявил парень и за руку потянул меня в сторону.

Пришлось подчиниться, не перечить же нетерпеливому котяре. Хотя хотелось. Но стоило нам с парнем шагнуть на первую ступень лестничной клетки, как мы сразу поняли: это займёт времени ещё больше, чем спускающийся с пятнадцатого этажа лифт. Интересно, почему он в этом доме один? Я с трудом «нашла» первую ступень, а впереди их было несметное количество!

– Это надолго…, – саркастично подметил котяра, но в голосе его звучало веселье. Смешно ему, значит?

– Тогда пошли ждать лифт!

– Нет уж, Ромашевские так просто не сдаются, – упрямился парень, а я только злилась. И что, теперь нам полчаса подниматься по лестнице? Ещё неизвестно, на каком этаже котяра жил!

Внезапно для себя я осознала, что впервые Феликс назвал мне свою фамилию. Ромашевский, значит… Ага, ромашка! Кот мартовский. Как ещё можно назвать мою «сиделку»?

Неожиданно Феликс подхватил меня на руки, я ахнула от возмущения и покраснела.

– Поставь меня, я же тяжёлая…, – прошептала я, не в силах отвести глаз от чёрной точки перед собой, которая как-то по-особому светилась.

Вглядываясь в эту точку, я поняла, что рядом с ней такая же. Они отражали красным цветом, еле заметным, и я будто бы заглядывала в глаза Феликсу. Хотя, возможно, именно это имели в виду люди, придумавшие выражение «круги перед глазами». Я не знала, что это. Понятно было одно: я не могу оторвать от этих пятен взгляд.

– Пустяки, ты лёгкая, – с неожиданной нежностью прошептал кот и стал плавно подниматься по ступеням лестницы, будто я, и правда, была пушинкой.

Неловкость между нами повисла, будто щит, и пробить его было трудно. Шаги парня стали глухими, и я поняла, что мы поднялись на нужный этаж. По моим подсчётам: третий или четвёртый. Но Феликс не отпускал меня с рук, пока мы не дошли до самой двери. Там он поставил меня на ноги, и я стала нервно поправлять задравшееся платье. Феликс молча открыл дверь и первой пропустил меня внутрь.

– Проходи. До тебя в моей берлоге ещё не бывали девушки, – будто невзначай подметил парень, и мои щёки снова заалели. Что-то не верилось, что до меня здесь никто не бывал…

– Чай или кофе? – по-хозяйски спросил котяра, любезно сняв с меня туфли, хотя я могла это сделать сама.

– Кофе с молоком.

Феликс провёл меня за руку в комнату и усадил на диван. Как оказалось, жил парень в квартире-студии. Поэтому я, ожидая свой кофе, ощупывала диван и прочую мебель, которая была вокруг, а прямо передо мной порхал по кухне котяра.

– Спать у меня особо негде, поэтому я постелю тебе на диване. Придётся перекантоваться на полу, – в голосе Феликса не было слышно сожаления или раздражения. На удивление он был мил и дружелюбен, как никогда. Кажется, таким я парня видела впервые.

– Не хотела тебя стеснять…, – вздохнула я, в голове прокручивая варианты дальнейших действий.

Одна я не проживу, это точно. Но и оставшуюся половину месяца не собираюсь жить у Феликса. Мне нужно найти жильё у кого-то… А потом я полечу в Германию. И если им удастся восстановить моё зрение, хотя я даже не представляю, возможно ли это, я смогу снять собственную квартиру. Возможно, папа и прав: я не смогла бы жить без его денег и удобств. Но теперь он буквально бросил мне вызов, и я принимаю его! В отличие от отца я не настолько меркантильна, умею находить друзей и добрых людей, и сама я отплачу им за помощь тем же. Вот только поднимусь с колен и гордой походкой, не оглядываясь назад, пойду вперёд, навстречу своей новой жизни.

– Сколько сахара? – тем временем спросил у меня Феликс, выводя из раздумий.

– Три. Что ты собираешься теперь делать?

– В смысле? – парень поставил кружку с ароматным кофе на журнальный столик передо мной. Потрогав его, я поняла, что он деревянный.

– Папа тебя уволил. Тебе ведь придётся заново искать работу…, – я всё ещё сожалела о случившемся и не переставала винить во всём себя. В конце концов, не потащи я Феликса на эту вечеринку, ничего бы не было.

Порой я ненавижу себя за своё же упрямство. Очень часто оно выходит мне боком. Я буквально жертвую собой ради мести или ответного удара другим людям! И я не знаю, хорошо это или плохо… Наверное, не очень хорошо. Особенно, когда при этом страдают ещё и ни в чём не виновные люди.

– Я её уже нашёл, не беспокойся, – я чувствовала: Феликс ухмыляется. Его голос так и сочился насмешкой, что заставило меня насторожиться.