Выходит, толпа расправилась с Карлом. Его стащили с лошади и забили насмерть. Пенни вполне могла взвалить вину на свои плечи. Это она вызвала неразбериху и вмешалась в планы Николаса. «Мисс Линдси не должна была здесь находиться». Он выбрал ее спасение, тогда как намеревался лично защитить Карла, несмотря на все деяния кузена, и передать его в руки правосудия. Ее пугала мысль о том, что он любил ее настолько, что бросился на помощь, а потому не успел спасти Карла. Она больше ни разу не говорила с ним. По пути домой английское семейство, шокированное выпавшими на ее долю суровыми испытаниями, отнеслось к ней с безмерной добротой.

Теперь Николас и София правили при помощи избранного совета. Пенни только это и могла показать своему будущему ребенку: газетные заголовки, доказательства того, что отец малыша – превосходный монарх. Это даже больше, чем она знала о своем собственном отце. Когда София подарит Николасу сына, все его планы сбудутся. Он понятия не имеет, что весной в Англии у него родится еще один малыш. Пенни положила руку на живот, полная решимости оставить все как есть.

Несмотря на собственную боль, несмотря на острую тоску по нему, несмотря на то что она любит его всем сердцем, всей душой, у нее есть Раскалл-Холл, и о нем надо заботиться: топливо для обогрева оранжерей, подрезка ветвей в саду, отправка винограда в Лондон. Фрукты повезет Джеб Хардакр. Единственное, что больше никогда не отправится на рынок, это ежики, которые залегли в спячку на долгую зиму. Впрочем, и по весне им тоже ничто не угрожает.

Больше ни одно дикое создание не попадет в плен на этих землях.


Он писал каждый день, изливая в длинных посланиях все свои воспоминания и свое горе. «Когда мне было одиннадцать, я приехал в Глариен. У меня был кузен. Его звали Карл».

Каждый день он сжигал их.

«Моя мать, бывало, брала меня в оранжерею. Она казалась мне богиней – прекрасной, далекой и недоступной. Идеал женщины. Мне так хотелось, чтобы она любила меня. Она давала мне сладкие фрукты и смеялась, когда их сок брызгал мне на подбородок. Иногда я приберегал апельсин для своей гувернантки, которую очень любил. У меня был кузен. Его звали Карл…»

Ему пришлось остановиться и подойти к раковине. Его стошнило. Вошла София и с серьезным видом протянула ему полотенце.

– Я так больше не могу, Николас, – сказала она. Он сел на кровать и уставился на свои трясущиеся руки.

«У меня был кузен. Я восхищался им. И думал, что люблю его. Его звали Карл. Он держал меня вверх ногами, стоя на стене, и после этого…»

– Николас!

Он поднял глаза и улыбнулся:

– Мне кажется, мы преуспели в строительстве нового Глариена.

– Еще как преуспели, сверх всяческих ожиданий. Только вот боюсь, что тебе пришлось слишком дорого за это заплатить. – Она смочила полотенце и прижала влажную ткань к его вискам. – Что ты там пишешь каждый день?

– Ничего. Это для Пенни. Нет, вообще-то для себя. – В камине смутно вырисовывался пепел последнего письма. Ему, словно одержимому, хотелось расписать каждую деталь во всех подробностях. – Это не важно.

София погладила его по лбу, как сестра брата:

– У тебя голова болит? Николас, так больше не может продолжаться. Ты не можешь изматывать себя день за днем, выполняя на людях свой общественный долг и разваливаясь на части наедине с собой. Даже твоя сила не вечна.

– Хочешь, чтобы я исполнял свой долг не только на людях? Я не могу.

Она порозовела и отвернулась.

– Мы должны родить сына.

– Я знаю, что ты любишь Лукаса, Софи, – проговорил он. – Пусти его в свою постель. Разреши ему сделать тебе сына. Кто узнает? В его жилах тоже течет королевская кровь. – Он положил руки на письменный стол, руки правителя, волевого и целеустремленного, но абсолютно бесстрастного. – Однажды Пенни рассказывала мне про короля Артура. Может, мне тоже сесть за круглый стол и попросить Лукаса сыграть роль Ланселота для моей Гиневры?

– Если я лишусь девственности, я не смогу просить аннулирования брака, – сказала София.

Квест забралась под кровать и завыла.


Девочка! Пенни покачала визжащий сверток в руках и поднесла похожий на розовый бутончик ротик к своему соску. Снаружи посаду гулял легкий летний бриз. Малышка слепо потыкалась в грудь и тут же принялась сосать, проявляя поразительную силу. Девочка. Она назвала ее Софией. В марте Наполеон перешел Эльбу, вернулся обратно во Францию и двинулся на Париж. Король Луи бежал. Проводившийся в Вене конгресс прекратился, и все дипломаты и правители разбежались – включая Николаса, который защищал интересы Глариена и Альвии, пока сильные мира сего перекраивали карту Европы. Новости из Глариена перестали поступать, дела мелкого княжества казались незначительными по сравнению с нахлынувшими репортажами из Франции и Бельгии, где герцог Веллингтон собирал армии для того, чтобы дать отпор старинному противнику. Тем временем Пенни подарила жизнь родной дочери эрцгерцога.

Прошел почти год с того момента, как ее принц ночи схватил ее, когда она собирала ежиков. И несколько месяцев длиною в жизнь с того момента, когда она видела его в последний раз верхом на коне, направляющегося навстречу своей судьбе. «Мисс Линдси не должна была здесь находиться. Она чуть все не испортила».

На лобик малышки упала крупная капля. Софи открыла ротик, пуская молочные пузыри, и недовольно сморщилась. Пенни вытерла слезы, и ребенок снова принялся сосать. Однажды ее отец прислал ей куклу. Николас даже не подозревал о существовании маленькой Софии. И не надо. Но она непременно расскажет о нем своей дочке.

– Твой папочка – настоящий герой, – сказала она сосредоточенному личику и упирающемуся в грудь круглому кулачку. – Папочка мудрый и хороший. Надеюсь, он тоже так считает. Надеюсь, принцесса подарит ему сына, твоего сводного братца, Софи. Надеюсь, тебе хватит моей любви. Видишь ли, я и не подозревала, что так полюблю тебя. Правда, я также не думала, что полюблю его. Я круглая идиотка, Софи. Но я люблю тебя, и бабушка тебя любит, с тобой никогда ничего не случится. Ты станешь мудрее всех нас, вместе взятых, маленькая умная леди. Ты выйдешь замуж за простого человека, который станет принцем для тебя одной.


Пушки палили час за часом. Николас ехал верхом рядом с Веллингтоном, наблюдая за развитием битвы. Союзники вели бой под бельгийской деревней Ватерлоо. Возглавляемых Фрицем воинов Глариена держали в резерве. Эрик и Алексис тоже были там. Алексис налился мышцами и подрос, превратившись в настоящего мужчину. Его яркие волосы отливали золотом в летних солнечных лучах. Похоже, его ночные кошмары кончились. Парнишка влюбился в дочку одного графа из Альвии. Карла похоронили со всеми почестями, полагающимися принцу крови. Может статься, Алексис похоронил вместе с Карлом свое прошлое. Как и он сам? Все те письма, в которых он изливал свои мучения, в которых вставал лицом к лицу с демонами и лишал их силы, одного за другим. Он писал их для Пенни, потом сжигал – слишком уж жестоко и эгоистично причинять ей подобную боль. И вдруг он обнаружил, что перо выводит на бумаге нечто совершенно иное: «У меня был кузен. Я восхищался им. Его звали Карл, его душу тоже сломали и исковеркали…»

Откуда оно взялось, это сострадание к Карлу? Сострадание? Да, милосердие давалось нелегко. Но ненависть провалилась в пустоту, и где-то в глубине этой пустоты родилось прощение. Понимание, которое потянуло его из Глариена.

Одним словом, он полагал – надеялся, – что достиг новой ясности мироощущения, но все же он должен довериться судьбе, пусть она сама решает на случай, если он снова ошибся. Если французы одержат победу, он будет нужен Глариену и все его планы пойдут прахом; но если Наполеон проиграет, Николасу уже никогда не придется возвращаться обратно в Альпы.

И конечно же, когда Веллингтон решит бросить войска Глариена в бой, он, Николас, ринется в самую гущу сражения. Простая случайность может в мгновение ока решить, что и Англии ему никогда не видать. Но даже если он выживет, ждет ли она его?


Горихвостка взволнованно прыгала по обвивающему разрушенную стену плющу. Тью-тю-тю! Пенни посмотрела вверх. Она наблюдала, как краснохвостый самец вышел на охоту за летучими насекомыми, потом рухнул вниз головой прямо на землю в поисках жуков. Пенни вздрогнула, когда тот неожиданно нырнул в укрытие. Беспрестанно курлыкающие голуби тоже внезапно смолкли. Что-то зашуршало за углом старого амбара.

Она поднялась и стряхнула с юбки траву. Поевшая и выкупанная Софи мирно посапывала в Клампер-Коттедже, миссис Линдси сидела рядышком. Пенни редко покидала ее, но иногда тоска гнала ее из дому, и она отправлялась бродить по Раскалл-Холлу, шаг быстрый, яростный, не то что в те дни, когда она носила малышку. Почти всегда ее прогулки заканчивались здесь, в руинах старого Раскалл-Мэнора, где она когда-то собирала ежиков и училась ездить верхом. В том месте, где она могла поплакать о нем, поскучать о нем и обрести силы прожить еще один день.

Зашуршала ежевика. Закачались кусты шиповника. Сверкнула серебристая шкура, и мокрый язык радостно лизнул ее руки.

+– О Боже! – Она обняла и прижала к себе волкодава. – Квест!

Глава 18

– Я здесь, – сказал Николас.

Квест села, неистово подметая хвостом землю. Пенни вцепилась в нее, уткнувшись лицом в мягкую собачью шерсть, прерывистое дыхание с шумом вылетало из легких. Николас!

– Я здесь. – У него вырвался нервный смешок. – Но на этот раз ты легко можешь отказаться от меня.

Пенни судорожно вдохнула:

– Ты сражался у Ватерлоо. Я читала в газетах.

– Мы добыли мир для Европы. Наполеона сослали на остров Святой Елены.

– Да, знаю. Это тоже было в газетах.

Он, казалось, ничуть не изменился, по лицу прыгали пятна тени в цвет его темных волос и глаз. Огонь и тень, древний и юный, словно лесной бог.

Он окинул взглядом руины:

– Именно тут мне поведали о том, что я стану кронпринцем. Тут я узнал, что дорога моей жизни куда длиннее тех двадцати двух фарлонгов, что соединяют мой дом с окружающим миром. – Он полез во внутренний карман. – Я только что снова урезал ее.

– То есть?

– Я принес тебе кое-что.

Он протянул ей небольшой сверток. Пенни взяла пакет, не сводя глаз с его лица. Страх за него, сжимавший ей душу, отпустил. Николас!

Она разорвала коричневую бумагу. Внутри оказалось нечто завернутое в хлопок.

– София сказала, что это глупо, что в моем распоряжении целая нация резчиков и ваятелей, но мне захотелось сделать это своими руками. – Уголок его рта иронично дернулся. – Несколько месяцев корпел. Несколько деревьев угробил и несколько раз порезался…

Под хлопком обнаружилась резная картинка. Простая, без позолоты, на изумительного качества светлой древесине хвойного дерева. Бегущая лошадь размером в шесть дюймов. Лошадь, очень похожая на Виллоу. Деревянные грива и хвост развеваются на воображаемом ветру.

На глаза навернулись слезы, очертания лошади расплылись, словно на нее накатывали волна за волной.

– Николас! Как красиво! Я не знаю, что и сказать.

– Я сделал это для тебя. – Квест села у его ног. Он положил руку ей на голову. – Может, мне просто был нужен повод для второго паломничества. Первое потянуло меня вверх по склону Эрхабенхорна. Второе завело сюда.

– Старый Раскалл-Мэнор – тоже священное место? – махнула она рукой.

– Только потому, что ты здесь. Без тебя моя жизнь не имеет значения. Я и не знал, что может чувствовать сердце, пока не встретил тебя. Ты многому меня научила, в том числе и тому, что есть вещи, которые даже принц должен делать собственноручно, не перепоручая другим. Эта лошадь – подарок небольшой, но в нем отражены все мои надежды и желания.

В горле застрял ком, паника захлестнула ее с головой.

– Какие желания?

– Любить тебя, жить с тобой, жениться на тебе. Желания, конечно, простые, но я не знаю, выполнимы ли они. Если – как я подозреваю – нет, то я вернусь обратно в Лондон.

Слезы были готовы задушить ее.

– А как же София и Глариен?

Волкодав повалился на спину, призывно вытянув лапы. Он погладил собаку по животу.

– В английских газетах это появится только завтра, но я отказался от трона, всех своих глариенских титулов, почестей и собственности. Я публично снял с себя все эти звезды и кресты и меч святого Кириакуса. Квест мне оставили, но не конюшни. Я уступил корону Софии.

Линия его спины и руки была настолько прекрасна, что у нее сердце разрывалось.

– Ты отрекся? Но я думала, что София должна родить сына…

Он поднял глаза и улыбнулся:

– При содействии герцога Михаэля Альвийского и совета Глариена и с согласия Венского конгресса наш брак аннулирован. – Речь его текла бесстрастно и уверенно. – На основании моего полового бессилия – неофициально признанного и официально понятого. На годовщину нашего бракосочетания София все еще оставалась девственницей. – Полная самоиронии улыбка стала еще шире. – Грета подтвердила, что в брачную ночь постель была окроплена цыплячьей кровью. Доказать, что мы с Софией так и не подкрепили наш брак, оказалось проще простого.