— Благодарю, ваша светлость. — Каннинг отвесил театральный поклон.

Лорд Рейвен, скрывая лицо за поднятым воротником, вышел из его дома и уехал в карете, которая ждала его за углом на Шепердз Маркет.

Хотя было уже поздно, Лондон еще не спал. Под нависшей над городом пеленой густого дыма из труб ста шестидесяти тысяч домов и топок по темным улицам тянулись бесконечные вереницы ломовых подвод, фургонов с углем и роскошных карет. Шарманки и уличные музыканты не смолкали и в этот час и требовали с проходящих плату за свои труды. Продавцы горячей и холодной пищи на каждом углу во весь голос расхваливали свой товар.

У реки фейерверки озаряли темное небо, а вокруг напропалую веселилась шумная толпа. Ловкие воры под шумок очищали карманы зазевавшихся гуляк, не было видно обычной дневной публики, разумно полагавшей, что осторожность — не последнее из достоинств.

Карета лорда Рейвена подъехала к клубу Уайтс на Сент-Джемс-стрит. Войдя, его светлость увидел в гостиной обычную толпу завсегдатаев. Он заказал коньяку. Остановившись поговорить со знакомым, удобно расположившимся у окна, где только самые привилегированные могли занять место, он услышал громкий смех в другом конце зала. Какой-то спорщик высоким, не очень трезвым голосом отстаивал свою точку зрения.

— Кто это такой? — спросил лорд Рейвен.

— Джозеф Коукер, — был ответ.

— Никогда о нем не слышал, — коротко сообщил лорд Рейвен безо всякого намерения обсуждать незнакомого человека.

— Слышали, слышали, Рейвен. Он известен в палате общин как Фермер Джо. Постоянно жалуется, что фермерам отказывают во внимании, и заявляет, что первый долг истинного патриота — выращивать хлеб.

— Если он это утверждает, то он мудрый человек.

— Вы бы так не сказали, знай вы Фермера Джо. Он, может быть, хороший фермер, но отчаянный пустозвон. Послушайте, что он мелет.

Лорд Рейвен и его собеседник замолчали и стали слушать.

— Говорю вам, — сердито настаивал сэр Джозеф Коукер, — самые красивые девчонки — это английские доярки. У меня в поместье есть такие прелестницы, которые затмят самую знаменитую светскую львицу.

— Кощунственные речи! — рявкнул кто-то, и посыпались скабрезные намеки насчет того, чем Фермер Джо занимается со своими доярками и какую роль они играют у него на ферме.

Не оставалось сомнений, что Фермер Джо отлично пообедал. Теперь он осушил еще один стакан портвейна, и красное лицо его приобрело багровый оттенок.

— Черт вас всех побери! Если вы думаете, что я хвастаюсь, я вам докажу — скотницы из Норфолка — самые хорошенькие на всех Британских островах, других таких не сыщешь.

— Сколько вы ставите? — спросил у него один из слушателей.

— Сто гиней, — последовал ответ.

— Несите сюда книгу, в которую записывают ставки пари! — крикнул кто-то. — Принимаете вызов Фермера Джо? Как насчет вас, Оукланд? Вы, Кемпбелл?

Те, к кому обратились, покачали головами.

— Вот уже двадцать лет, как я и не замечаю, что доярки — молодые женщины, — доверительно сообщил престарелый лорд Батерст сидевшему рядом господину примерно того же возраста, что и он.

— Сто гиней, — повторил сэр Джозеф. — Кто бьется со мной об заклад? Трусы. Сразу видно, вы, землевладельцы, не уделяете своим поместьям должного внимания.

То ли на него повлияла вторая рюмка коньяка, которую он в рассеянности проглотил, слушая этот спор, то ли вспомнились необычайно синие глаза и золотые пряди, соблазнительно разметанные ветром, лорд Рейвен не мог потом вспомнить, но, удивляясь себе, он вдруг услышал свои собственные слова:

— Принимаю пари. Я вам представлю доярку, которой ваши и в подметки не годятся.

Все головы обернулись к лорду Рейвену, и кто-то, смеясь, спросил:

— А вы вообще-то знаете, какие они из себя доярки, Рейвен? Это вам не соловьи, что заливаются на Баркли-сквер.

— Может, они и заливаются не хуже соловьев, когда Рейвен[14] на них каркнет вороном, — сострил один из слушателей.

— Если Рейвен покажет нам свою скотницу, клянусь, я тогда привезу в Лондон птичницу, будет присматривать за гусаками в палате общин, — добавил еще кто-то.

Раздался взрыв хохота, и сэр Джозеф подошел к его светлости.

— Значит, милорд, за вами сто гиней.

— Посмотрим, — ответил лорд Рейвен. — Где будет проходить состязание и кто будет судить?

Дело уладили в считанные минуты. Лорд Велели, мистер Гренвилл и полковник Пелли предложили себя на роль жюри, которое будет решать вопрос о достоинствах претенденток; один из членов клуба предложил свой дом на Сент-Джемс-сквер как самое подходящее для соревнования место.

— Единственная трудность заключается в том, что конкурс должен состояться на этой неделе, — во вторник я отправляюсь на континент.

— Засвидетельствовать свое почтение Маленькому капралу[15]?

— Если желаете знать, моя истинная цель — это вновь отведать настоящего коньяка, — сообщил лорд Рейвен.

— Итак, в какой день вам удобнее всего? — вмешался сэр Джозеф, недовольный, что перестал быть центром внимания.

— Суббота или воскресенье, — предложил лорд Рейвен.

— Чем раньше, тем лучше, — отозвался сэр Джозеф. — Мне не терпится получить сто гиней.

— Ваши сто гиней облегчат мои путевые расходы, — возразил лорд Рейвен и, как бы устав от долгого спора, покинул собравшихся и пошел наверх в зал для карточной игры.

После долгой игры в вист и солидного выигрыша он спустился к своей карете, которая ждала его, готовая к дальней поездке. Предназначенный для путешествий экипаж был запряжен шестью лошадьми и, развив должную скорость, быстро покинул пределы города и помчался по проезжей дороге в имение.

Лорд Рейвен удобно откинулся на мягком сиденье и закрыл глаза. Он хотел немного поспать, а затем, как обычно, забрать у кучера вожжи, чтобы самолично править лошадьми. Он не доверял никому на узких и извилистых проселочных дорогах — ночная темнота, колдобины и ухабы препятствуют быстрой езде, а ему надо срочно добраться до Рейвен Ройял.

Охваченный сладкой безмятежной дремой, он улыбнулся, представив себе замешательство сэра Джозефа, когда тот увидит в воскресенье на Сент-Джемс-сквер прекрасную доярку. Строго говоря, она, конечно, не из числа его собственных скотниц, но до воскресенья он это уладит. Переманить чужую работницу, предложив ей большую плату, — пустое дело.

Интересно, что она себе купила на его гинею? Ленты, наверно, или красивый чепчик, чтобы поразить до глубины души какого-нибудь деревенского паренька, — то-то раскроет рот, когда в воскресенье отправится с нею в церковь. Она выглядела такой юной! Какая свежесть по сравнению с напудренными и нарумяненными дамами Сент-Джемса! Губы у нее нежные, как лепестки розы, и он готов поклясться, от ее кожи исходил сладкий аромат жимолости.

Наверно, Фермер Джо прав, утверждая, что жить можно только в деревне. Цветочные ароматы и румяные уста доярок! Однако очень скоро они, несомненно, могут смертельно надоесть. И лорд Рейвен погрузился в сон.

На следующий день солнце было уже высоко, когда он, умело натягивая вожжи, гнал карету по подъездной аллее Рейвен Ройял. Он приехал позже, чем намеревался, и много позже, чем обычно, когда выезжал из Лондона на рассвете. Хотя на всех почтовых станциях между Лондоном и Оксфордом в конюшнях ждали его собственные лошади, на этот раз помешала досадная оказия — неподалеку от Хай Уиком у передней лошади отлетела подкова, пришлось будить кузнеца, чтобы он подковал ее.

Когда в последний раз меняли лошадей, его светлость позавтракал, и теперь свежая шестерка, которой он правил, резво бежала вперед, что несколько улучшало настроение, хотя потерянное время было уже не наверстать.

Стройные каштаны, один в один, осеняли подъезд к парадному входу Рейвен Ройял, навстречу бежали грумы забрать у его светлости вожжи, когда тот спрыгнет с облучка.

— Я сегодня позднее обычного, Бейтс, — сказал он дворецкому, отдавая ему шляпу и плащ.

— Да, милорд. Мы боялись, уж не приключилось ли чего с вашей светлостью.

В холле лорд Рейвен увидел еще один плащ и шляпу, и губы его сжались.

— Кто у нас? — спросил он.

— Гость, ваша светлость. Приехал час назад. Я уведомил его королевское высочество, что вы скоро должны быть, и он сказал, что подождет.

— Черт возьми, я собирался принять ванну, — сказал лорд Рейвен вполголоса, но покорно направился в столовую.

Принц сидел за столом и, как видно, только что отлично позавтракал. Он был тщательно и слишком роскошно для деревни одет, и в ярком утреннем свете ему можно было дать не сорок, а все пятьдесят.

Несмотря на модную прическу, напудренные перламутром щеки и безупречный корсет, его чрезмерная полнота бросалась в глаза. Принц, однако, находился в превосходном расположении духа.

— Доброе утро, Рейвен! Вряд ли вы ожидали увидеть меня здесь.

— Не ожидал, ваше высочество! Но позвольте выразить надежду, что в сей скромной обители в мое отсутствие вам был оказан достойный прием.

— Мне подали все, что нужно, благодарю вас, — ответил принц, указав на многочисленные блюда на столе и полупустую бутылку коньяка.

— Могу ли я узнать причину, по которой ваше королевское высочество удостоило чести наш весьма захолустный край? — спросил лорд Рейвен.

Принц рассмеялся.

— Нет. В Лондоне, конечно, все интересуются, где я?

— Все в полном недоумении, — солгал лорд Рейвен. — Разрешите, ваше высочество, присоединиться к вашему завтраку.

— Конечно! Конечно! — откликнулся принц. — Рекомендую вам паштет. Ваш повар превзошел себя.

— Это высокая похвала, — ответил лорд Рейвен. — Я увеличу ему жалованье.

— Быть может, вы уступите его мне? Мне нужен новый повар в Карлтон-хаус.

— Я лично всегда к вашим услугам, ваше высочество, но это не включает услуги моего повара.

Принц улыбнулся и налил себе коньяку.

— За Несравненную! — провозгласил он. — Хотя, черт побери, это определение принадлежит Вигору.

— А Вигор тоже здесь? — спросил лорд Рейвен.

— Именно, — ответил принц, мрачнея. — Боже, до чего я не терплю этого человека, а мы в одной гостинице, и я не могу от него отделаться. Весь этот месяц он пытался меня обойти, но вчера я нарушил его планы. Он собирался тайком уехать, чтобы встретиться с ней, прежде чем я сюда доберусь, но я приказал ему сопровождать меня в моей собственной карете. Он весь побелел, услышав приказание, но что ему оставалось, кроме как подчиниться?

— Хвалю вас, ваше высочество, — улыбнулся Рейвен. — Самое мудрое — всегда держать соперника в поле зрения.

— Точно так же думаю и я, — сказал принц. — Но знаете, Рейвен, случилось нечто поразительное. Одной из лошадей в копыто попал камешек. Это произошло сразу же, как мы сбились с пути, — мы, я думаю, поехали не по той проселочной дороге. Как бы то ни было, карету пришлось остановить. Мне Вигор надоел смертельно, и я вышел размять ноги. Иду я, вспоминая, если уж правду говорить, миссис Уикем, как вдруг из-за дерева на меня налетает какая-то девчонка. И, верите ли, Рейвен, это был вылитый портрет самой Элоизы.

— Подумать только! — отозвался лорд Рейвен, отрезая себе кусок кабаньей головы.

— Вы бы не поверили, что такое может быть, — продолжал царственный гость. — Тот же изящный овал лица, синие глаза и темные ресницы, те же золотые волосы. Конечно, у нее не было модной прически, как у миссис Уикем, волосы просто спадали прядями на щеки, чистое золото, словно весенние нарциссы. Кстати, недурное сравнение, правда? Весьма поэтичное.

Принц наслаждался произведенным на лорда Рейвена впечатлением — тот отложил нож и вилку и слушал как завороженный.

— Кто она? — спросил он наконец. — И где вы ее видели?

— Мой дорогой Рейвен, я только что вам сказал — по дороге к дому миссис Уикем, рядом с подъездной аллеей. На минуту мне показалось, будто это Элоиза, и, когда я стал звать Вигора, чтобы и он поглядел на нее, она от меня вырвалась и убежала в лес. Самое удивительное, когда я рассказал Элоизе, она не поверила. Она решила, мне померещилось, ведь во всей округе нет никого похожего на нее. В то же время у меня было чувство, что она что-то недоговаривает. Если хотите знать, ее отец, наверное, был в молодости изрядный повеса. Эта девушка, очевидно, состоит с Элоизой в кровном родстве, но, подозреваю, она — незаконнорожденная, дети любви всегда отличаются редкой красотой.

— Чрезвычайно любопытно, ваше высочество. И мне хотелось бы взглянуть на эту девушку.

— Ну, слава богу, хоть вы верите, что я говорю правду! — воскликнул принц. — Элоиза полагает, мне это либо приснилось, либо я слишком много выпил. Болван Вигор, конечно, взял ее сторону: заявил, что хоть и видел крошку мельком, но может утверждать — в ней нет ни малейшего сходства с нашей красавицей. Однако, клянусь вам, я не ошибся. Вы мне верите?