Джоанна Линдсей - Мой единственный

– Какого черта? – воскликнул Ор, бросившись помогать гостиничному слуге затащить Ричарда в номер.

Неожиданно распахнувшаяся дверь не испугала его. Ора испугал внешний вид Ричарда. Слуга, на вид почти мальчишка, с трудом удерживал тяжелое тело Ричарда.

– Я нашел его лежащим на тротуаре около гостиницы, – сообщил парень, когда Ор, подхватив Ричарда, с легкостью уложил его на кровать.

– Извозчик не захотел помочь, – промямлил Ричард, – рассердился, что я испачкал кровью сиденье.

Хмурый Ор швырнул парню монету за труды, закрыл за ним дверь и зажег еще одну лампу, прежде чем вернуться к кровати.

Мертвое молчание приятеля заставило Ричарда спросить:

– Так плохо?

– Кто переехал тебя? – бросил Ор.

Ричард лежал на боку, держась за ребра. Он понятия не имел, сколько их поломано, но понимал, что наверняка немало. Каждый вдох отзывался острой болью. По крайней мере, ему повезло остаться в живых. А он был так близок к спасению… Он уже влез на каменную ограду сада и собирался спрыгнуть вниз, когда чья-то рука схватила его сзади, а затем в живот ударил кулак.

Согнувшись, с трудом хватая ртом воздух, он спросил:

– За что?

– Неужели не понятно?

Он не видел того, кто бил, но хорошо его знал. Безучастный голос только подтвердил его догадку. Еще когда Ричард перелезал через другую каменную ограду, ту, что окружала сад Джорджины, после того, как она ударила его по лицу, а муж увидел это, Ричард понимал, что расплаты не миновать. Сегодня он просто должен был рискнуть. Он так хотел оказаться рядом с Джорджиной, и вот теперь настал час платить по счетам. Он сам виноват, понадеявшись, что Джеймс может передумать и не воплотить свою угрозу в жизнь. Ричард решил, что убивать его Джеймс уж точно не станет. Когда Мэлори отправился на Карибские острова, чтобы спасти отца Габби, он не обращал на Ричарда ни малейшего внимания, полностью сосредоточившись на цели своей миссии. Поэтому Ричард и не придал должного значения угрозе Джеймса.

После первого удара Джеймса он попытался объяснить:

– Я ухожу…

– Недостаточно быстро.

Второй удар, отличный апперкот, пришелся на челюсть. Ричард упал спиной на землю. Он смутно осознавал, что, по крайней мере, половина присутствовавших на террасе и прогуливающихся по саду джентльменов бросилась к каменной ограде, наверняка решив, что дядя леди Реджины решил преподать урок наглецу, который без приглашения пытался пробраться на бал.

– Довольно, – с трудом поднявшись на ноги, произнес Ричард. – Я все понял.

Маска из тонкого фарфора разлетелась от последнего удара вдребезги. Осколки усеяли землю у его ног, а несколько штук вонзились в щеку. Острая боль смешалась с менее сильной там, куда угодил кулак Джеймса. Щека уже начала неметь.

Снова поднявшись на ноги, Ричард увидел выражение лица Джеймса Мэлори. Враг совсем не выглядел рассерженным, нет, он скорее откровенно скучал.

Поэтому Ричарду стало совсем не по себе, когда Джеймс с невозмутимым видом произнес:

– Мы едва начали.

Не будь Джеймс таким громилой, у Ричарда еще был бы шанс выстоять. Ор обучил его диковинным азиатским приемам, позволившим ему выходить без единой царапины из многих потасовок в кабаках, где он и команда Натана часто бывали. Ричард сделал все, что смог, чтобы защитить себя, но, как и следовало ожидать, у него ничего не вышло. Остановить этого Мэлори было просто невозможно. Габриэлла вполне доходчиво объясняла Ричарду, передавая слова Джеймса, что он убьет его, если их пути снова пересекутся. Мужчина был выдающимся боксером. Его еще ни разу никто не победил. Об этом говорила Габриэлла. Одного взгляда на Мэлори хватило, чтобы понять, насколько она права, – мощный торс и кулаки-кувалды.

За незаконное проникновение его жестоко наказали. Еще ни разу в жизни его так не избивали. Джеймс не остановился, пока Ричард не потерял сознание. Большинство мужчин, которые бросились в сад, когда драка только начиналась, остались посмотреть на это зрелище. Выглядывая поверх каменной стены, они чувствовали себя, по-видимому, в полной безопасности. Некоторые, пожалев Ричарда, помогли ему подняться и усадили в экипаж, после того, разумеется, как Джеймс вернулся в бальный зал.

– Ну? – вопросительно произнес Ор.

– Мэлори, – только и молвил Ричард.

– Тебе нужен врач.

Ор бросился к двери, чтобы нагнать молодого слугу прежде, чем он исчезнет по ту сторону коридора, но парень оказался сметлив. Распахнув дверь, Ор увидел за ней застывшего слугу.

– Я подумал, что вашему другу может понадобиться…

– Врач… да, спасибо.

Ор сунул слуге еще одну монету.

– Да, сэр.

Ор со смешком закрыл дверь. Ричард знал, как его приятеля забавляет, когда, обращаясь к нему, кто-то использует обращение «сэр». Пират не может и никогда не сможет стать сэром.

Комнатки над общим залом таверны были их обычным пристанищем. Только на острове Сент-Кристофер у каждого была своя комната в доме Натана. Но эта гостиница находилась в богатых кварталах города, в районе Мейфэре, где еще с XVII века, когда влиятельное семейство Гросвеноров приобрело здешнюю недвижимость, селилась только знать. В северной части района находилось несколько площадей, в том числе Беркли-сквер, где жила Джорджина. Гостиница когда-то была одним из таких богатых домов. Здесь Ора впервые назвали «сэром».

Вернувшись к кровати, Ор встал сбоку, воззрившись на Ричарда сверху вниз.

– Рискну предположить, ты все же поехал на бал?

– На бал-маскарад… Джеймс не должен был там меня узнать.

– Так почему он тебя узнал? Нет, я сам скажу: ты натворил там глупостей. Почему было просто не взглянуть на нее и уйти?

Лицо Ричарда передернулось бы, не онемей оно до такой степени.

– Я думал, что он меня не узнает… Просто он заметил, как я на нее смотрю…

– Не обманывай себя. Там была Габби, поэтому он и вспомнил о твоем существовании. И что это вонзилось в твою щеку?

– Осколки фарфора… думаю. Он разбил маску, когда ударил меня в лицо.

– Мэлори не заметил маску?

– Ему было наплевать.

– У тебя все лицо залито кровью. Очень надеюсь, что шрамов не останется, но столько крови… Так избить человека просто невозможно. Он что, за нож взялся? Трудно поверить, что он…

– Нет, кулаков оказалось достаточно. Кровь из носа. Возможно, он мне его сломал. Крови вытекло море… Такое со мной и прежде бывало. Ничего. Я больше о ребрах беспокоюсь. Но это еще что… Ощущение такое, словно обломки прорвали мне кожу…

Ор хмыкнул.

– Дай взгляну.

– Нет! Не прикасайся ко мне! В таком положении я хотя бы дышать могу.

– Я только расстегну рубашку. Не веди себя как девчонка, – пожурил Ор, но, выполнив задуманное, добавил: – Впрочем, ты имеешь право на капризы. Черт, Ричард! Ты – один сплошной синяк от груди до живота.

– А обломки ребер выглядывают наружу? – с ужасом спросил Ричард.

– Спереди ничего не видно, но я не собираюсь стягивать с тебя фрак и рубаху, чтобы проверить. Пусть этим занимается доктор.

– У нас не найдется бутылки виски?

– Я никуда не плаваю без запаса виски. Это неплохая идея. Если ребра сломаны, доктору придется поставить их на место, а потом уж делать перевязку. Лучше будет, если ты вырубишься и ничего не почувствуешь.

Ричард издал стон. Вряд ли он сможет вынести больше боли. Он и так испытывал чудовищную боль.

– Посреди ночи, полагаю, трудно найти врача, – продолжал Ор. – Не волнуйся. У тебя будет достаточно времени, чтобы напиться до беспамятства.

Несколько минут ушло на то, чтобы подсунуть под голову Ричарда подушки так, чтобы тот мог поднести бутылку ко рту и не расплескать ее содержимое.

– Тебе повезло, – сказал Ор, после того как Ричард осушил треть бутылки. – Мэлори мог бы так измочалить твое лицо, что никакой врач не помог бы. Почему, спрашивается, он этого не сделал?

– Уверен, это не так больно, как сломанные ребра. Он хотел, чтобы каждый мой вздох отдавался болью и я не мог лечь на спину.

На эту злую реплику Ор ответил:

– Дьявол! Неужели ты забыл все, чему я тебя учил?

Ричард осушил еще треть бутылки прежде, чем ответить:

– Отнюдь. Я был хорошим учеником. Даже ты признавал это. Мне не выпало случая ударить его. Я только защищался, но все напрасно… Ты часом не забыл, как он выглядит?

– Даже горы можно срыть до основания, но я тебя понял. Мэлори – из тех, кого следует бить первым, иначе все кончено. Надо было лежать, когда он сбил тебя с ног.

Ричард попытался было засмеяться, но вместо этого только охнул от боли.

– Думаешь, я не пробовал? Он поднимал меня на ноги всякий раз… – язык его уже не особо слушался. – Кстати… прости, что поссорился с тобой сегодня… Я не хотел…

– Я слишком поздно обо всем догадался. Когда я вернулся, тебя уже не было в комнате. Но я отсутствовал не так уж долго, – нахмурившись, произнес Ор. – Что ты сделал? Схватил свои модные тряпки и сбежал, чтобы одеться в другом месте?

– Пришлось. Я знал, что ты не будешь долго злиться. Ты никогда долго не злишься.

Ор вздохнул.

– Не думал, что ты так по-дурацки поступишь из-за бабы, которая никогда не станет твоей. Когда ты в постели с другой, ты же о ней не вспоминаешь? Никогда не задумывался, почему так?

Ричард не ответил. Он потерял сознание.

Два дня Джулия собиралась с духом, прежде чем отправиться в дом Мэлори, стоящий на одной улице с ее собственным. Она отправилась туда не ради встречи со своей подругой Джорджиной. Нет, Джулия надеялась узнать хоть что-нибудь о Жан-Поле, нечто такое, что поможет ей найти его. Было весьма дерзко с ее стороны решиться на подобное, но как еще она могла его отыскать? Девушке никак не удавалось выбросить его образ из головы! А еще Джулия была почти уверена, что он станет идеальным кандидатом в мужья. Как она может позволить ему исчезнуть из ее жизни, не убедившись наверняка? Это соображение, в конечном счете, и убедило ее. Она будет вечно сожалеть, если не предпримет никаких действий.

Разумеется, Джулия не собиралась открываться Джеймсу, но решила, что Джорджина таиться не станет, быть может, будет даже польщена, что в нее влюбился настолько блестящий молодой человек.

Однако в особняке Мэлори она не обнаружила обычной тишины и умиротворения, свойственных этому дому. Джулия совсем позабыла, что в этом году все пять братьев Джорджины решили явиться в Лондон на ее день рождения, и пока никто из них не вернулся в море. Только Бойд постоянно жил в Лондоне, а Уоррен с женой Эми, хоть и имели собственное жилье в городе, по полгода проводили в море.

Джулию представили Клинтону и Томасу Андерсонам, двум братьям, с которыми она прежде не была знакома. Они собирались вскоре возвратиться в Америку, но пока гостили у сестры.

Как только они расселись в салоне, а Джорджина всем ее представила, подруга первым делом заговорила на эту тему. Помимо Бойда, младшего из братьев Джорджины, присутствовали две ее невестки. Джулия уже была знакома с Кейти, супругой Бойда. Несколько лет назад она встречала на балу Дрю Андерсона и видела его жену, но официально ее представили Габриэлле только сейчас.

– По правде говоря, – криво улыбнувшись, произнесла Джорджина, – братья впервые не остановились в моем доме. Клинтон и Томас посчитали, что сейчас – самое время поближе познакомиться с новыми женщинами в семействе Мэлори, поэтому Бойд предложил им пожить у себя. Спасибо за тот дом, который ты ему подыскала.

– И я благодарен за это Господу, – сухо сообщил Джеймс, величаво входя в салон. – Ежедневно благодарю Бога и вас, Джулия, за то, что предоставили в распоряжение Бойда достаточно вместительный особняк. Теперь осталось только дождаться, чтобы они перестали бывать здесь с утра до вечера…

Подобные пренебрежительные реплики, когда дело касалось пяти братьев Андерсонов, были в характере Джеймса. Даже Джулия это знала. Никто не принимал все это всерьез.

Кейти Андерсон, только в прошлом году узнавшая, что тоже из Мэлори, весело усмехнулась.

– Вы не отделаетесь от меня так легко, дядюшка Джеймс.

– Ты и Габби – приятнейшее исключение, кошечка ты наша, – заверил ее Джеймс.

Дядя наклонился и поцеловал ее в макушку, а затем подошел к креслу, на котором сидела Джорджина, и оперся на его спинку.

– Если кто-то из вас одумается, я знаю, какие руки и как выкрутить, чтобы без лишних скандалов устроить развод.

По словам его сестры, Бойд в молодости обладал весьма вспыльчивым характером. С возрастом он несколько укротил свой пыл, но сейчас это было не заметно.

– На этот раз вы зашли слишком далеко, Мэлори, – произнес он и, обернувшись к Джорджине, спросил: – Почему он не может хотя бы попытаться быть вежливым в приличном обществе?

– Хорошо сказано, янки!