Анна Невская - Моя Ева

С мыслью, что не нужна собственной матери, смирилась, как только узнала об образе жизни, который та вела. Наверное, слепая жажда роскошной и беззаботной жизни, заставила ее забыть о существовании дочери, которая напоминала о прошлом.

Не могу описать эмоции, когда узнала, что у меня есть сестра, на три года младше. В тот же день нашла ее страничку в Инстаграм и с упоением начала следить за ее жизнью. Милана произвела на меня невероятное впечатление – она не выставляла стандартные фото типичных мажоров, селфи с томными взглядами, фото экзотических блюд. Вела трэвел-блог, рассказывая в оригинальной и интересной форме о местах, где ей посчастливилось побывать. Иногда публиковала фото с матерью, на которые со временем я выработала иммунитет. Душевная боль уже не была настолько яркой и невыносимой, как в первый раз, когда увидела их вместе.

Но сегодня, заметив неподдельную заботу Инессы Львовны, обращенную к своей дочери, дала волю душераздирающим эмоциям, огромной волной нахлынувшим на меня, лишая самообладания.

Если бы осталась еще хоть на несколько секунд дольше рядом с ними, боюсь, что не сдержалась бы и на прямую задала вопрос:

– Неужели не узнаешь? Неужели не помнишь?

Я стою одна на небольшой тускло освещенной террасе. Ночной прохладный ветерок заставляет поежиться, и я обнимаю себя руками. Августовская ночь ненавязчиво окутала своей темнотой, даря уединение.

– Почему ты плачешь, Ева?

Он снова появился внезапно, нарушая между нами какие-либо границы. Добровольский находится позади меня настолько близко, что я чувствую на щеке его дыхание.

– Я не плачу.

Уже.

– Зайдем внутрь, ты вся продрогла.

Он, как всегда, все знает – кончики моих пальцев действительно ледяные, несмотря на теплую ночь. Я не сопротивляюсь, когда на плечи ложится мягкая ткань. Утыкаюсь носом в ворот его пиджака и делаю глубокий вдох, заполняя легкие запахом.

Мягко разворачивает к себе лицом и заставляет запрокинуть голову, когда ровным голосом просит на него посмотреть.

– Ты плакала.

Это не вопрос, а утверждение. От его взгляда ничего не утаить. Я мотаю головой и закрываю глаза.

– Ева-а, что случилось?

Неподдельная тревога в его голосе заставляет меня всхлипнуть. Изо всех сил стараюсь взять себя в руки, чтобы вновь не расплакаться.

Добровольский рукой тянет меня за шею, и я, чтобы не потерять равновесие, упираюсь ладонями в его твердую грудь. Мы несколько секунд непрерывно смотрим друг другу в глаза.

Не сдерживаюсь и тихо задаю вопрос, который так сильно и бесконечно долго меня мучает:

– Почему одни от меня отказываются, а другие прогоняют? Что со мной не так?

Игорь выглядит озадаченным моим вопросом. И по глубокой линии между бровями понимаю, что ему не нравится то, что он слышит.

– Пойдем поговорим, – решительно извещает он.

Его рука опускается на мою поясницу, и мужчина легким движением толкает меня к дверям.

– Принесите горячий чай с лимоном и коньяк, – дает распоряжение Добровольский домработнице, которую мы встречаем в холле дома.

И только когда мы оказываемся в незнакомой комнате и за нами закрывается дверь, я понимаю всю неправильность ситуации.

– Игорь Андреевич, я должна идти. Меня, наверное, уже ищут.

Я скидываю его пиджак, лишая себя тепла и удовольствия вдыхать запах, что так люблю. Протягиваю вещь Добровольскому, но тот игнорирует мой жест, пригвоздив меня тяжелым взглядом к полу. Мне остаётся лишь аккуратно повесить пиджак на спинку кресла.

– Я слишком долго отсутствовала, – с нажимом говорю, надеясь, что он позволит пройти к выходу.

– Присядь, Ева.

Мысленно простонала, услышав его покровительственный тон.

– Игорь Андреевич, кажется, вы не понимаете. Я здесь на службе, хоть и временной. И моих обязанностей пока еще никто не отменял.

– Умница. Ключевое слово «пока».

Он разворачивается и направляется к выходу.

– Вы куда? – вскинулась я.

– Сиди здесь, Ева, и никуда не уходи, – бросает на ходу.

– Игорь Андреевич!

Вот черт. Что-то мне подсказывает, что он идет отменять те самые обязанности. Плохо дело. А ведь он действительно способен на это и сейчас наверняка разыскивает моего супервайзера, чтобы обо всем договориться.

Я не смею ослушаться и остаюсь, дожидаясь его возвращения. Через минут десять Добровольский заходит в комнату, а за ним та самая домработница с подносом в руках. Она оставляет его на низком столике и, вежливо кивнув, покидает нас, плотно закрыв за собой дверь.

– Может, все-таки присядешь?

У меня нет ни сил, ни желания с ним спорить, слишком истощена морально, чтобы отстаивать свою позицию. Поэтому сажусь в кресло, на спинке которого все еще висит пиджак Добровольского.

А он тем временем подходит к столику и наливает в чашку из заварного фарфорового чайника горячий напиток. Добавляет сахар, дольку лимона и коньяк.

– Я не буду это пить, – сразу извещаю Добровольского.

– Будешь, Ева.

– Я на работе.

– Уже нет.

Все-таки поговорил с Макаром. Выдыхаю и считаю в уме до пяти.

– Знаете, Игорь Андреевич… я очень благодарна за то, что вы мне помогли с работой, и за приличную зарплату, которую получаю. Я прекрасно понимаю, что она завышена в разы и что я не доросла еще до нее, но это не дает вам никакого права вот так вмешиваться в мою жизнь.

Стоит, невозмутимо холодный, и сквозь густые ресницы разглядывает мое лицо.

– Все сказала?

– Вы меня подставляете перед другими. Вы это понимаете?! Или вы делаете лишь то, что взбредет вам в голову, не думая об окружающих?

– Сбавь обороты, Ева. Не повышай голос.

Ух! Какой же он надменный и высокомерный. И это превосходство, мелькнувшее в его взгляде, невыносимо раздражает и нервирует.

– Я хочу уйти.

– Сначала мы поговорим, а потом я отвезу тебя домой.

– Вы перегибаете палку, Игорь Андреевич, – устало говорю.

Мужчина садится в кресло напротив меня и оттягивает узел галстука. В вороте белоснежной рубашки открывается сильная шея и поросль черных волос.

Отвожу взгляд и беру блюдце с чашкой, от чего ранее отказалась. Делаю осторожный глоток, обжигая горло горячим сладким чаем, чувствую еле уловимые нотки коньяка, которые расслабляют и успокаивают нервы.

– Кажется, ты ранее задала мне вопрос.

Кидаю быстрый взгляд поверх белого фарфора.

Я бы смотрела на него вечно, если бы имела такую возможность. Мне нравится, как он сейчас выглядит в свете тусклой настольной лампы и как сверкают его бездонные глаза. Мы находимся недалеко друг от друга, между нами всего лишь маленький журнальный столик, и я чувствую невидимые эманации, исходящие от его сильного тела. Моя кожа их с легкостью впитывает, а кровь по венам разгоняет разряды многовольтного тока. И неожиданно становится так жарко, словно раскаленный шар взрывается в моей груди и огненной лавой опускается ниже и ниже, пока не достигает низа моего живота.

– Ева-а…

– Мало ли что я спрашивала. Я уже не помню, – бормочу себе под нос и делаю еще один глоток приятного напитка.

– Не проблема. Я могу напомнить, – он подается вперед и, упершись локтями на колени, складывает руки в замок.

– Давайте мы как-нибудь в другой раз это обсудим? – с надеждой предложила я.

Или вообще никогда.

Откидываюсь на спинку кресла, стараясь таким образом увеличить между нами дистанцию. Напрасно. Его все равно слишком много. Он все равно слишком близко.

– Ты никогда не производила впечатление закомплексованной личности. Да, порой застенчивая и стеснительная, но не закомплексованная. А сегодняшняя твоя фраза показала истинное положение дел. Ты себя недооцениваешь, я тебе и раньше это говорил.

– Решили заняться моим психоанализом?

– Зачем? Мне это не надо. Ты и так слишком открытая, и твой взгляд, жесты, мимика – все это выдает тебя с головой.

Его взгляд становится цепким, а голос хриплым.

– Тебя так легко прочесть, Ева-а. Все твои мысли отражаются на лице.

Опускаю глаза и вновь делаю глоток успокаивающего напитка. Чашка греет мои руки и, парадокс, его присутствие тоже согревает меня. Размеренный спокойный голос обволакивает, расслабляя, и я ловлю себя на мысли, что провела бы всю оставшуюся ночь рядом с ним, просто так, сидя напротив и слушая глубокий бархатистый голос.

Короткий стук в дверь прерывает наше уединение, и на пороге появляется хозяйка дома. От неожиданности вскакиваю на ноги, чувствуя себя до невозможности неловко, и с шумом ставлю на стол чашку. Фарфор громко звякает о стеклянную столешницу.

– О-о, простите. Я, наверное, помешала вам, – озадачено выдает она, при этом выглядит растерянной, продолжая стоять в дверях и не решаясь войти в кабинет.

Добровольский как ни в чем не бывало встает и ровным голосом сообщает:

– Мы уже уходим, Инесса.

– Уходите? Вместе?!

– Мы знакомы.

От его голоса веет холодом. Двумя словами Игорь Андреевич перечеркивает у нее всякое желание задавать еще какие-либо вопросы.

– Не волнуйся, с менеджером Евы я поговорил. Гости уже начали расходиться, поэтому ты не почувствуешь отсутствие одного человека из обслуживающего персонала.

– Да-да, конечно.

– Пойдем, Ева.

Он берет свой пиджак и снова кладет теплую ладонь на мою поясницу, направляя к выходу. Инесса Львовна делает шаг в сторону пропуская нас, но, когда мы с ней равняемся, не сдерживаюсь и останавливаюсь рядом.

В близи вижу мелкие морщинки вокруг глаз, что выдают ее возраст, и, тем не менее, она выглядит потрясающе. Кожа гладкая и ухоженная, наверное, заслуга косметологов и омолаживающих процедур. На нее приятно смотреть, и если женщина и использует ботокс или филлеры, то однозначно рационально, не злоупотребляя ими.

– Еще раз с днем рождения вас, Инесса Львовна.

– Спасибо. – Выглядит обескураженной моим вниманием, да и голос слегка дрожит.

Мы уходим.

Оставляю позади человека, которого вряд ли когда-нибудь еще увижу. Смиренно принимаю правду жизни – меня не узнала собственная мать. Привет из прошлого в лице уже взрослой дочери ей не нужен, потому что у нее есть другая, более красивая и утонченная, – девочка, которой можно гордиться.

Что я чувствую сейчас? Наверное, облегчение. Словно камень с души упал. Теперь не тешусь надеждой о возможных отношениях с матерью, потому что сейчас точно знаю – меня вычеркнули, от меня избавились, про меня забыли. Я должна быть сильной и идти только вперед. Силы исчерпаны – горевать над собственной судьбой не буду и не хочу. Лучше сконцентрируюсь на чем-нибудь другом, ну хотя бы на работе, например. А потом, как-нибудь, когда-нибудь создам семью и рожу дочку. Буду ее любить больше всего на свете, буду ее баловать и обнимать пять тысяч раз за день, а ночью буду любоваться пухлыми щечками при свете лунного света и умилятся сопению.

– Как бы мне хотелось узнать, о чем ты сейчас думаешь.

Добровольский открыл передо мной заднюю дверцу Мейбаха. Я улыбнулась ему и прежде, чем занять место в салоне, тихо сказала:

– О будущем. Счастливом и прекрасном будущем.

– Как же сильно я по тебе скучала.

Маша крепко меня обнимает, а я с упоением вдыхаю запах ее неизменного Мисс Диор. Еле уловимые нотки жасмина и пачули – приятный коктейльный аромат, который ассоциируется исключительно с ней. Подруга не выпускает мои руки даже когда отстраняется. Разводит их в сторону, внимательным взором осматривая меня с головы до ног, отчего как никогда чувствую схожесть с ее отцом: цепкий взгляд зеленых глаз не уступает Добровольскому.

– Ты похудела, – слышу вывод ее наблюдения. – Но, скажу честно, мне нравится, как ты сейчас выглядишь. Тебе, конечно же, не помешало бы еще получить загар где-нибудь на берегу Индийского океана для полного комплекта, и, поверь, парни в очередь будут вставать, лишь бы мельком на тебя взглянуть.

– Ты преувеличиваешь, – смеюсь я. – Но все равно спасибо за комплимент. Очень приятно слышать. Ты, кстати, тоже выглядишь шикарно, путешествие пошло тебе на пользу.

Для встречи Маша выбрала ресторан, в котором я ранее работала. Мне идея очень понравилась, ведь я совсем не была против вновь увидеть своих бывших коллег. Нас лично поприветствовал и проводил к одному из самых лучших столиков Виталий Евгеньевич. Мне невероятно польстило такое внимание, и я искренне поблагодарила его за это.

– Как же я рада, что ты вернулась. Мы не виделись два месяца, а ощущение такое, будто прошел целый год. Мне, кстати, Саша писал несколько раз, про тебя спрашивал.