— У кого же? У снежного человека?

— Хуже, гораздо хуже. — Карли расстроенно покачала головой. Разбежавшиеся в разные стороны воспоминания начали медленно возвращаться. — Я стояла возле бара и разговаривала с людьми. Помню, мы обсуждали исполнителей экзотических танцев.

— Да, такое случается.

— И рассуждали о том, каким образом им удается заставить кисточки вращаться одновременно в противоположных направлениях. Потом кто-то предложил отправиться в экспедицию, чтобы исследовать процесс в естественных условиях, но остальные не захотели бросать дармовую выпивку, а потому все просто уселись и начали рассуждать. Парень из цирка «Дю Солей», его зовут Мартин, высказал предположение, что искусство это сродни жонглированию. Он взял из бара несколько бутылок лайма и начал подкидывать их так, что они крутились в разные стороны.

Дана театральным жестом воздела руки:

— И зачем я только угрохала кучу денег на оркестр, когда, оказывается, здесь дают такие представления?

Тем временем Дейзи занялась пробками от шампанского. Она деловито отыскивала их и складывала в бездонный башмак. Услышав возглас хозяйки, она остановилась и угрожающе зарычала, готовая броситься на ее защиту.

— Тсс… — успокоила обеих Карли. — Дайте закончить. Так вот, вскоре мы все начали жонглировать фруктами — ну, разумеется, кто как мог. Я сняла туфли на краю бассейна, и почти сразу мне пришлось отскочить в сторону — летающий кокос, сама понимаешь, это не шутка. Дальше и я, и почти все фрукты из корзинки оказались в бассейне.

— Так вот откуда одежда в душе и бананы в джакузи. Понятия не имею, как буду объясняться с человеком, который приводит в порядок бассейн.

— Скажи ему то же самое, что говорила в прошлый раз. Дейзи закончила операцию с пробками и взобралась к Карли на колени.

— Так что же последовало после жонглирования фруктами? — поинтересовалась Дана.

— Помню, как изо всех сил плыла к своим туфлям. И тут же передо мной оказалось глупое лицо Эвана Маклиша. Все, в этот самый момент я отключилась. Даже от воспоминания в глазах темнеет.

Из всех самых неправдоподобных спасителей даже снежный человек оказался бы приятнее Эвана Маклиша. Разумеется, оба они выглядели достаточно внушительными и опасными, чтобы вызвать у женщины отчаянное сердцебиение. Эван, наверное, был несколько благообразнее соперника, но зато тот явно обладал лучшими манерами. Эван представлял собой великолепное воплощение мужского начала — человека, который провел жизнь в собственном микроклимате, состоящем из арктического воздуха, медленно кружащегося серого тумана и низко нависающих тяжелых грозовых облаков. Единственное, чего недоставало для полноты картины, так это лая собак вдалеке. Одновременно и Хитклиф в черных джинсах, и доктор Мартине — вот кем был Эван Маклиш.

— Ах, Эван! — небрежно выдохнула Дана. — Ну, значит, просто позвони ему, и все сразу уладится.

От возмущения Карли резко выпрямилась.

— Но я не могу ему звонить. Это слишком унизительно!

— Да, наверное. А когда тебя, пьяную и насквозь промокшую, вытаскивают из бассейна, — это очень благородно и достойно, так ведь? На тебе в этот момент, случайно, не было тиары или чего-нибудь подобного? — И Дана, и Дейзи одновременно взглянули на Карли с любопытством и легким презрением.

— Ты ничего не понимаешь, — простонала Карли. — Я просто не могу ему звонить. Да у меня и номера его нет!

— Зато у меня есть. — Дана усмехнулась. — Так в чем же загвоздка, милочка? В том, что он видел тебя… пардон, обнаженной?

— Ну, знаешь… — Карли помолчала и неожиданно вздрогнула. — Я даже не подумала об этом.

— Могу успокоить. Как только твое малюсенькое платьице намокло, все сразу же увидели тебя голой, так что переживать не стоит.

— Нет, — пробормотала Карли. — Не может быть.

— Поверь, уж я точно знаю…

— Тогда убей меня сию же минуту… — Карли не сомневалась, что не входила в десятку наиболее ценимых Эваном женщин, а возможно, не попала даже и в первый миллион, однако ей вовсе не хотелось попасть в число тех особ, которые казались ему странными и эксцентричными.

— Не переживай, он всего лишь один из множества парней, — попыталась успокоить подругу Дана. — А кроме того, мне почему-то кажется, что он считает тебя очень даже хорошенькой.

— Нет, он вовсе не один из множества. Он — парень, который, судя по всему, считает меня хорошенькой, но при этом тупой, а к тому же избалованной и ни на что не годной, как испорченная комнатная собачонка.

— Эй! — возмутилась Дана. — Поосторожнее в присутствии избалованной, ни на что не годной, испорченной комнатной собачонки!

— Извини, детка, не хотела тебя обидеть. — Карли дружески погладила таксу. — Каждый раз, когда мы с Эваном встречаемся, он начинает дразнить меня за глупые рекламные ролики. А уж мультфильмы! Я, видишь ли, загрязняю мозги американских детей и подростков, и ничего больше! Среди семи смертных грехов я занимаю место где-то между праздностью и обжорством.

— Нет уж, скорее, между похотью и обжорством, — уточнила Дана.

— Он просто ненавидит меня.

— Да уж-ж-ж, — протянула Дана, скорчив насмешливую гримасу. — А тебе не кажется, что ты принимаешь все это слишком близко к сердцу? Он не готов оценить по достоинству твою работу? Ну и ладно! Посмотри на меня — сижу, пишу сценарии для комедий положений, один за другим, и давно привыкла к тому, что люди считают мою работу полной ерундой. Так что не переживай.

— Не могу не переживать! — Карли в отчаянии заломила руки. — Ведь он-то создает серьезные, умные документальные фильмы, а я мастерю рекламу всякой никому не нужной ерунды. Он работает ради дела, ради искусства. Я же — просто ради денег. Вот и получается, что он герой, а я ничтожество.

— Ну и что же? Неужели из-за этого стоит убиваться? Зато он не сумеет озвучить твои роли. Ты гоняешь на шикарной спортивной машине — можно сказать, секс на колесах, — а он ползает на какой-то развалюхе. Ты никому ничего не должна, кроме как кредит за дом, а он до сих пор расплачивается за диплом сноба из университета для избалованных деток. Так что плевать нам на то, что он подумает. Сопляк, ничтожество, и больше ничего.

Карли одарила подругу благодарным взглядом и даже улыбнулась в знак признательности:

— Что и говорить, умеешь поддержать в трудную минуту. Дана в ответ тоже улыбнулась:

— Всегда к твоим услугам, малышка. Твой сопляк — мой сопляк. Непременно найду тебе номер его телефона.

Карли аккуратно поставила «ауди» в гараж, спрятанный за маленьким домом в Студио-Сити, где Карли проживала совместно с котом по имени Один. Этот белый с голубой отделкой особнячок в стиле дома на ранчо ничем не отличался от остальных, выстроившихся в ряд вдоль тенистой улицы. Но так было в сороковых, когда на улице селились рабочие киностудий, идущих в гору, и монтировщики декораций. Несколько десятилетий спустя здесь тоже жил киношный люд, однако теперь уже это были разного рода чиновники и высокооплачиваемый творческий персонал. Разумеется, дома отражали все особенности своих хозяев.

Везде, где только возможно, прилагались усилия к превращению простых надежных послевоенных придорожных домов в мини-поместья. Участки в половину и даже четверть акра не мешали гордым домовладельцам пристраивать с тыльной стороны разного рода архитектурные излишества — насколько позволяли законы планировки и застройки. Самые решительные собственники прощались со старым домом, а на его месте возводили нечто новое, поражающее буйством фантазии и изобретательности. Дом Карли принадлежал к тем немногим, которые не претерпели никаких изменений. По меркам Лос-Анджелеса, где историю берут взаймы у восточного побережья, ее дом казался почти уникально старым.

— Мр-р-р?

Карли заперла кухонную дверь, через которую вошла, бросила кошелек на стол и нежно обняла родного представителя семейства кошачьих весом в двадцать с лишним фунтов.

— Привет, Один! Как сегодня настроение у моего нордического бога? Проголодался?

Кот выразил дружеское расположение мурлыканьем, больше похожим на рокот мотора дорогой немецкой машины.

Карли открыла ближайшую к раковине дверцу стенного шкафчика, в котором хранила кошачьи деликатесы.

— Так-так… имеются коричневые кубики, розовые кубики и оранжевые кубики. — Она спустила кота на пол, и тот шлепнулся с весьма ощутимым глухим ударом — стекла в буфете зазвенели.

Один продолжал признательно мурлыкать и тереться о ноги хозяйки. Однако ему предстояло отведать тот сорт корма, к которому он не испытывал острой и безусловной страсти.

Кухня выглядела совсем небольшой, особенно по современным стандартам, но зато все шкафчики и полки в ней были сделаны из натуральной сосны, даже с симпатичными сучочками, а полы жизнерадостно желтели яркой плиткой. Холодильник, кухонный комбайн и посудомоечная машина гордо сияли новизной, но при этом огромная белая газовая плита словно только что сбежала из кухни Донны Рид. Широкое двустворчатое окно радовало вишневыми ситцевыми шторками и позволяло во время кухонных таинств время от времени проверять, что происходит на улице.

Как правило, обедала Карли за восьмиугольным столом здесь же, в кухне. Один неизменно присутствовал при трапезе, свернувшись клубком на одном из четырех стульев. Стол и стулья были выкрашены белой, словно яичная скорлупа, краской, как и буфет, в котором торжественно красовалась коллекция сине-белого фарфора. Впрочем, она спокойно уживалась со всякого рода корреспонденцией и стопкой «Нью-Йорк тайме» недельной давности. Подписка на газету была подарком от отца-журналиста: он считал, что Лос-Анджелес не может похвастаться своим приличным изданием. Карли регулярно пыталась бросить вызов очередному кроссворду, но с позором сдавалась и откладывала номер. Правда, время от времени удавалось осилить тот, который печатался в телевизионной программе. Во всяком случае, это позволяло чувствовать себя почти кандидатом в президенты.

Карли изо всех сил тянула время, пытаясь как можно дальше отодвинуть ту минуту, когда придется звонить Эвану. Лучший способ для этого — скармливать коту по одному кубику корма. Но в конце концов корм закончился и страшный момент все-таки наступил.

Глава 2

Непослушные пальцы набрали верный номер лишь с третьего раза.

— Маклиш слушает, — коротко, по-деловому ответил знакомый голос.

Реплика Карли оказалась менее впечатляющей. Ей удалось лишь пискнуть, издать какой-то странный, достойный только мультфильма звук. Зато он полностью выражал чувства героини — ужас и растерянность. Почему-то Карли казалось, что придется иметь дело с автоответчиком, а вовсе не с реальным человеком. Совершенно тупое, безмозглое предположение, основанное лишь на том, что ей этого очень хотелось.

— Привет, Эван! Это Карли Бек, — готовилась жизнерадостно обратиться к дружелюбно настроенному аппарату Карли. — Я вот подумала, что, может быть, тебе известно, куда могли подеваться мои туфли? Красные, на шпильке. Скорее всего я куда-то их засунула на вечеринке в доме Даны. Если что-нибудь знаешь, то позвони, пожалуйста, мне или Дане. Спасибо!

Это был план «А». Простое и беззаботное телефонное сообщение, не оставляющее получателю иного выбора, кроме как позвонить Дане: ведь собственный номер она вовсе не собиралась сообщать. Скажете, хитро? Конечно. Трусливо? Вне всякого сомнения. Умно? Вряд ли, потому что слишком прямолинейно.

Беда только в том, что плана «Б» просто-напросто не существовало.

Моментально сдавшись, Карли беспомощно бросила трубку и улеглась на диван — немного отдохнуть и собраться с мыслями и силами.

Лишь через час она отважилась попробовать снова. Эван выбивал из колеи, и это бесило. Карли и раньше приходилось иметь дело с парнями, которым точнее всего подходит определение «неотесанный мужлан»: они попадались и в личной жизни, и на работе. Но вот с этим экземпляром она почему-то полностью теряла самообладание и начинала казаться самой себе жалким, покрытым легким белым пухом одуванчиком, пытающимся устоять против порывов северного ветра.

Молодые люди впервые встретились год назад на просмотре независимого фильма, снятого общим приятелем, Гэри. Эван вошел в зал с таким видом, словно возглавлял невидимую армию: расправив плечи и гордо подняв голову, не медля, но и без суеты. Такого человека нельзя назвать ни парнем, ни братом, ни приятелем, ни другом. Это просто Мужчина с большой буквы. Черные волосы, жемчужно-серая рубашка, черные джинсы, черные ботинки. Одним словом, воплощение монохромного великолепия. Нарушали полную гармонию лишь глаза. Два зеркала души поражали неожиданно яркой голубизной. Его появление можно было сравнить лишь с выходом матерого самца на опушку леса. Карли никогда не понимала, чем привлекает людей охота, однако в первый же момент ей почему-то неудержимо захотелось покрепче пристегнуть этого красавца к сиденью своей машины и как можно чаще показывать друзьям.