— Добрый вечер, милорд, — приветствовал его у дверей Данн; к обычной услужливости, которую выражало его лицо, теперь примешивалось беспокойство. — Вы рано вернулись.

— Да. — Джон не стал ничего объяснять. Не мог же он сказать Данну, что вернулся домой, чтобы увидеть Холли. — Вы чем-то обеспокоены. Что случилось? — спросил Джон.

— Ничего, милорд.

— Чем это пахнет? — Джон понюхал воздух, потом отдал Данну свой цилиндр и снял пальто.

— Полагаю, пахнет воском и лимонным маслом, милорд. — И Данн закрыл дверь.

Джон окинул взглядом холл. Пол блестел. Давно он не видел его таким чистым. Медные подсвечники сверкали, натертые до блеска. Дубовые панели смотрелись как новенькие. Паутина в углах исчезла.

— Хорошо поработали, Данн?

Данн кашлянул.

— На самом деле, милорд, все убрала мисс Кемпбелл.

— Мисс Кемпбелл? — Джон замолчал, рука его замерла на полпути к пальто.

— Да, милорд. Она прибралась во всем доме. Даже у лорда Теодора.

— Я, кажется, сказал ей, что она в моем доме гостья.

— Я тоже говорил, милорд, но она настояла на том, чтобы ей позволили заняться уборкой. — Данн расправил плечи в ожидании выговора и добавил: — И стряпней.

— Черт бы побрал… — Джон стиснул зубы, чтобы не выкрикнуть ее имя. Галстук вдруг стал ему тесен. Потом процедил сквозь зубы: — Где она?

— На кухне, милорд.

Джон стянул с себя пальто, сунул его Данну и повернулся лицом к лестнице. Гирлянда из сосновых веток обвивала перила. Ярко-красные банты образовали аккуратную линию поверх хвои. Он оглядел холл и увидел, что банты и гирлянды висят над каждой дверью.

— Украшение тоже ее рук дело? — спросил он, указывая на перила.

— Хм… да, милорд, — ответил Данн, уставясь в пол. — Она решила, что дом будет выглядеть повеселее, если его немного украсить к Рождеству.

— Вот как? — Сердито сжав кулаки, Джон шагнул к лестнице, ведущей вниз, на кухню.

Глава 4

— Мне нравится, как у вас блестят глаза, когда вы стряпаете, — говорил Тедди, стоя на кухне рядом с Холли. Он наклонился к девушке и заглянул ей в глаза. — Вам уже говорили, что вы красавица?

— Может, и говорили, но я-то знаю, что это неправда. Я самая обыкновенная.

— Я не согласен. Вы красивее, чем думаете. Не подарите мне один невинный поцелуй?

— Нет. И пожалуйста, не мешайте. Чем так пахнет? — Она принюхалась, потом посмотрела на плиту. Из-под крышки, которая закрывала сковородку, вырывался дым. —

Ax Боже мой, курица!

Холли оттолкнула Тедди от плиты и сняла крышку. На нее брызнуло горячим жиром. Она закашлялась, а потом выпалила:

— Все из-за вас — вы меня отвлекли!

— Я не виноват. Подарите мне поцелуй.

— Сейчас я подарю вам кое-что другое. — И Холли швырнула в него деревянной тарелкой. — Вот, нате вам! — Стараясь, чтобы в нее не попало шипящим маслом, она брала вилкой один кусок жареной курицы за другим и клала их на сервировочное блюдо. — Надеюсь, получилось съедобно, — проговорила она хмурясь.

— Я уверен. — Тедди посмотрел на курицу. Выражение его лица напомнило ей лицо капитана Маклейна, когда она ставила перед ним еду. Тогда она могла даже улыбаться, а капитан Маклейн добродушно подшучивал над ней. Теперь же почему-то хотелось поразить Джона совершенством своей стряпни. Она чуть не расплакалась.

— Не нужна мне ваша вежливость, — уныло пролепетала Холли. — Я совершенно не умею готовить, но мне показалось, что у меня получится лучше, чем у Данна. Видимо, я ошиблась. Бабушка хотела научить меня готовить, но когда она сломала Зуб, пытаясь разжевать мой бифштекс, то запретила мне появляться на кухне. Но я не бросила свои попытки.

— У вас получается все превосходно, за что бы вы ни взялись.

— Уж лучше бы вы смеялись надо мной, чем тешили мое тщеславие вежливой ложью. — Холли взяла в руки хозяйственное полотенце, сняла с огня брызжущую жиром сковороду.

— Я говорю правду. — Тедди игриво усмехнулся.

— Вы морочили мне голову весь день. И не стоит флиртовать с женщиной, которая видела ваш зад.

Холли надеялась, что он сконфузится, но он только ухмыльнулся:

— Как правило, женщины, которые видели меня голым, не возражают против того, чтобы я с ними флиртовал. — Он отставил блюдо в сторону, а потом обнял ее за талию.

— Ну а я возражаю. — И Холли несколько раз хорошенько хлопнула ему по лбу полотенцем. — Прекратите!

Вдруг дверь резко распахнулась, ударившись о стену, и в кухню ворвался Джон с горящим взглядом.

Без всякого предупреждения Джон сгреб Тедди в охапку и отшвырнул в сторону. Тот стукнулся о большой шкаф с фарфором. Зазвенели тарелки. Две упали на пол и разбились. Тедди встал, оправил лацканы своего темно-красного фрака и сердито посмотрел на Джона.

— Я же сказал тебе — держись от нее подальше!

— Почему? Чтобы она досталась тебе? — Тедди занес кулаки и расставил ноги.

Холли встала между братьями. В руках она все еще держала полотенце, которым и ударила Джона по груди.

— Не вмешивайтесь…

— Ну вот еще! Я не кобыла, за которую нужно драться. Прошу вас не спорить из-за меня. — Она повернулась и бросила укоризненный взгляд на Тедди, потом снова посмотрела на Джона. — Тедди не сделал ничего дурного.

— Значит, вы его поощряли?

От злобного взгляда Джона она вздрогнула.

— Нет, но…

— Тогда не вмешивайтесь, мисс Кемпбелл!

Холли увидела, что Тедди идет на брата, и снова встала между ними.

— Ладно, — подняла она руки. — Опять придется принести ведро воды? Или вы выслушаете мои доводы?

Братья посмотрели друг на друга, потом на нее. Она твердо выдержала их взгляды.

— Позвольте заметить, если вы затеете драку, я выйду и никогда больше не стану разговаривать ни с одним из вас.

Не радуйтесь, милорд, — Холли посмотрела на Джона, — завтра я подыщу себе жилье. Я не желаю стоять между братьями, особенно когда они были ко мне так добры. — И Холли сделала шаг к двери. Джон схватил ее за руку.

— Вам ни к чему так поступать, мисс Кемпбелл.

— Вы не можете нас покинуть, — взмолился Тедди. Она посмотрела на обоих.

— Прекрасно, но тогда, Тедди, вы должны обещать, что не будете за мной ухаживать и будете просто моим другом.

— Хорошо, — нехотя кивнул он.

— А вы… — Холли потрясла перед Джоном полотенцем. — Вы должны попытаться обуздать свой характер. Я понимаю, что сейчас у вас много неприятностей, но вы все равно не имеете права швырять своего брата через всю комнату. Если уж кто имеет, так только я. — Она погрозила Тедди пальцем. — Не думайте, что я этого не сделаю, если вы попытаетесь снова приставать ко мне с поцелуями.

— Я запомню! — Губы Тедди приподнялись в усмешке.

— Вот и ладно. А теперь не пообедать ли нам, пока не остыло? Тедди, скажите, пожалуйста, Данну, что обед готов.

Тедди кивнул, посмотрел на Джона и вышел. После ухода брата Джон шагнул к ней.

— Лучшего проявления негодования у женщины я еще не видывал.

— Благодарю вас, милорд. — Она не поняла, в его словах заключался упрек или насмешка. — На самом деле я не очень рассердилась, — пояснила она. — Вот когда я рассержусь всерьез, видеть меня никому не стоит.

— Вы действительно можете швырнуть его в другой конец комнаты?

— Может, и нет, но я попыталась бы.

— Не сомневаюсь. — Что-то вроде улыбки появилось на его губах, но быстро исчезло. — Теперь моя очередь сердиться. С какой стати вы взяли на себя задачу украсить мой дом к Рождеству? Почему вы находитесь на кухне и занимаетесь стряпней, когда я сказал вам, что в моем доме гости не работают?

Выражение его золотистых глаз не понравилось Холли. Она отступила.

— Я попробовала то, что Данн подал ко второму завтраку. Я не люблю, когда портят хорошие продукты, и поэтому решила попробовать приготовить обед. Что же до украшений, то к дверям подошел разносчик, торгующий гирляндами и лентами. Цены предложил такие разумные, что я не смогла отказать. Я подумала, будет лучше, если ваш дом немного повеселеет к празднику. И в голову не пришло, что вы будете против.

— Если бы мне хотелось украсить свой дом, я бы его украсил.

— Ну что ж, прошу прощения.

— Ваши извинения звучат неубедительно. — Он сделал к ней еще шаг, его квадратный подборок выражал решимость, золотистые глаза, устремленные на Холли, пылали.

— При данных обстоятельствах я только могу извиниться. — Она опять отступила. Как странно. Она совершенно не боится Тедди, но вся ее стойкость растаяла от одного взгляда Джона.

— Мало того. Вы на каждом шагу бросаете мне вызов. Вы зашли так далеко, что занялись уборкой в моем доме.

— Я просто не могла видеть, что красивый дом находится в такой грязи. Данн здесь один. Он не может поддерживать чистоту в большом доме и прислуживать вам. Вот я и решила помочь ему. Мы взялись за дело вместе. Времени на уборку ушло немного. — Холли не сказала Джону, сколько грязи она выгребла и что Данн не очень-то охотно помогал ей, когда дело дошло до кухни.

— Мое дело — заботиться о том, что должен и чего не должен делать Данн. — И он сделал к ней еще шаг.

— Я понимаю, но нельзя же ожидать от него так много. — Она отступила назад и наткнулась на стол.

Он подошел совсем близко и положил руки на стол, так что поймал ее в ловушку. — Не учите меня управляться с прислугой.

— Кто-то же должен это сделать.

Он уставился на ее губы, и сердце у нее забилось.

— Но не вы. — Он нагнулся к ней.

Холли поняла, что сейчас он ее поцелует. Он был совсем рядом, так что она ощущала пряный запах его одеколона. Холли сжала губы, опасаясь, что поцелуй взволнует ее, но вдруг испугалась, что он передумает и не поцелует ее и она так и не узнает, каково это.

Джон замолчал; губы его находились совсем рядом с ее губами. Вдруг он принюхался.

— Что-то горит?

— Мой хлеб! — Холли бросилась к плите и распахнула дверцу. Ее обдало дымом.

Она закашлялась и, отмахиваясь от дыма, вытащила из духовки четыре буханки. Положила их на стол, подбоченилась и посмотрела на сгоревшие верхние корки. Обед погиб окончательно.

Стараясь не расплакаться, Холли пробормотала:

— Наверное, сгоревшие корки можно срезать. — Она остро ощущала, что он не сводит с нее глаз и, наверное, ухмыляется. И прежде чем он успел заметить на ее лице разочарование и боль, она сунула ему блюдо с курицей. — Вот. Отнесите, пожалуйста, в столовую, а я разложу остальное.

Он сердито посмотрел на нее, раскрыв рот и собираясь что-то сказать, потом, очевидно, решил промолчать. Повернувшись, понес блюдо в столовую.

Холли облегченно вздохнула. Она все еще трепетала при мысли о поцелуе. Нечего и отрицать — она хотела, чтобы он ее поцеловал. Не понимала почему — ведь он ни в малейшей степени ей не нравился. И откуда такая досада, что она испортила обед? Почему ей так хотелось произвести впечатление?

В кухню вошел Данн. Лицо у него было серое, руки дрожали.

— Что-нибудь случилось? — спросила Холли.

Данн, казалось, утратил дар речи; потом обрел голос.

— Я видел, как его светлость несет в столовую поднос.

— И что? — спросила Холли, не понимая, в чем дело.

— Мисс, он никогда в жизни такого не делал. Никогда. Так не полагается.

— Не волнуйтесь, я уверена, что он переживет. — Холли улыбнулась, шлепнула на переварившуюся картошку кусок масла, покрошила сверху петрушку, надеясь скрыть, что картошка превратилась в кашу. Потом переложила на блюдо морковь в желе. Зеленый горошек выглядел отлично, и Холли искусно разложила его вокруг моркови. — Ну вот, кажется, все. Давайте позовем его светлость на кухню, чтобы он отнес овощи?

Казалось, Данн вот-вот хлопнется в обморок. У Холли его реакция вызывала улыбку.


Холли сидела за столом рядом с Джоном, и он не мог оторвать от нее взгляда. Ее старое выцветшее синее платье все было в пятнах. Шея с одной стороны была в муке. Свечи отбрасывали отблеск на ее рыжевато-золотистые волосы, вызывая в них красноватые отсветы. Пучок у нее на затылке немного растрепался, и на шее и вокруг лица висели тонкие завитки. Совершенно плебейский вид ее привлекал необъяснимым очарованием.

Что-то в ее прямоте и бесхитростных манерах неумолимо притягивало и волновало Джона. На кухне он чуть не поцеловал ее. И даже теперь ему хотелось слизать языком муку с ее шеи. Он никогда еще не встречал таких девушек. Элис была ее полной противоположностью. Она ни за что не вышла бы к столу с мукой на шее и в таком старом платье, она и пальцем не пошевелила бы, чтобы привести в порядок его дом или чтобы что-то для него приготовить — не важно, подгорело ли приготовленное или нет. Голос Холли отвлек его от размышлений.

— Вы не едите курицу, — выжидательно поглядела она на него. — В Чарлстоне мы едим жареную курицу каждое воскресенье. Считается искусством, когда изнутри курица готова, снаружи не подгорела, а корочка хрустит. Моя бабушка готовила курицу лучше всех в нашем округе. Джон посмотрел на тарелку, где лежала подгоревшая куриная грудка, не зная, съесть ли ее или сунуть под стол.