– Никто из них не желал этого брака. Или ты позабыл, как они ненавидели друг друга?

– Тогда они были еще детьми, – фыркнул Мильтон. – Если Ричард сейчас ее увидит, то позабудет обо всех прошлых обидах. Она стала куда красивее, чем можно было ожидать в детстве, – Мильтон вдруг рассмеялся. – Хорошо, что прошло так много времени. Когда он вернется домой, она будет только рада тому, что кто-то поведет ее к алтарю. Старые девы – они такие.

Чарльз видел, что отца лишь забавляют несчастья Джулии Миллер. Он испытывал сильнейшее отвращение к бессердечию Мильтона. Графу было все равно, кому он приносит несчастья, лишь бы к нему текли деньги. А ведь Ричард уже встречался с Джулией и по-прежнему не хочет жениться на ней. Впрочем, к сожалению, проблема не столько в девушке, сколько в графе.

– Сначала Ричард должен вернуться, а потом уж посмотрим, – сухо произнес Чарльз. – Я много лет назад утратил всякую надежду. Почему же ты до сих пор веришь?

– Чепуха! – хмыкнул Мильтон. – Ричард вполне может вернуться именно сейчас, решив, что прошло достаточно времени и девчонка успела выйти замуж.

– Не рассчитывайте на это, отец. Дело в вас. Это из-за вас он не вернется домой.

Мильтон неожиданно нахмурился. Чарльз решил: это из-за того, что их разговор велся на повышенных тонах, что было не принято между ними. Но отец вдруг спросил:

– Ты знаешь что-то, чего не знаю я? Ты с ним виделся, Чарльз?

– Не-ет, к-конечно, нет. Я… я просто часто его вспоминаю… с тех пор как увидел мисс Миллер.

Щеки Чарльза вспыхнули. Отвернувшись, чтобы Мильтон ничего не заметил, он поспешил наверх.

Мильтон подошел к дверному проему и, все еще хмурясь, проводил взглядом удаляющуюся фигуру сына. Он хорошо знал Чарльза и легко мог определить, когда тот врет. Вот только непросто было поверить тому, что подсказывала графу интуиция. Будь Ричард сейчас в Англии, он мог бы приехать в поместье, чтобы позлорадствовать, заявив, что отныне граф не имеет власти над ним? Скорее всего, он бы так и сделал.

Мильтон постарался избавиться от непрошеной мысли. Он просто не привык к тому, что его покорный сын может роптать, если, разумеется, дело не касается Мэтью. Скорее всего, Чарльз соврал ему о случайной встрече с девчонкой Миллера. Именно она обратилась к нему с просьбой замолвить за нее словечко перед отцом, ибо поняла, что ничего не добьется. Дура безмозглая! Она должна быть признательна за то, что граф все еще не разорвал договор. Следовало бы ей понимать, как много дверей захлопнутся перед ее носом после аннулирования контракта!

Подобное объяснение не вполне удовлетворило графа. Он хотел было вернуться в кабинет, но заметил идущего по коридору слугу, жующего пирожок.

Ему, пожалуй, давно следовало бы выгнать этого мужлана. Лакей с его габаритами выглядит просто нелепо, а кроме силы в нем нет ничего полезного. Давным-давно, когда Ричард стал слишком взрослым для порки, граф нанял трех громил. Олаф был единственным оставшимся у него в услужении. Пожалуй, было большой ошибкой приказывать этим людям наказывать сына. Из-за этого мальчишка окончательно отбился от рук.

Впрочем, грубая сила снова может ему понадобиться.

Отдав Олафу несколько приказов, он послал приглашение на ужин Эйбелу Кантелу, местному мировому судье. В последний раз такой чести тот удостаивался примерно полгода назад. Эйбел не особенно ему нравился, но граф привык строить планы наперед, а посему после побега Ричарда решил подружиться с судьей. Под видом пьяных откровений он зашел так далеко, что излил перед судьей душу, рассказав обо всех прегрешениях Ричарда. Эйбел несколько раз заявлял Мильтону, что, стоит Ричарду оказаться в Англии, он обязательно отправит его в тюрьму. Стоит графу попросить, и дело будет сделано. А потом Мильтон узнал, что у судьи есть брат, который может быть ему еще полезнее. Какие бы действия по отношению к сыну граф ни выбрал, Эйбел предоставит ему свободу выбора, как только Ричард вернется домой… Графу это очень нравилось.

Глава двадцать вторая

Ужин давно закончился. Чарльз и Мэтью уже ушли спать, ведь следующим утром им предстояло отправиться к герцогу. Мильтон увел Эйбела в кабинет, предложив стаканчик бренди. Ему нужен был предлог, чтобы задержать судью подольше.

Ранее Мильтон приказал Олафу как можно скорее обыскать три ближайших к Уиллоу-Вудс постоялых двора, а затем, если Ричарда там не окажется, ехать в сторону Лондона. До Манчестера далеко, поэтому не было нужды искать его там. Если Ричард приехал на север, чтобы повидаться с братом, не исключено, что он планирует ехать вместе с Чарльзом завтра в Ротерхем. Так они смогут подольше побыть вместе. Если не удастся найти Ричарда, следовало отправляться в Лондон. Граф предоставил Олафу и его людям лучших лошадей из своей конюшни, включая собственного жеребца. Мильтон хотел, чтобы поиски прошли быстро и успешно. Только Олаф знал Ричарда в лицо, поэтому его люди не могли разделиться.

Внезапно дверь с шумом отворилась, и Олаф вместе с сыном старого садовника втащили в комнату человека. Застигнутый врасплох, Эйбел вскочил на ноги. Мильтон последовал его примеру. Наконец-то! Он обошел вокруг письменного стола, чтобы удостовериться лично. Судя по тому, как безжизненно свисала на грудь голова мужчины, тот находился без сознания. Длинные волосы спадали ему на лицо. Мильтон отвел в бок темные пряди. У него перехватило дыхание. Ричард…

Триумф переполнял сердце графа. Было трудно сдерживать рвущиеся наружу эмоции, но злость помогла ему справиться. Что за болван этот Олаф! Если бы в кабинете оказался Чарльз, это помешало бы ему поступить с Ричардом так, как он того заслуживает. Наконец-то этот щенок-бунтарь оказался в его власти!

Граф задумался, стоит ли послать за Джулией Миллер и заставить их обвенчаться, но решил, что не стоит. Слишком велик риск. Священник, живущий в поместье Мильтона, конечно, подчинится, но, если Ричард начнет кричать, что не хочет жениться, девушка может впасть в истерику. Учитывая, сколько чертовых адвокатов, лучших из лучших в своем деле, готовы оказать ей юридическую помощь, а также то, как они свели на нет все его попытки стать опекуном девушки, он не должен надеяться на удачу.

Слуги опустили Ричарда на пол. Руки пленника были связаны за спиной. Как же он вырос! Перед ними лежал не подросток, а взрослый мужчина. Ноги его оставались несвязанными. Граф не хотел рисковать.

– Что все это значит? – требовательным тоном спросил Эйбел у двух слуг.

– Похоже, мой непослушный сын подошел слишком близко к своему дому и попался… – ответил Мильтон, с отвращением глядя на неподобающе длинные волосы сына.

– Ричард? – удивился Эйбел.

– Точно, Ричард. Взгляните только на это…

Мильтон склонился над телом, чтобы стащить с пальца Ричарда перстень-печатку, и надел его себе на палец, туда, где ему и следовало находиться.

– Удивлен, что он по-прежнему носит украденное у меня кольцо. Мне, конечно, пришлось его заменить. Но этот перстень передается у нас в семье из поколения в поколение от первого графа Менфорда уже на протяжении нескольких столетий. Ричарду это известно. Очевидно, у него не хватило духа продать перстень, но украсть его – это еще один способ подорвать мой авторитет и оскорбить меня, ибо ему хорошо известно, как я им дорожил.

– Одного этого хватит, чтобы посадить его. Вы только что предоставили мне доказательство его вины.

Мильтон был рад, что Кантел повел себя так, как он и предполагал, вот только перспектива отбывать наказание в местной тюрьме вряд ли могла напугать Ричарда…

Первым делом он отпустил сына садовника. Олаф тоже собирался уйти, но Мильтон рявкнул на него:

– Останься! Проследишь, как бы мальчишка не сбежал, как только придет в себя, – а затем обратился к судье. – Мой родной сын едва не разорил меня своими карточными долгами… Помните? Двенадцать тысяч чертовых фунтов стерлингов и множество свидетелей, способных это доказать…

Эйбел кивнул, слегка смутившись.

– Да… как-то вечером мы немного перебрали, и вы, помнится… разоткровенничались на сей счет…

– Если бы герцог Челтер не выручил меня из неприятностей, я вполне мог бы угодить в долговую тюрьму. Я до сих пор выплачиваю ему долг, – а потом, словно эта мысль лишь сейчас пришла ему в голову, Мильтон спросил: – Ведь ваш брат, кажется, служит на одном из тех кораблей, которые перевозят в Австралию осужденных в каторжные колонии?

Эйбел нахмурился.

– Собственно говоря, он капитан. Но это слишком жестоко, как мне кажется…

– Это на крайний случай, если Ричард, вернувшись домой, не согласится выполнить свой долг. Если согласится, то все будет забыто, но если будет упорствовать… ну, я не предлагаю везти его в Австралию прямо сейчас и оставить там пожизненно. Пары месяцев, думаю, будет достаточно, чтобы он образумился.

– На путешествие в Австралию уйдет несколько месяцев. Часть заключенных не выдерживают тягот плавания, а тех, кто выживает, ломают тяжелые условия жизни в первые же недели пребывания на каторге. Вы точно уверены, что хотите подобной участи для своего сына?

Мильтон не собирался позволять Ричарду снова ускользнуть от него. Если мальчишку нельзя усмирить, значит, Господи спаси, придется принять соответствующие меры. Девять лет лишений и страданий будут справедливым наказанием за девять лет бессильной ярости Мильтона, когда он не имел возможности позволить себе то немногое, что приносило ему неподдельную радость.

– Но осужденных ссылали туда и за меньшие преступления, – напомнил он судье.

Эйбел пожал плечами.

– Наши тюрьмы и без того переполнены, а труд заключенных – бесплатный. Австралии нужно много рабочих рук, если мы намерены превратить эту территорию в новую, процветающую колонию под властью короны. Там до сих пор ничего нет, кроме поселений каторжан. Из Австралии не убежишь. Приплывающие туда корабли привозят только заключенных. Если туда попадешь, надеяться не на что.

Мильтон незаметно улыбнулся.

– Да, нелегко им приходится, но, возможно, только так можно перевоспитать этого смутьяна. Как только Ричард будет готов исполнить свой долг, его освободят. Это можно устроить?

– Устроить можно все, – произнес Эйбел, которому было явно не по себе от услышанного.

При виде гримасы на лице судьи Мильтон нахмурился. Неужели он выглядит холодным и бесчувственным даже в глазах этого простолюдина Кантела? Разве не очевидно, что Ричард заслуживает достойного наказания? Кантелу стоило лишь оглядеться, чтобы увидеть, в какое запустение пришел Уиллоу-Вудс. Он должен понять, как много вреда причинил Ричард собственной семье.

– Сначала послушаем, что скажет он сам. Если он готов исправиться и помочь своей семье вместо того, чтобы продолжать упорствовать в своем пороке, его можно простить, – произнес Мильтон, а затем обратился к Олафу. – Приведи его в чувство.

Слуга понял хозяина по-своему и сильно пнул Ричарда ногой в бок. Эйбел отвернулся. Мильтон сверкнул глазами, взирая на громилу-тупицу.

– Принеси воду или нюхательной соли, глупец!

– А где? – спросил Олаф.

– Не надо, – простонал Ричард. – Какого черта?

Он попытался подняться на ноги и выругался, почувствовав, что руки связаны за спиной.

Ричард понял, что добром это не кончится, когда Олаф выломал дверь его номера. Тупой громила даже не проверил, заперта ли она. Ричард ужинал в одиночестве. Когда слуга принес ужин, он сообщил Ричарду, что Ор задерживается и просил ужинать без него. Причиной задержки была служанка из соседней таверны.

Ричард сразу же узнал в Олафе одного из громил, которых нанял граф, когда сын повзрослел и порка уже не помогала. Последним его воспоминанием об Уиллоу-Вудс был скандал: отец потребовал, чтобы Ричард остриг волосы, хотя те едва доходили до плеч. Ричард, разумеется, отказался, хотя понимал, что за это его ждет наказание. К тому времени между ним и графом разгорелась непрекращающаяся ни на день война характеров. Тогда Мильтон приказал своим слугам остричь ему волосы. Они выволокли мирно спящего Ричарда из постели, привязали к стулу и едва не содрали кожу с его головы. Юношу переполняла бессильная ярость! Он сбежал из дому в ту же ночь и не собирался возвращаться.

Ричарда охватило бешенство, когда он увидел стоявшего над выбитой дверью Олафа. Он даже не спросил себя, что делает здесь этот мерзавец: все его мысли были только о мести.

Олаф был намного крупнее его, настоящий великан, правда, весьма недалекий. Но и Ричард теперь уже не был тем хилым подростком, как раньше. Вот только надежды избить мерзавца до полусмерти не оправдались: пятеро мужчин появились в комнате вслед за Олафом. Вшестером они без труда взяли верх над Ричардом, повалив его на пол. Они настолько превосходили его числом, что оглушать беглеца не имело смысла, но один из них, видимо, решил, что так надежнее, и огрел Ричарда по голове.

Оказавшись в кабинете отца, Ричард поднялся на ноги. Он напрягся, но освободить руки ему не удалось. Мрачно глядя на графа, Ричард пытался понять, как это могло случиться. Он был уверен, что никто его не узнает. Но, очевидно, кто-то все же узнал и направился с этой вестью прямиком к графу.