Юлия Туманова - Море волнуется — раз

— Ты же эту информацию не опровергла! Заставила меня считать, что все так и есть. Молчание, как говорится, знак согласия. Ты промолчала и тем самым подтвердила, что на юг едешь с любовником!

— Да ну тебя к черту! Что ты ко мне привязался со своим любовником!

— У меня нет любовника! — возмутился Пашка.

— У меня тоже, — горестно вздохнула Лада. Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Значит, поедешь одна? — успокоившись, спросил брат.

— Я еще не знаю, поеду или нет. Я в эту сессию три экзамена завалила, надо к пересдаче готовиться.

Пашка изумленно подвигал бровями. Сессия? Экзамены? Когда это подобная ерунда беспокоила сестрицу?

Снова она ему втирает очки.

Ну, ладно, а что же Тамаре рассказывать-то? То ли едет, то ли не едет, то ли к морю, то ли нет.

Пашка очень не любил выглядеть несостоятельным хоть в чем-то. Раз согласился помочь — лоб расшиби, но сделай! Вот так примерно звучал один из его жизненных принципов.

— Так что мне родителям сказать? Они же беспокоятся! — спросил Пашка, неожиданно осознав, что этот аргумент должен на сестру подействовать.

— Так это они тебя послали, — протянула она. — Очередная разведка боем? Откуда вы только узнали, что я собираюсь отпуск брать?

— Во-первых, меня никто никуда не посылал. А во-вторых, мы не узнали, мы только предположили.

— Ну, прям юные следопыты! — хихикнула Лада. — Ты им пока ничего не говори, я, когда соберусь, сама скажу.

Пашка вздохнул.

— Ну да, ты скажешь. С юга позвонишь, когда тебя уже по всему городу будут искать! Хоть бы раз ты, Ладка, подумала о родителях!

— Ты хочешь, чтобы я тебе назвала конкретное число? — злобно прошипела она, крайне раздражаясь из-за этого нелепого разговора.

Пашка кивнул и добавил, что о месте пребывания тоже хорошо бы узнать.

— Да не знаю я еще ничего! — простонала она.

— Вот в этом вся ты! Когда человек отправляется в отпуск, он заранее знает, куда едет, заказывает гостиницу, обговаривает все условия, прогноз погоды изучает… Если, конечно, это человек ответственный…

— Проще говоря, зануда. Как ты! Паш, я даже с работы еще не отпрашивалась, а ты тут рассуждаешь о моем отпуске, как о решенном деле. Иди лучше, поработай, а?

— Не отпрашивалась? — прищурился брат.

— Нет. И, скорее всего, меня не отпустят. Так что рано бить тревогу, скажи маме, что я остаюсь в пределах видимости и вы спокойно можете продолжать портить мне жизнь!

Она выскочила из-за стола и скрылась в комнате, так хлопнув дверью, что Пашка подскочил на стуле.

— Сумасшедшая, — пробормотал он, но пошел следом, уговаривая себя отнестись к очередному взбрыку сестры с пониманием. А что ему оставалось?

Она сидела на кровати, обхватив руками коленки, и раскачивалась, словно китайский болванчик.

— Ну, чего злишься?

Не глядя на брата, она разразилась длинной тирадой о причинах своей злости. Пальцев на руках не хватило, чтобы перечислить все. Тут был и неусыпный контроль, который установили за ней родители, и Пашкина навязчивая идея стать ее личным спонсором, и неосуществимая мечта отправиться на собственные средства к морю, и тяжелая работа, с которой, однако, не хочется расставаться, и жара в городе, и отсутствие воды в кране без всякого на то основания.

— Ну, отключили, значит, — робко предположил Пашка.

Сестра посмотрела исподлобья.

Редко с ней случались такие моменты откровенности, когда под напором эмоций выставлялись на всеобщее обозрение все проблемы — от мала до велика! Очень, очень редко! В остальное время Лада искренне полагала, что жизнь удалась, и радовалась этому.

Видимо, сегодня умение радоваться отключилось. Как вода.

— Хрен с ней, с водой, — решила Ладка. — Ты вот что мне скажи, братец разлюбезный, тебе нравится меня мучить?

— Я тебя не мучаю!

— Ты хочешь, чтобы мне было хорошо? — тоном профессионального шантажиста спросила она.

Паша кивнул, ожидая подвоха.

— Тогда, пожалуйста, не предлагай мне больше денег, а? И перестань строить из себя мою дуэнью. Я сама смогу заработать и сама смогу за себя постоять, ясно?

— Конечно, — неожиданно согласился он. Ладка настороженно впилась в него взглядом.

Неужели, наконец, понял? Или придуривается? Да нет, брат не умеет притворяться.

Пашка не умел. Но учился. Более или менее он с заданием справился, кое-что о планах сестрицы узнал, и теперь с легким сердцем может встретиться с Тамарой и доложить обстановку. План по облагодетельствованию Ладки смутно, но неотвратимо складывался у него в голове. Конечно, одну с палаткой на море отпускать ее нельзя. Это ежу понятно. Но отдохнуть сестренка все-таки должна. Городской пляж вряд ли подойдет для плодотворной релаксации. Значит, надо отправить ее на море с максимальным комфортом. Но как это сделать, чтобы ее дурацкая гордость не пострадала, вот вопрос!

Будь у него хоть немного фантазии, все было бы гораздо проще. Ну, придумал бы он подсунуть ей план с местонахождением клада. Она бы поверила, наивная же. Только ему это даже в голову не пришло.

Зато Пашка догадался усыпить бдительность сестрицы, согласившись со всеми ее аргументами.

— Ну, я пошел, — поднялся он.

Тамарину просьбу он выполнил, чего еще? Теперь пусть она поступает с информацией, как хочет. Может, до клада додумается, может, еще какой фокус сочинит.

Лада обрадовалась и удивилась одновременно.

— Ну, иди, — с сомнением разрешила она.

Неужто у нее получилось? До Пашки дошло, наконец-таки, что сестра — состоявшаяся личность, на свободу которой посягать просто безнравственно.

Нет, на такую удачу надеяться глупо.

Но прогресс в отношениях явно наметился.

* * *

Он открыл водительскую дверцу, и тут за спиной вкрадчиво спросили:

— Ну, как?

Павлу Антоновичу изменило привычное хладнокровие. И он заорал, как самый обычный мужик, которого женская глупость довела до белого каления.

— Чего подкрадываешься?! Что за детский сад?! Я же сказал, что позвоню!

Тамара не знала, что Пашка умеет гневаться, и на всякий случай выставила перед собой сумочку.

Кто его знает, на что он способен в ярости! А красив-то, Господи Боже мой, дай мне силы это вынести!

— Извини, пожалуйста, — покаянно пролепетала она, — у меня просто запись закончилась, и я решила к Ладке заскочить, а тут ты, и я…

— Понятно, — буркнул он, — не терпится узнать результаты переговоров? Залезай, поговорим.

Она послушно плюхнулась на водительское место. Пашка хмыкнул сердито, но возражать не стал, обошел машину и сел рядом.

— Теперь давай серьезно. Мы с тобой не Деды Морозы, а Ладка не пятилетний ребенок, чтобы поверить в подарки, свалившиеся с неба…

Тамара слушала завороженно и ни черта не понимала, кроме того, что он только что произнес распрекрасное слово «мы». Даже не так! Даже лучше — «мы с тобой!»

Кто сказал, что первая любовь быстро забывается и остается на всю жизнь лишь смутным, светлым воспоминанием?!

Глупость какая. Она не хочет воспоминаний, она хочет, чтобы он всегда говорил «мы», смотрел на нее своим серьезным, вдумчивым взглядом, держал за руку и объяснял простые вещи.

Что он, кстати, объясняет?

Тамара выплыла на поверхность и напряженно вслушалась.

—…так что забудь об этой ерунде.

— Погоди, Паш, но ты же сам за нее переживаешь!

— При этом я понимаю, что в принципе Ладка права, — досадливо возразил он. — Мне бы тоже не понравилось, если бы кто-то взялся меня опекать.

— Кто-то? Ты ее родной брат! А мы — лучшие подруги!

— Это не меняет дела, — поморщился он, — я, конечно, могу купить ей путевку, нормальную путевку с оплаченной гостиницей, и никакая палатка ей не понадобится. Но она ведь не возьмет.

Тамара смело ткнула его в грудь.

— Ну вот! В том-то и беда!

— Но я же не могу ее связать и силком заставить жить за мой счет!

— Не надо силком, надо хитростью. Она же доверчивая — ужас! Хотя сама все время прикалывается, но поверит любой ахинее.

Нечто подобное и ему приходило в голову. Ну, насчет клада.

Пашка посмотрел на часы, потом с сожалением на Тамару.

— Спешишь? — поняла она.

— Вообще-то, да. Давай вечерком встретимся, если хочешь, и толком поговорим. Хотя, честное слово, я не вижу смысла.

Еще бы он видел смысл с ней разговаривать! Она кто? Подруга сестры. Гадкий утенок, превращение которого в белого лебедя никто не заметил. И не заметит.

Так что успокойся и возвращайся к мальчикам из «Богатырей», найди среди них подходящую партию, сыграй шикарную свадебку… И перестань уже надеяться на что-то отличное от одноразового секса или длительных, но не обременяющих связей, с обязательным походом на модную премьеру, быстрым чмоком в краешек губ, дежурным «ты отлично смотришься, детка!», с похмельем, с изжогой, с чужими трусами на подоконнике, с поспешной игрой в семейный завтрак и суетливым прощанием.

О’кей. Она жила так и будет жить дальше.

— Ну, не нервничай ты так, — потряс ее ладонь Пашка.

Жаль, что она не научилась притворяться. Сидела бы сейчас с невозмутимой мордой, независимая, прямая, улыбчивая. Ну, очень жаль, не умеет она так!

А он решил, будто Тамара горюет о несчастной судьбе подруги. Мерзко получается.

— Ладно, я пойду. Извини, что отвлекла тебя от работы.

— Да погоди ты, — он машинально стиснул ее пальцы, — ну, хочешь, давай придумаем что-нибудь.

Какой из тебя придумщик, злобно прошипел внутренний голос. Без того, что ли, проблем мало? Куда тебя понесло-то? Интриги плести, в авантюры ввязываться… И все для того, чтобы популярная телеведущая — бывшая шмокодявка с белобрысыми ресницами, огромными бантами, в накрахмаленном передничке — не глазела сейчас так горестно?!

Э-э-э, Паша! Впечатлительный ты стал, просто меры нет. И с чего бы вдруг?

Тамара замерла, глядя на его кулак, в котором поместилась целиком ее ладошка.

— Ну что? — Он сосредоточенно сморщил лоб. — У тебя предложения есть? Как мы отправим Ладку на море?

Он снова сказал «мы», и Томка изо всех сил принялась думать. Это шанс, вдруг поняла она. Если Пашка на самом деле проникнется ее тимуровской идеей, у нее будет официальный повод видеться с ним. А там — чем черт не шутит?! Вдруг ей уже не нужно будет шляться по кабакам, упражняться в Камасутре, а за утренней чашкой кофе зевать от скуки и тошноты?

— Давай все-таки встретимся вечером, — решилась она, — и в спокойной обстановке все обсудим.

Вот так. И будь что будет!

Агнессе Васильевне грозила судьба любопытной Варвары, которой на базаре нос оторвали. Однако этот факт ничуть не пугал, а только подбавлял адреналину, и Агнесса Васильевна, прижав ухо к замочной скважине, мысленно повторяла про себя, что риск — благородное дело. То, что подслушивать чужие разговоры уж точно не благородно, она забыла.

Больно уж интересная жизнь пошла у хозяина! Как тут усмирить любопытство, когда прямо у тебя перед носом кипят такие страсти!

— Пусти, недоумок! Я опоздаю на работу! — в очередной раз завопил женский голос.

А мужской взревел раненым зверем:

— Какая работа?! Сто раз тебе говорил, что пора уволиться!

— Вот уж не дождешься! Я не собираюсь всю жизнь просидеть в золотой клетке и быть бесплатной домработницей!

— Фирочка, что ты говоришь! У нас есть домработница!

Точно, есть. Та самая, что в данный момент вместо своих непосредственных обязанностей увлеченно следит за развитием событий.

Последние три года жизнь Агнессы Васильевны была невероятно, просто убийственно скучна. Эдуард Шабловский — да просто Эдик, как разрешил он себя называть, — вел чрезвычайно однообразное существование. Семь дней в неделю он уезжал из дома на рассвете, а возвращался за полночь, едва волоча ноги от усталости, быстро уминал ужин и плелся в холостяцкую спальню. И не было у него ни минуточки, чтобы посмотреть, допустим, телевизор, попариться в баньке, сыграть в теннис. Нет, Эдик только трудился. Будто чернорабочий, а не один из богатейших людей города. Или даже области!

Пока он множил свое состояние, бедная Агнесса Васильевна изнывала в одиночестве в огромном доме. Кроме нее тут были только две кошки, собака и свирепого вида охранник Зураб, большую часть времени проводивший в будке у ворот. Это только поначалу женщина радовалась, что в ее безраздельное владение поступил целый дворец, где она должна поддерживать чистоту и порядок. Через недолгое время Агнесса Васильевна уже едва не выла от тоски. С уборкой-готовкой она справлялась в два счета. Гости к хозяину ходили всегда одни и те же, — детина под два метра с жуткой физиономией маньяка-убийцы и громогласные, смешливые близнецы, — детину Агнесса боялась до обморока, а братьев слегка презирала за глупые шутки, которые они постоянно откалывали. Могли, например, пробраться на кухню, пересыпать соль в сахарницу, и наоборот. Хозяина всегда подбивали на какие-то безумства, вроде прыжков с Чертовой горы. Еще и голышом! В общем и целом общаться с ними Агнессе Васильевне не представлялось возможным.