— Почему это в холодильнике?

— Чтобы не испортились! — отрезала она и стала наливать в чайник воду.

Брат проворно оттеснил ее от раковины.

— Фильтр для чего, балда? Сколько раз тебе говорить, воду из крана пить опасно! Что ты как маленькая? — привычно бубнил он.

Ей захотелось оказаться на Луне. Говорят, там до сих пор не замечено никаких следов пребывания человека или ему подобных существ.

А в общем-то, черт с ней, с Луной! Сегодня она заберет у Соньки палатку, и поездка на море станет вопросом времени.

Подумав об этом, Лада обрела обычную бодрость духа и даже благодушно потрепала брата по загривку. Для этого, правда, ей пришлось влезть на табуретку.

— Чего ты, малохольная? — насторожился он.

— Хороший ты человек, Аполлоша, — улыбнулась она, — только нервный очень.

— Я просил тебя не называть меня этим дурацким именем!

— Это не я! Это родители тебя так назвали! — хихикнула она.

Родители, в принципе, угадали. Аполлон на самом деле получился Аполлоном — высоченным рельефным красавцем с правильными чертами лица. Впрочем, правильной была и натура. Пашка жил по четкому расписанию, в меру занимался спортом, читал только классику, спал ровно восемь часов, свидания с девицами отмечал в блокнотике четким, каллиграфическим почерком, пищу пережевывал тридцать два раза, как и рекомендуют специалисты.

От всего этого у Ладки дух захватывало, и до сих пор она не могла разобраться — восхищаться братом или пожалеть его, бедного.

— Нет, мое имя, пожалуй, единственная ошибка наших родителей, — задумчиво изрек вдруг Пашка.

— А мое? — хмыкнула Ладка.

Он оглядел ее критическим взглядом.

Хм… Олимпиада — звучит гордо, а перед ним тут стоит на табуретке встрепанный тощий задира-воробей.

— Да, с твоим тоже вышла промашка, — решил он.

— Ну вот, а я же не жалуюсь, — удовлетворенно кивнула Ладка, спрыгнула ему на шею, повисела немножко, раскачивая ногами, и съехала на пол.

— Ох, ну опять как маленькая!

Вместо того чтобы возмутиться, она еще и язык ему показала.

Вообще, еще лет семь назад, когда Ладка заканчивала школу, вся семья с замиранием сердца ждала, что она наконец-то повзрослеет. А именно: выбросит на помойку рваные джинсы и футболки с Куртом Кобейном, перестанет корчить рожи в общественном транспорте, сделает модную прическу вместо двух тощеньких пегих хвостиков и начнет ходить на свидания, а не пудрить кавалерам мозги, сталкивая их лбами между собой.

Лада этих надежд не оправдала. Ни тогда, ни сейчас.

Просто взгляд ее родителей на становление личности весьма отличался от ее собственного. Их больше интересовали внешние проявления. Наверное, спортивная карьера сказывалась, где все решалось на соревнованиях, на виду у тысячи зрителей. В раздевалке, в спортзале ты можешь вытворять что угодно, а перед публикой обязан выглядеть суперменом. Приблизительно так.

Это означало, что дома Ладка имела право стоять на голове, а в остальное время обязана была существовать, как все нормальные люди.

В принципе, разумно. Но юношеский максимализм требовал предельной ясности. Почему это, черт возьми, она не имеет права сама решать, как, когда и где отмачивать очередной фортель?!

— Я хочу жить одна! — постановила Ладка, провалившись на экзаменах в институт и обзаведясь в связи с этим массой свободного времени, а стало быть, возможностью самостоятельно зарабатывать.

— Деточка моя! — всплеснула руками мама. — Ты и готовить-то толком не умеешь!

— Не говоря уж о том, чтобы постоять за себя, если, не дай Бог, ворвутся грабители! — как обычно сгущал краски отец, с привычной снисходительностью оглядывая ее тощенькую фигурку.

— Да и денег на квартиру у тебя нет! — привел последний, решающий аргумент Пашка. — А я тебе не дам!

Она презрительно фыркнула и устроилась торговать газетами. Зарплаты как раз хватило, чтобы у самой себя покупать некоторые из них и просматривать объявления об аренде. Вместе с карьерой продавца Ладка взялась за освоение профессий уборщицы и посудомойки, а вечерами еще печатала курсовые работы тем, кто был удачливей ее и поступил-таки в институт.

Родители схватились за голову, стали сами предлагать ей деньги на квартиру, брат тоже пошел на попятную. Лада сдержанно поблагодарила, но помощь не приняла. После болезни отца все пошло кувырком, и оставить родителей уже не представлялось возможным. Только когда отец встал на ноги — в буквальном смысле, — Лада снова научилась мечтать и все свои желания соединила в одну кучку. Работала она теперь по специальности, и заработанных денег хватало, чтобы снимать крохотную однокомнатную, да еще и на колготки оставалось.

Несмотря на все эти очевидные перемены, родители с братом продолжали считать ее балбеской, простофилей и хулиганкой одновременно.

Пашка, тот вообще взял себе за правило являться, как снег на голову, контролируя каждый ее шаг. Вот как сегодня.

— А ты чего пришел-то? — спросила она за чаем, хитро прищурясь. — Все надеешься застать у меня толпу наркоманов и хиппи?

— Ничего подобного. Я же знаю, с кем ты дружишь, — обстоятельно пояснил он. — Просто зашел проведать.

— Мы вчера виделись, — напомнила Лада, — у родителей.

— Ну и что? Может, я соскучился. Слушай, а у тебя отпуск когда?

— А что?

— Неприлично отвечать вопросом на вопрос.

— Ты хочешь со мной в отпуск поехать? — удивилась Ладка. — За ручку держать и памперсы менять?

Он хотел узнать, зачем ей палатка, только и всего. И начал разговор издалека.

Потому что как начать с главного — ведать не ведал. И что здесь главное — тоже не знал.

— Мне просто интересно. Могу я узнать, куда собирается в отпуск моя родная сестра?

— Так тебе интересно, куда или когда? — уточнила она, но вывести братца из терпения было не так-то просто.

Он и бровью не повел, невозмутимо ответив, что хотелось бы знать и то, и другое.

— Да зачем тебе? — разозлилась Лада.

Ее недавние мечтания по поводу отдыха и планы добраться до моря автостопом брат, конечно, узнать не мог. Но почему именно сейчас ему пришло в голову это обсуждать?

Пашка не ответил и смотрел терпеливо, с ласковой улыбкой.

Пожалуй, он мог бы просидеть вот так — в смиренной позе монаха, ожидающего знака свыше, — до скончания века. Ладка, никогда не отличавшаяся выдержкой, завистливо причмокнула.

— Упрямый ты как осел просто! Ну, не знаю я, когда отпуск дадут, не знаю. Хотела попросить на днях.

— Зачем?

— Как зачем? Отдохнуть немножко.

— Где? — не отставал братец.

Очень хотелось ответить, что в Караганде. Но Ладка была честной девочкой, в Караганду ехать вовсе не собиралась, поэтому сказала правду.

— На море? — подскочил Пашка. — А с кем?

— Вот это уже неприличный вопрос! — Лада погрозила пальцем.

— Нормальный вопрос. Я твой брат и хочу знать…

— Каждый охотник хочет знать, где живет фазан.

— Сидит фазан, — поправил Пашка. — И не хочет знать, а желает.

— Нет! Ты неправильно говоришь!

— Правильно! У тебя память плохая, не спорь!

— У меня отличная память. Я, например, помню, что ты имеешь собственную фирму, а стало быть, в данный момент должен руководить, поощрять и наказывать своих сотрудников, а не бедную, замученную сестренку!

Лада выдохнула и отхлебнула остывший чай.

— Ну и гадость, — поморщилась она.

— Просто ты нервная, — сдержанно разъяснил братец и завел по новой волынку «с кем, надолго ли и на какие шиши».

— Если ты мне снова будешь денег предлагать, лучше сразу забаррикадируйся в ванной, — предупредила Лада, — иначе я тебя побью!

— Кишка тонка, — усмехнулся Пашка, — я жду ответа!

— А я жду, когда вы с родителями наконец угомонитесь и перестанете меня опекать! Мне не три года! Я прилично зарабатываю!

— А почему в холодильнике только молоко? — неожиданно осведомился памятливый Аполлон.

— Тьфу ты!

— Вот, вот! Зарабатывает она!.. Короче, это тебе на билет и на жилье. А твоей зарплаты как раз хватит на солнечные очки и купальник.

Ладка скрипнула зубами, но сдержалась. Сказала только, что он отстал от жизни и купальники нынче стоят чуть дешевле норковых шуб.

— Налей еще чайку, я пойду оденусь.

— Давно бы так.

Зажав пачку купюр и горя желанием швырнуть их в невозмутимую физиономию братца, Лада ушла в комнату. Ну, ничего, ничего, за столько лет она научилась виртуозно избавляться от гуманитарной помощи.

Напялив сарафан и моментально став похожей на школьницу, Ладка появилась в коридоре.

— Ты бы пиджак снял. Жарко же.

— Да? Я привык в общем-то.

— Давай, давай, я в коридоре повешу.

Вот какая заботливая сестрица Аленушка. Повесила, складочки расправила, пылинку сдула, а во внутренний карман засунула злосчастные купюры.

Это становилось навязчивой идеей. Чем больше родные старались помочь ей материально, тем больше Лада сопротивлялась. Она вовсе не стремилась доказать свою независимость, просто ей казалось совершенно нелепым жить на деньги, заработанные кем-то другим. Раз уж она сама работает. Вот если бы дома сидела, училась бы если, буквально не отрывая головы от конспектов, или там инвалидом каким была, тогда… В общем, ясно. Она самостоятельный человек и все сумеет. И в отпуск поедет на море — на свою собственную зарплату!

Для Пашки манипуляции с деньгами прошли незамеченными. Отдуваясь, он допивал третью чашку чая.

— Надо было тортик купить, да? Я чего-то не догадался.

И слава Богу! Видать, заглянул по дороге, бегом-бегом, иначе приволок бы вагон и маленькую тележку продуктов. Так чаще всего он и поступал.

— Так что? На чем мы остановились? — уставился он на нее.

— В каком смысле?

— С кем ты едешь на море?

— Паш, мне двадцать четыре года и…

— С любовником, значит, — кивнул он.

Она почему-то покраснела. Любовника не было. Да и не нужен он ей, любовник-то. Вот если бы принц. Да на белом коне. Хотя, нет, на коне — банально. Пусть будет на кобыле в яблоках.

А она пристроится за широкой спиной, обхватит руками могучие плечи, и прижмется щекой, и навстречу им полетит горизонт, и будет трепетать на ветру венок из одуванчиков, а вокруг заструятся поля, высокие травы, аромат земляники, ромашковые сугробы, бескрайняя свобода.

Ну-ну. Мечтать, как говорится, не вредно.

— Пусть с любовником, — выпалила Лада злобно, — думай, как хочешь!

— И куда вы собираетесь? В Крым? На Кавказ?

— Я еще не знаю.

— У него мобильный есть? Впрочем, не надо. Я тебе куплю. И не вздумай отключать, иначе родители с ума сойдут!

Она обреченно вздохнула. Ну что с ними делать, а? Ничего.

Надо было быть тихой, прилежной девочкой, а не гонять с мальчишками в футбол, не жечь костры под окнами мирных соседей, не подсовывать учителям в сумки декоративных мышей и диких ежиков, не попадать в детскую комнату милиции «за нарушение общественного порядка путем напугивания граждан дикими завываниями и переодеванием в привидения». Над этой формулировкой, помнится, хохотала одна Ладка, остальные «привидения» притихли, ожидая расплаты.

…Да, надо было раньше думать. Последствия оказались необратимыми, и ей, наверное, никогда уже не удастся убедить близких в своем здравом рассудке. А может быть, действительно завести любовника, купить серьезный офисный костюмчик, сделать маникюрчик, научиться говорить спокойно, без детской восторженности и ехидства, почитывать на досуге «Космо» и не загибаться от хохота, глядя «Ералаш»?!

Хотя бы попробовать.

И тогда никто не посмеет относиться к ней, как к великовозрастному дитяте!

— Паш, не нужен мне телефон, — сказала она устало, решив, что попытка — не пытка, — никуда я не поеду.

Вместо этой авантюры лучше ей заняться учебой, вот что!

— Как это не поедешь? Ты же говорила, что…

— Я передумала.

— Да врешь! Ну, почему ты все время врешь? Даже про любовника наврала!

Лада вытаращила глаза.

— Наврала?!

— Конечно. Если вы едете вдвоем, тогда зачем тебе… — он вдруг замолк, взглянул на нее опасливо и стал надрывно кашлять.

— Зачем мне что?

Сестра с подозрением прищурилась. Актер из Пашки был никудышный, и кашель звучал чрезвычайно фальшиво. Однако она протянула стакан с водой и сделала вид, что не заметила, как брат мучительно придумывает ответ.

Он чуть не проговорился, болван! Тамара ведь попросила вызнать все потихоньку, особо подчеркнув, что палатка, которую Лада просила, — одноместная. Стало быть, сестра собирается куда-то в гордом одиночестве! А никак не в компании любовника! Пашка совсем про это забыл. Да и вообще разговор с самого начала неправильно построил! Блин, он же блестяще проводит переговоры, а собственную сестру вывести на чистую воду не может!

Разведка накрылась медным тазом.

— Про любовника, между прочим, ты сам сказал, — заметила Ладка, когда брат перестал кашлять и принялся с интересом разглядывать потолок, — так что ничего я тебе не врала.