Император предложил всем по бокалу вина. Его супруга усадила Алексея в кресло рядом со своим, и начала расспрашивать о сестрах, их внешности, характере, талантах. Беседа, направляемая Елизаветой Алексеевной, продолжалась еще минут пятнадцать, потом императрица пригласила всех в столовую. К столу государь повел сестру, Алексей - императрицу, а граф Ожаровский - принцессу Амалию.

Обед прошел приятно, но Алексей заметил, что все его участники избегали даже упоминать имя Бонапарта, а императрица тщательно следила, чтобы никто не обсуждал и состояния дел в Европе. После обеда, когда дамы удалились переодеваться для маскарада, император спросил Алексея, как он будет одет вечером. Алексей рассказал о домино и маске, лежащих у его слуги в вестибюле дворца.

- Я тоже буду в домино, - сообщил Александр, - Ожаровский будет римским воином, а наши дамы будут богинями. Но, между нами, Венера при дворе уже есть. Пойдем, Алексей, покажу ее тебе, - позвал государь, направляясь на свою половину.

В своем кабинете император подошел к французскому бюро, принадлежавшему когда-то Людовику XIV, открыл его и показал Алексею небольшой овальный портрет, изображавший женщину ослепительной античной красоты. Князь не был с ней знаком, но друзья уже донесли до него сплетню, обсуждавшуюся во всех домах Санкт-Петербурга. Ему шепнули, что сердце государя прочно покорила Мария Антоновна Нарышкина, в девичестве княжна Святополк-Четвертинская, безоговорочно признанная первой красавицей России.

- Ну что, Алексей, хороша? - улыбнулся с видом собственника император. - Показываю тебе ее заранее, чтобы ты не думал за ней приударить и испортить нашу дружбу.

- Я запомню, ваше величество, - улыбкой смягчая серьезность своего ответа, кивнул на портрет Алексей.

Он прекрасно понимал, что братские чувства императора сразу закончатся, как только он засомневается в чувствах друга по отношению к своей женщине. Всем была еще памятна история их друга юности князя Адама Чарторижского, когда Александр заподозрил того во влюбленности в свою жену Елизавету Алексеевну. Для князя Адама это кончилось почетной ссылкой в Италию, где он жил уже десять лет, а для императрицы полным отчуждением мужа, выказывавшего ей почтение как государыне, но больше не хотевшего видеть в ней женщину.

Император отпустил Алексея одеваться и попрощался до маскарада.

Маскарад в Зимнем дворце собрал несколько сотен гостей. Лица скрывали или полумаски, оставлявшие открытыми только рот, или итальянские маски, закрывающие все лицо. Алексей надел поверх вечернего костюма, черный плащ-домино на алой подкладке и черную полумаску с носом-клювом.

Молодой князь не знал, как будут одеты его друзья-гусары, поэтому пытался угадать их под масками. Наконец, он вычислил их в костюмах средневековых рыцарей, одетых в шлемы с забралами. Нужно признать, что костюмы настолько хорошо скрывали лица, что он узнал друзей только по голосам. Когда Алексей к ним подошел, его шутливо отругали, что гусарский полк должен быть в одной форме, но он так же легко отшутился.

Начались танцы, князь давно не танцевал и сначала смотрел на танцующих, но потом, когда в зале танцевала уже почти сотня пар, тоже начал приглашать дам, выбирая наиболее стройных, резонно рассудив, что стройная женщина с большей вероятностью окажется молодой.

Помня о негласных правилах (второй танец за вечер с одной женщиной может скомпрометировать партнершу), он старался запоминать костюмы приглашаемых дам, чтобы не сделать ошибки. Легкий разговор во время танца ни к чему его не обязывал. Постепенно в душе Алексея разлилось легкое, игривое, беззаботное настроение. Ему нравилась музыка, нравился бал, нравились дамы, впервые за долгое время его отпустили заботы, и он захотел полностью отдаться очаровательному веселью маскарада.

Последней его партнершей в вальсе была высокая женщина с фигурой греческой богини, одетая в костюм итальянской маркизы прошлого века. Ее лицо было полностью закрыто белой маской, отделанной золотым кружевом, губы, сложенные в улыбку, тоже были нарисованы на маске золотой краской, волосы незнакомки были полностью скрыты убором из черных перьев, а в прорезях маски весело блестели лукавые черные глаза. Дама прекрасно танцевала, при этом во время танца сама смело прижималась к Алексею. Почувствовав призыв, исходящий от партнерши, князь применил старый трюк, начав говорить ей на ушко обычные комплементы тем частям ее фигуры, которые были открыты взгляду. Дама тихо смеялась, а потом предложила партнеру, проводить ее в пустую комнату, где она смогла бы немного отдохнуть от танцев.

Не понять такой грубый намек было невозможно, и Алексей вывел незнакомку из зала, увлекая в анфиладу комнат в северной части дворца. В первой же безлюдной комнате, она скользнула в альков, задрапированный бархатными портьерами, где стояли диванчики, обитые той же тканью. Дама бросилась на диван, потянув за собой Алексея, крепко обняла его и прижалась к нему всем телом.

- Не правда ли, тайна так завораживает, - шептала она, - вы не знаете меня, я не знаю вас, завтра мы пройдем друг мимо друга и не узнаем.

Руки незнакомки скользнули под плащ-домино и начали расстегивать на Алексее рубашку. Ее белоснежная грудь, открытая по последней французской моде очень сильно, находилась прямо перед лицом Алексея и когда он, легко потянув за лиф платья, обнажил ее, незнакомка издала гортанный стон, подхлестнувший молодого человека. Он хотел прижаться губами к нежным полушариям с крупными розовыми сосками, но ему мешала маска. С тихим ругательством он сорвал ее и отбросил в сторону.

Незнакомка обнимала его с нарастающей страстью, ее опытные руки скользнули за пояс его панталон и начали ласкать молодого человека, и так уже бывшего в боевой готовности. Алексей забыл всякую осторожность, задрав юбки женщины, он принялся гладить ее бедра, и тут же почувствовал, что дама исходит желанием. Алексей быстро расстегнул панталоны, и, подхватив бедра незнакомки, мощным ударом вошел в теплую глубину. Дама прижалась к Алексею, издала низкий стон, и резко откинула назад голову. От этого движения белая маска слетела с ее лица, и Алексей сквозь туман страсти, охватившей его, с ужасом увидел уже разрумянившееся от наслаждения прекрасное лицо с портрета в кабинете императора.

Князь мгновенно протрезвел. Ужас от того, что с ним случилось, погасил остатки страсти. Запахнув свое домино, он встал с дивана, одернул женщине юбки, натянул спущенное платье на плечи, извинившись, резко повернулся на каблуках и пошел к выходу из дворца. Он не сомневался, что при дворе всегда и везде имеются глаза и уши, и императору сегодня же будет все известно об этом печальном инциденте.

Приехав домой, он попытался залить разочарование водкой, но она его не брала. Под утро он забылся тяжелым сном и проспал до полудня. Разбудил его камердинер, сообщивший, что принесли письмо от государя. Алексей сломал печать и начал читать письмо Александра, написанное по-французски:

«Князь, я узнал, что вы не выполнили данное мне обещание, чем я очень опечален. Поскольку интересы вашей семьи требуют вашего присутствия в имениях, вы можете тотчас же ехать в Ратманово и заняться воспитанием сестер. Приказ о вашем бессрочном отпуске в полку мною уже подписан».

Под коротким письмом стояла знакомая витиеватая подпись императора.

Алексей молча сидел на кровати, он понимал, что это - опала, и гадал, распространится ли она на всю семью, включая сестер и бабушку, или только на него. Но делать было нечего. Алексей велел собирать вещи и рано утром выехал в Ратманово.

У князя было так тяжело на душе, что дорогу до имения своей бабушки он проехал, не обращая внимания ни на погоду, ни на пейзаж за окном, ни на города и села. Больше всего его печалила мысль, что он навсегда лишился дружбы Александра, а также пугало то, что он испортил судьбу сестер, и они не смогут найти себе достойных партий, имея опального брата.

Когда до Ратманова оставалось несколько верст, Алексей взял себя в руки. Чтобы не пугать родных, он решил сказать, что взял бессрочный отпуск в полку и хочет подольше пожить с сестрами и помочь бабушке с поместьями.

Но судьба смешала все его планы и намерения. Как только он вошел в дом, навстречу ему вышла совершенно седая, но все еще бодрая няня Тамара Вахтанговна, и по ее лицу Алексей понял, что в доме случилась беда.

- Мальчик мой, горе у нас, бабушка твоя совсем плоха, - заплакала старая грузинка, - все тебя ждет, спрашивает каждый час.

Алексей побежал наверх по лестнице. Около спальни бабушки он остановился, чтобы перевести дух, и осторожно постучал в дверь. Ему открыла горничная княгини, Авдотья Ивановна. В комнате находился и доктор, которого Алексей видел впервые. Лицо Анастасии Илларионовны стало совсем маленьким и совершенно бескровным, глаза ее были закрыты.

- Бабушка, я приехал, - позвал внук, взяв руку Анастасии Илларионовны, - посмотри на меня.

- Алеша,- услышав родной голос, старая княгиня открыла глаза и попросила, - пусть все уйдут, нам нужно с тобой поговорить.

Все находящиеся в комнате вышли. Алексей сел на стул рядом с кроватью, взял бабушку за руку и приготовился слушать.

- Алеша, ты меня не перебивай, выслушай внимательно, - шептала княгиня чуть слышно, - сестер береги, они и так богаты, да я еще им по сто тысяч оставляю, пусть замуж выйдут по любви, за кого захотят, хоть за нищего.

- Я обещаю, бабушка, все будет так, как ты хочешь.

- Алеша, я очень боюсь за тебя. Ты должен поскорее жениться и получить наследников. Я все оставляю тебе, завещание - у барона Тальзита. Обещай мне, что женишься, - потребовала Анастасия Илларионовна, и на мгновение в ее голубых глазах мелькнула прежняя сила.

- Обещаю в ближайшее время выбрать хорошую девушку, похожую на покойную маман, и жениться, - согласился Алексей и пожал руку бабушки, как бы скрепляя обещание.

- А сейчас позови Тамару Вахтанговну, - обессиленная долгой речью, княгиня закрыла глаза.

Когда Тамара Вахтанговна вслед за Алексеем вошла в спальню, княгиня приоткрыла глаза и слабо повела рукой, как будто что-то прося. Старая грузинка вынула из комода, стоящего у окна, синий бархатный мешочек, и достала из него тяжелую золотую цепочку с золотым крестом необычной формы, украшенным аметистами и жемчугом, в центре креста переливался огромный бриллиант исключительной красоты. Она протянула драгоценность Алексею.

- Я обещала твоему отцу передать его тебе перед твоим венчанием, - прошептала Анастасия Илларионовна, - прощай Алеша, выполни мои просьбы, я буду молить господа за тебя, а сейчас позови отца Василия.

Княгиня закрыла глаза. Алексей поцеловал ее руку и вышел из спальни, сжимая в руке бархатный мешочек. Отдав распоряжение срочно позвать священника, он прошел в свою комнату. Подойдя к окну, молодой человек развязал бархатный шнурок и посмотрел на крест. Огромный бриллиант брызнул снопом искр под солнечными лучами. Повернув крест другой стороной, он увидел надпись, сделанную незнакомой вязью.

Решив, что, наверное, написано по-грузински, Алексей пообещал себе спросить няню, откуда этот крест и что означает надпись. Он убрал драгоценность в маленький потайной ящик бюро, открывавшийся при выдвижении нижней панели. Быстро сменив дорожную одежду на обычную, князь спустился вниз в надежде поговорить с доктором.

В гостиной он увидел дядю, читающего какие-то бумаги в кресле у камина. При виде Алексея тот поднялся.

- Здравствуй дядя, - поздоровался Алексей, - ты давно здесь? Я уезжал три недели назад, бабушка была здорова, ничего не предвещало болезни.

- Я приехал десять дней назад, она уже была простужена, - развел руками князь Василий, - доктор сначала не беспокоился, а теперь говорит, что сердце сдает, ведь ей восемьдесят пятый год. Я хотел побыть неделю и уехать, но теперь останусь до конца.

То, что князь Василий говорил так определенно о скорой кончине своей матери, покоробило Алексея, он отвернулся от дяди и под предлогом, что ему нужно найти доктора, вышел из гостиной. Молодого доктора он нашел около больной и вызвал в коридор. Врач рассказал Алексею, что он доктор Кирсанов из уездного города, а сюда его привез барон Тальзит неделю назад.

- У княгини сначала была простуда, она не вызывала ни у кого опасений, - рассказывал он, - но дня четыре назад, княгине стало хуже, у нее начало отказывать сердце. Ваша бабушка все слабее и слабее. Я боюсь, что она уже больше не сможет встать.

- Но она вообще никогда не жаловалась на сердце, - воскликнул Алексей,- простуда, головная боль, больные ноги, но не сердце.

- Возможно, сердце уже было слабым, но не давало о себе знать болями, - рассуждал доктор, - но простуда спровоцировала болезнь, а возраст вашей бабушки усугубил ситуацию.