– Что вы, деточка! Слыхали прибаутку: «Третий не лишний – третий запасной».

– Нет, не слышала.

– Довольно давно по радио передавали, я слушаю русское радио. Тогда, после перестройки ещё было можно шутить, что называется «по теме». Сейчас, говорят, нравы у вас ожесточились; говорят, чуть не хуже стало, чем при советах.

– Преувеличивают.

– Надеюсь.

– Скажите, у вас есть друг, в смысле близкий, вы понимаете?

– Да, дорогая.

– И вы давно вместе?

– Недавно, почему вы спрашиваете?

– Считается, однополые браки недолговечны. Что я скажу своему ребёнку, когда один из них уйдёт? Папа нас бросил, зато остался запасной? Но и запасной может помчаться искать нового любовника.

– Можно подумать, гетеросексуалы семей не бросают! Вы знаете, был такой художник, Том оф Филанд...

– В первый раз слышу.

– Спросите у своих партнёров, они в курсе, так вот, он прожил со своим другом двадцать восемь лет. А фильм «Птичья клетка» наверняка у них самый любимый?

– Нет, Виктор вообще не смотрит такие вещи, а Венечка сходит с ума от «Heaven's a Drag».

– Угу, я смотрю, они у вас во всём избегают штампов. Но я-то вёл к тому, что актёр, который в мамочку переодевался, помните? Натан Лейн... – Вот как этот фильм называется! Точно! И вот на кого похож мой визави. – Он тоже много лет живёт с одним мужчиной. Дольче и Габана разошлись, но сохраняют добрые отношения и ведут совместный бизнес, а это не меньше, чем ответственность перед ребёнком. Нет, девочка, геи вас не подведут. Это чуткие люди, способные на любовь и преданность не хуже других. Не тревожьтесь. А вот касательно их отношений, я бы не советовал вам обманывать, говорить, что один из них дядя, или ещё какой-то родственник. Дети всё чувствуют и понимают. У меня, ведь, тоже есть сын и двое внуков. Мой мальчик и его жена – чудесные люди, между нами никогда не бывает недоразумений. А секрет в том, чтобы естественно вести себя с самого начала. И не бойтесь, что это «перекинется» на дитя, мы не заразны, уверяю вас.

Выносливости, а может быть, и терпению Виктора пришёл конец. Они присоединились к нам, познакомились. Венечка и Антуан, наш новый приятель, заворковали по-французски. Без переводчика все поняли, что наша красотуля млеет от комплиментов. Всё-таки мама права. Как-то раз, в приступе откровенности, рассказала ей о Венечке, о своей любви к нему, о его негативном опыте общения с женщинами. «Доброе слово и кошке приятно», – цинично заявила мама.

– Что ты хочешь сказать?

– Все любят, чтоб их только хвалили, никто не любит, когда ругают. А мужики-то уж особенно. Те бабы крыли его, на чём свет стоит, а ты, знай, нахваливаешь, вот он тебя и привечает. Кто хвалит, тот и хороший. Вон, посмотри по телевизору, они только и делают, что один другого нахваливают с утра до ночи. Ты правильно ключик подобрала, такую политику и веди.

Мне тогда аж воздуха не хватило, чтобы перевести дыхание и на этот её цинизм ответить. А, выходит, какая-то есть в нём доля истины.

Минут через двадцать к нашей компании подошёл молодой человек, вежливо сказал бонсуар и пардон, и увёл Антуана. Сначала мы резво заспорили, муж это его, или сын. Потом, вдруг, Венечка говорит:

– А знаете, на кого он похож?

– На Натана Лейна! – Выпалила я, как зазубренный урок.

– Точ-ч-но!

– А кто это? Я не в курсе, – подал голос Виктор.

– Это я тебе, как раз, легко объясню. А вот вы мне скажите, мальчики, кто такой Том Филанд?

– Понятия не имею, – ответил Виктор.

– А ты знаешь, Вень?

– Я-то знаю. Был такой американский художник, комиксы рисовал. Только творчество его, хоть пристрели меня на месте, демонстрировать тебе не собираюсь.

– А мне?

– Тебе ещё можно, и то опасно.

– Это же дискриминация по половому признаку, Вень!

– Да, Лис, ты у нас за равноправие, забыл?

– Но хоть какие-то крупицы хорошего воспитания во мне ещё остались?

– А сам как считаешь?

– Остались. Более того, во мне сохранилось рудиментарное целомудрие, Наталье Том оф Филанда ни за что не покажу!

В итоге вечерок сложился вполне удачно. Я блаженно растянулась на своей постели и почти задремала, но тут меня как током дёрнуло, схватила телефон, отыскала номер.

– Да!

– Дмитрий! Это я, Наталья.

– Что? Уже?

– Нет, но я хочу узнать, кого из ваших коллег мне стоит опасаться.

– Простите, не могу. Я знаю только об одном, в деле их может быть больше, может, персонал клиники задействуют, знать одного вам ничего не даст. Я же вас предупредил, будьте бдительны, а всё что от меня зависит, сделаю. Вы сказали Рыжему?

– Нет.

– Надо сказать.

– Вы не хотите раскрывать вашего друга, у вас свои причины, а у меня свои.

– Как знаете. Его помощь нам бы не помешала.


Ходила, ходила вокруг да около, наконец решилась.

– Вень, я хотела с тобой поговорить.

– Какое счастливое совпадение! Я тоже.

– А что ты хотел сказать?

– А я хотел сказать, Наташечка, ты что-то загуляла, наша девочка! Шляешься где-то допоздна, упражнений не делаешь. Давай, становись, кстати, в позу.

Я послушно опустилась на четвереньки.

– А что мне ещё делать?

– Как что? Готовиться.

– Упражнения – пятиминутное дело, а целый день надо же чем-то заниматься. Вам со своей любовью совсем не до меня.

Он помрачнел, обычной лёгкой иронии в голосе как не бывало.

– Прости, ты же видела, что с ним делалось, я должен был его поддержать. Представляешь, он тогда подумал, что я не вернусь. Переворачивайся; давай теперь вместе, вот та-а-к.

– Если честно, у меня тоже были такие мысли.

– Какие мысли?

– Что ты больше не придёшь.

– Ну, товарищи, вы даёте! Тоже мне, натуралы. У вас вообще, что ли, ничего святого? По-вашему так вот просто в любой момент, без объяснений, без причин можно разбежаться в разные стороны и всё?! С ума сойти, с кем я связался! А вдруг со мной что-нибудь случилось, вдруг я под машину попал, или в колодец провалился, это вам в голову, случайно, не приходило?

– Мы справлялись о несчастных случаях, – неуклюже оправдалась я.

– И на том спасибо. Нет, но я что, произвожу впечатление человека, который... не знаю, прямо слов не нахожу.

– Он очень боится тебя потерять. Так сильно боится, что предполагает сразу самое худшее.

– А ты?

– А я попала под его влияние. Он так логично всё объяснил. Рассказал, как ты мечтаешь, чтобы отец на тебя не давил. Не обижайся, у него просто фобия остаться без тебя.

– Вот видишь! Должен же я был провести необходимые реанимационные мероприятия. И кто бы говорил «не обижайся».

– Нет, я ничего. Я всё понимаю.

– А понимаешь, так не шляйся с утра до ночи, сама себя соблюдай, пока папа Веня немного занят. Чего ты мне хотела сказать?

– Я тут почитала в интернете, по вертикальной методике можно где хочешь рожать, не обязательно в клинике. И раз уж мы готовились, то, может быть, попробуем прямо здесь, не отходя от кассы.

– Ещё не легче! Долго думала-то?

– Сам же говорил, лекарства никакие не нужны, нельзя ни обезболивать, ничего.

– Наталья! Не зли меня! Медсестра же, ёлки-палки! Асептика – пустой звук для тебя? Гигиена, предоперационная обработка помещения, ни о чём не говорит? В грязной гостинице рожать собралась? Давай лучше сразу под забором.

– Не сердись, Венечка!

– Сначала доведут, а потом не сердись. Ты скажи, я вероятность осложнений должен учитывать? Чай, не шишинадцать нам? Извини, сама напросилась. ... Как дурак носился колбаской по всему Парижу, выбирал роддом самый лучший. Договорился, кстати, заранее всё посмотришь. Там кровать для родов – конец света! Не просто все вертикальные положения поддерживает, а даже лечь можно, если что. Хочешь сегодня, а хочешь, завтра поедем на ней потренируемся.

Нет, уговаривать его, чтобы всё осуществилось здесь, в кругу семьи, без посторонних глаз и рук – бесполезно, он на это не пойдёт.

– Только я чужих не хочу. Ни акушеров, никого вообще мне не надо, сам прими, хорошо?

– Окей, всё сам сделаю в лучшем виде. Только не шокируй меня больше такими дикими заявлениями.

– А палата отдельная будет?

– А как же!

– И ребёнок потом со мной останется?

– Наташ, такое дело, плод у нас сейчас без патологий, если хорошо постараемся и в родах её не испортим, выйдет отличная здоровая лялька, которой ни реанимация, ни монитор, ни кувез, ничего такого не понадобится. Там родовая палата и послеродовая, если всё нормально, то в послеродовой будешь вместе с ребёнком. И рожать все вместе, даже Витя с нами будет, пока в обморок не грохнется.

– Почему ты думаешь, что грохнется?

– Лоб? При виде родов? Там сама убедишься. Ладно, хватит корячиться, пойдём, чайку попьём.

– Вень, я хочу тебя попросить, считай это психозом, чем угодно, пожалуйста, не выпускай из виду ребёнка, смотри за ним, пока мы будем в клинике, особенно если я засну, или ещё как-то отключусь. И Виктора тоже предупреди. Я очень боюсь, что с ним что-то случится.

Он обнял меня за плечи.

– Бояться перед родами, это нормально. Но я прошу, возьми себя в руки, потерпи немного, а потом все вместе будем весело нянчить нашу лялю.

Мы обнялись. Какой он всё-таки приятный на ощупь и как вкусно пахнет. Ну, держись, маленькая конфетка, после родов у меня на тебя большие планы.

Схватки начались как по расписанию: в час ночи на дату родов, которую мне ещё в Москве определяли. Прокралась на цыпочках в мужскую спальню, тронула Венечку за плечо. Он моментально открыл глаза, посмотрел на меня пристально, прошептал:

– Иди, ложись.

– Вень, кажется, у меня началось.

– Я понял, иди, ложись, постарайся отдохнуть хорошенько, основное шоу ещё не скоро начнётся. Утром поедем в клинику.

– Мне страшно.

Он наполовину отогнул одеяло, потом спохватился, сказал:

– Иди, я сейчас накину что-нибудь и подойду к тебе.

Хотела я ему ответить «чего я там не видела», но очень уж был неподходящий момент. В дверях остановилась, говорю тихонько:

– Он так храпит, как ты можешь спать?

– Мы с этим боремся, но только потому, что для него вредно. А я, как раз, не могу спать, когда он не храпит.

Минут через пятнадцать он вошёл с чашечкой ароматного травяного настоя.

– Вот, выпей, и поспи ещё немножко. Вещи я сам соберу, не волнуйся.

– Не уходи пока, ладно?

– Да, я здесь.

Он присел на кровать и взял мою руку в свою сухую прохладную ладонь:

– Мы с тобой всё сможем, да? Лоб паниковать начнёт, а мы такие спокойные, как танки, ладно?

Я улыбнулась и кивнула. Он продолжил почти что шёпотом:

– Мы с тобой шикарно родим, не поморщимся даже. Я тебе ребёночка достану идеального, хорошо?

Я так сильно, прямо до дрожи ощутила, насколько мы с ним близки, поняла, какой была дурой, со всеми своими подозрениями, ревностью, обидами.

– У меня всё в порядке?

– В идеальном порядке. Если что-то пойдёт не так, я тебе скажу. И спокойно всё исправим. А если ты очень устанешь, или будет слишком больно, то скажешь мне, как договаривались, помнишь? – Да, мы с ним всё это проговаривали уже раз сто, но в те разы оно не имело такого значения. – Ты мне скажешь, и я положу тебя на спинку и обезболю. И тоже всё получится. Ты будешь моей ассистирующей медсестрой, поняла? А пока у нас всё прекрасно. Закрывай глазки, – он пригладил мои волосы, поцеловал в висок, – набирайся сил.

– Я не хочу спать, я уже выспалась.

– А нам с тобой трудиться предстоит.

– Тогда ложись со мной. – Я освободила немного места, и он прилёг на краешек. – Мне кажется, Виктор не хочет девочку.

– А я хочу.

– Правда?

– Угу. Будем ей платьица покупать, причёски выдумывать.

– Ты в куколки, случайно, в детстве не играл?

– Неа, зато теперь наиграюсь.

Утром мы потихоньку, вдвоём поехали в клинику. Виктора не стали будить. Он ворвался в палату часа два спустя. С обезумевшим взглядом, похожий на охотничью собаку, которая готова в любой момент броситься вперёд, сломя голову, но понятия не имеет, куда нужно бежать.

– Вы чего меня не разбудили?! – В руках он держал огромный надувной мяч. А я как раз сидела на таком, расслабляла мышцы, готовилась.

– Зачем ты это притащил, Витенька?

– А я знаю? Думал, вы забыли.

– Садись вон туда, на диванчик, можешь на мячик свой сесть и без необходимости с места не вставай, – приказал ему Венечка, – мы, как раз сейчас начинаем.