Жан продолжал шутить весь вечер. Вернулся Арсен, который уже виделся с ним (от Поля скрыли выходку Ораса), и мы поужинали все вместе, радуясь неизменному веселью нашего «призрака». Видя, как он оживлен и счастлив, Марта не могла поверить, что болезнь его неизлечима. Да и сам я, наблюдая, как много сил и воодушевления осталось еще в этом истощенном теле, не мог отказаться от надежды; но, боясь обмануться, я подверг его долгому и тщательному осмотру. Какова же была моя радость, когда я нашел, что состояние Ларавиньера не так опасно, как он думал, и убедился, что его можно вылечить! В течение нескольких месяцев это стало моей основной заботой, и благодаря здоровому организму и редкому терпению моего пациента он быстро стал поправляться и возвращаться к жизни. Нежные заботы Марты и Арсена немало тому способствовали. Жан еще более сблизился с молодой четой и от души радовался их прекрасному, счастливому союзу. «Видишь ли, — признался он мне однажды, — когда-то я воображал, будто влюблен в Марту, она тогда была несчастна с Орасом; на самом деле это было лишь дружеское чувство. Теперь, когда любовь Арсена возвысила ее и вознаградила за все страдания, я вижу, к великой своей радости, что люблю ее как сестру».

Я не стану рассказывать вам историю Ларавиньера, дальнейшая его жизнь слишком богата событиями, чтобы излагать ее вкратце и наспех. Могу только добавить, что, верный своему неизменному беспредельному героизму, он погиб — на этот раз, увы, действительно погиб — на баррикадах, с оружием в руках, сражаясь рядом с Барбесом,[158] избежав, по крайней мере, ужасов тюрьмы Мон-Сен-Мишель!

Что касается Ораса, то через несколько дней после его внезапного отъезда я получил письмо из Исудена, в котором он признавался во всем, описывал свой стыд и раскаяние и просил прислать его кошелек и чемодан. Я был тронут его печалью и глубоко огорчен жалким положением, в котором он очутился по своей собственной вине, хотя ему так легко было оставить по себе добрую память. У меня еще оставались кое-какие опасения на его счет, и я даже собирался проводить его до самой границы, чтобы усовестить и утешить, но письмо его, весьма разумное, убедило меня, что это лишнее, и я ограничился тем, что послал ему вещи и деньги, пообещав от имени Марты и всех остальных простить, забыть и соблюсти тайну.

Издатель этой истории покорнейше просит читателей дать со своей стороны такое же обещание, тем более что последнее безумство Ораса не повредило счастью Марты, а сам Орас стал превосходным молодым человеком, степенным, усидчивым и безобидным, — правда, немного высокопарным в разговорах и вычурным в своих писаниях, но вполне благоразумным и сдержанным в поведении. Он побывал в Италии, откуда посылал в газеты и журналы довольно примечательные и весьма поэтические путевые записки, на которые никто не обратил внимания, ибо таланты сейчас встречаются повсюду. Он служил воспитателем у богатого неаполитанского вельможи, но, подозреваю, ему пришлось уйти, не доведя своих учеников даже до четвертого класса, так как он стал ухаживать за их матерью. Затем он разразился напыщенной драмой, которая была освистана в театре Амбигю, сочинил еще три романа о своей любви к Марте и два — о любви к виконтессе, писал довольно умеренные передовые в нескольких оппозиционных газетах. Наконец, увидев, что его успех в литературе не соответствует его таланту и запросам, он мужественно решил закончить юридическое образование; теперь он усердно старается создать себе клиентуру в своей провинции, где, я надеюсь, вскоре станет самым блестящим адвокатом.

ПРИМЕЧАНИЯ

Мопра

Жорж Санд работала над романом с лета 1835 года по весну 1837 года. Первая публикация — в журнале «Ревю де Дё Монд» («La Revue des Deux Mondes») с апреля по июнь 1837 года. В том же году у издателя Боннёра вышло отдельное издание «Мопра» в двух томах. Критические отзывы, появившиеся в периодической печати, отметили в новом романе Жорж Санд логическое продолжение свободолюбивых идей, звучавших в предыдущих произведениях писательницы. Характерно вместе с тем, что буржуазно-либеральная критика стремилась истолковать роман в духе отвлеченных принципов любви, гуманности и сотрудничества классов. Так, в большой статье о «Мопра» критик «Ревю де Пари» Шодзэг (в номере от 22 октября 1837 года) назвал роман «великолепной поэмой», в основе которой «разгадка вопроса, стоящего перед нашим веком». Этой «разгадкой», по Шодзэгу, оказывается якобы содержащаяся в романе проповедь примирения и сотрудничества дворянства (Мопра), духовенства (аббат Обер) и народа (Пасьянс).

На русском языке роман впервые увидел свет в журнале «Московский наблюдатель» за 1837 год (тт. 13–14), в переводе И. Проташинского; в 1839 году появилось отдельное издание в «Библиотеке романов, повестей и путешествий, издаваемых Н. Н. Глазуновым». Краткий анонимный отзыв в разделе «Новые книги» журнала «Библиотека для чтения» (1837, т. 37) не пошел дальше более чем вольного пересказа в духе чувствительной любовной истории. В 1841 году В. Г. Белинский опубликовал в «Отечественных записках» (т. 16, №. 6) рецензию на новое русское издание «Мопра» («Бернард Мопрат, или Перевоспитанный дикарь»; СПб., 1841), рекомендуя роман как «одно из лучших созданий Жоржа Санда». «Сколько глубоких практических идей о личном человеке, сколько светлых откровений благородной, нежной женственной души! И какая человечность дышит в каждой строке, в каждом слове этой гениальной женщины!»[159] — восклицал Белинский, утверждая, что рассказ Жорж Санд это «сама простота, сама красота, сам ум, сама поэзия».

Зато царский цензор, докладывая в 1854 году цензурному комитету о новом парижском издании «Мопра», требовал запрещения романа в России, не без основания усмотрев в нем стремление «подчеркнуть… необходимость революции». «Почти все герои романа, — доносил цензор, — преисполнены восхищением к доктринам общественного договора и к пагубным идеям, приведшим к роковой революции 1793 года».

Б. Раскин

Орас

Роман «Орас» был закончен в начале 1841 года и был предназначен для журнала «Ревю де Дё Монд». Но после отказа Жорж Санд внести в текст изменения, которых потребовал редактор Бюлоз (см. об этом во вступительной статье к настоящему тому), писательница передала рукопись в журнал «Ревю Эндепандант» («La Revue Indépendante»), основанный ею совместно с Пьером Леру в том же 1841 году. «Орас» увидел свет на страницах этого журнала в 1841 году, а затем вышел отдельным изданием в 1842 году у издателя Поппиера.

В период Июльской монархии и в особенности Второй империи «Орас» не вызвал одобрения во французской буржуазной критике. Такой видный критик, как Сент-Бёв, который до «Ораса», в 1840 году, назвал творчество Жорж Санд «наиболее значительным, наиболее оригинальным и наиболее славным появлением новой индивидуальности в литературе за последние десять лет», попросту «не заметил» нового романа писательницы. В первую книгу своих «Бесед по понедельникам» Сент-Бёв включил статью, посвященную сельским повестям Жорж Санд, которые, по его словам, очаровали его своей свежестью, но тут же предупредил читателей, что некоторое время не следил за вновь выходившими ее книгами. На основании сельских повестей Сент-Бёв с удовлетворением замечает: «Жорж Санд — политик, это ни на чем не основанная басня: мы более чем когда-либо обладаем в лице госпожи Жорж Санд художником сердца, любви, пастушеских нравов».

В книге женщины-критика, выступавшей под именем Эжена де Мирекур, «Современники. Портреты и силуэты XIX века. Жорж Санд» (Париж, 1869; 2-е издание) отношение к творчеству Жорж Санд 40-х и последующих годов резко отрицательное. С пренебрежением пишет она о том, что Жорж Санд «сотворила массу социальных романов, в которых она остается ниже самой себя». Список этих романов начинается с «Ораса». Эжен де Мирекур не может простить Жорж Санд того, что она «ищет общественное благополучие вне вечных законов религии и семьи».

В России роман «Орас» был опубликован в томах XXIII, XXIV «Отечественных записок» за 1842 год (переводчик не указан). Отдельным изданием вышел в 1883 и 1893 годах в переводе В. Крестовского (псевдоним): Жорж Санд. Орас. Санктпетербург, типолитография Л. Н. Ландау, 1883; Жорж Санд. Орас. СПб., Суворин, 1893.

Отклики на «Ораса» в России были чрезвычайно многочисленны и интересны.

В. Г. Белинский в письме Н. А. Бакунину от 7 ноября 1842 года пишет: «Читали Вы «Ораса» Ж. Санд? Если Вы читали его в «Отечественных записках», по-русски только, жаль. Эта женщина решительно Иоанна д'Арк нашего времени, звезда спасения и пророчица великого будущего» (В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. XII. М. — Л., 1956, с. 115).

В том же 1842 году Герцен записал в своем Дневнике: «С жадностью пробежал я «Horace», великое произведение, вполне художественное и глубокое по значению. Горас — лицо чисто современно нам, жертва века больше нежели организации. Он всегда был ниже сильных страстей, глубоких и непреходящих убеждений, всегда был бы мелок и эгоист. Но в переходное время борения двух миров, растравившее все раны, провозгласившее все права личности, указавши бесконечную мощь и власть, дало эгоизму несравненно блистательную арену, и притом романическую. А потом, скептическое состояние умов, особенно во Франции, развило еще более жажду сильных потрясений за дешевую цену. Таков Горас» (А. И. Герцен. Собр. соч. в 30-ти томах, т. 2. М., 1954, с. 222–223).

В большинстве случаев русские писатели, критики и публицисты, говоря о Жорж Санд, связывали ее творчество с эпохой, в которой она жила, подчеркивая прогрессивный характер ее деятельности. Достоевский в «Дневнике писателя» (в июне 1876 г.) пишет об «огромном движении тридцатых годов» во Франции, которое, по его мнению, «проявилось в искусстве — в романе, а главнейше — у Жорж Занда». Жорж Санд он считает одним из тех «передовых умов», которые поняли, что «новые победители мира (буржуа) оказались еще, может быть, хуже прежних деспотов (дворян)» и что «свобода, равенство и братство» оказались лишь громкими фразами и не более…». Ф. М. Достоевский считает, что место Жорж Санд следует считать в начале этого движения и что «она проповедовала вовсе не об одной только женщине и не изобретала такой свободной женщины. Жорж Занд принадлежит всему движению» (Ф. М. Достоевский. Полн. собр. соч., т. 10. СПб., 1895). М. Е. Салтыков-Щедрин писал в работе «За рубежом», что «люди сороковых годов и доселе не могут без умиления вспомнить о Жорж Занде и Викторе Гюго, который, впрочем, вступил на стезю новых идеалов несколько позднее». Высоко оценивая деятельность Жорж Санд, Салтыков-Щедрин отмечает, что «за нею числятся такие создания, как «Орас» и «Лукреция Флориани», в которых подавляющий реализм идет рука об руку с самой горячей и страстной идейностью» (М. Е. Салтыков-Щедрин. Полн. собр. соч. и писем, т. 14. М. — Л., 1936, с. 199–201).

Т. Хатисова