Бекке вдруг показалось, что Девлин сумел прочитать те ее мысли, которые она прятала даже от Билла. Он уловил ее разочарованность лондонской жизнью, где их маленькая семья не живет, а яростно борется за существование. Они с Биллом заслуживают большего, чем эта повседневная борьба.

Бекка осторожно возразила, сказав, что они вынуждены довольствоваться имеющимся. Должно быть, в Шанхае действительно можно быстро сделать карьеру, но там нужны холостые юристы, не обремененные семьей.

— А вот и ошибаетесь, — засмеялся Девлин. — Шанхай словно создан для семейных юристов и вообще для семейных мужчин. Семья придает мужчине стабильность. Честолюбие устремляется в достойное русло. Мужчина знает, ради кого он трудится. А для холостяка в Шанхае слишком много… отвлекающих моментов. Если вы решитесь туда переехать, то вскоре научитесь безошибочно распознавать все шанхайские ловушки.

Не дожидаясь, пока Бекка спросит, есть ли семья у него самого, Девлин достал бумажник и извлек оттуда фотографию миловидной женщины средних лет и троих улыбающихся сорванцов. Англичанин добавил, что очень ценит сотрудников, имеющих семьи. По его словам, такие люди «делают ставку на будущее».

Бекка повернулась к Шейну, который слушал вдохновенный монолог коллеги и криво улыбался. Она спросила, нравится ли его жене жизнь в Шанхае. Шейн ответил, что не женат, и они все засмеялись.

В это время в зале появились волынщики, игравшие «Flower of Scotland».[7] Обед завершился. Приглашенные начали вставать из-за столов. Билл, воспрянув духом, поспешил к жене. Бекка услышала, как Девлин приглашает мужа позавтракать вместе и поговорить о будущем. Она знала о таких беседах, где произносится мало слов, но каждое обладает глубоким подтекстом.

Когда Билл взял жену за руку и уже собирался направиться к выходу, Хью Девлин вдруг сказал ему:

— Мне нравится, что вы женаты.


Ровно в полдень она забрала Холли из школы. Девочка могла бы оставаться там до трех часов, однако Бекка решила, что для первого дня вполне достаточно. Вдобавок она побаивалась, что дочка начнет скучать и, чего доброго, расплачется.

— Она вела себя хорошо и совсем не скучала по мамочке, — сказала учительница-австралийка, выразительно поглядев на Холли.

Бекка поняла смысл невысказанных слов: «Разве у нас можно скучать?»

Держась за руки, мать и дочь прошли по немноголюдным улицам Губэя до «Райского квартала». Дома Холли уселась играть со своими кукольными принцессами, а Бекка наконец-то смогла заняться распаковкой коробок.

— А куда папа поезжал? — спросила Холли.

— Надо говорить «поехал», — поправила ее Бекка.

— Я все время путаю, — призналась дочка.

Бекка раскрыла большой чемодан. Костюмы. Темно-синие. Идеальная униформа для молодого добросовестного юриста.

— Твой папа поехал на работу, радость моя.

Холли ударила пластиковой головой принца по своей ладошке. У принца было звучное имя Очаровательный.

— Я хочу поговорить с папой.

— Ты обязательно поговоришь с ним, но вечером, — пообещала Бекка.

Но она сомневалась, вернется ли Билл до того, как Холли уляжется спать. Вряд ли, хотя он обязательно постарается. И все равно ей плохо в это верилось.

Устав от разборки коробок, Бекка решила сделать перерыв и выпить чаю. Пока чай заваривался, она подошла к окну и выглянула во двор. Пусто. Наверное, в такое время девушки из «Райского квартала» еще спят.

Глава 3

Фирма занимала три этажа одного из пудунских небоскребов. Здание было совсем новым. Биллу казалось, что нос еще улавливает запах свежей краски. Он сидел спиной к окну. За окном, в летней дымке, расстилалась панорама финансового сердца Шанхая.

Небоскребы Пудуна чем-то напоминали замки из романов Толкина. Главные цвета — стальной, золотистый и черный, причем черными были громадные стеклянные панели. Одно из зданий походило на стоэтажную пагоду. У другого всю боковую стену занимал гигантский жидкокристаллический экран, на котором улыбающаяся красотка неутомимо рекламировала выгоды и преимущества какой-то телефонной компании. Но истинными хозяевами ландшафта были высоченные подъемные краны.

На столе Билла аккуратными стопками лежали папки с черновыми вариантами контрактов. Справа в серебристой рамке стояла семейная фотография: Холдены на пляже одного из островов Карибского моря. Улыбающиеся Билл и Бекка по колено в лазурной воде, а на руках Билла хихикает счастливая двухгодовалая Холли. Бекка была в потрясающем оранжевом купальнике. Улыбки всех троих казались немного застенчивыми — наверное, потому, что аппарат находился в руках незнакомца, любезно согласившегося сделать снимок. Тогда Бекка еще работала, и они могли себе позволить такое путешествие. А потом… потом им стало не до этого.

Всякий раз, когда взгляд Билла падал на фотографию, он улыбался.

Ему поручили заниматься документами, касавшимися развития одного из шанхайских пригородов. Проект назывался «Зеленые земли». По завершении строительства на месте бедной деревушки должен возникнуть настоящий рай для шанхайских нуворишей. «Баттерфилд, Хант и Вест» представляла интересы немецкой фирмы «Дойче Монде», инвестировавшей деньги в проект. Судя по документам, деловые отношения с немцами были достаточно тесными.

— Скажите, а эти немцы платят нам по фиксированным расценкам? — спросил Билл вошедшего в кабинет Шейна.

Австралиец покачал головой. Билла это удивило. Обычно клиенты пытались навязать юридической фирме фиксированные расценки ее услуг и платили за общий объем. Мотивы были вполне понятны: если платить юристам за каждый час работы, стоимость юридических услуг взлетит до небес.

— Я понимаю, о чем вы, — усмехнулся рослый австралиец. — Наслышаны о скаредности немцев? Но «Дойче Монде» не мелочится. Потому мы так и держимся за сотрудничество с ними.

Шейн бегло пролистал несколько папок, лежавших на столе Билла.

— Уверяю вас, дружище, немцы построят там настоящий рай. Плотность населения этого рая — сто миллионеров на одну квадратную милю. Представьте себе, немцы решили скопировать все чудеса Версаля. Один к одному. Такие же сады, купальни, павильоны. Даже «Комната ужасов». И разумеется, огороженная территория с круглосуточной охраной, чтобы не пролез ни один ублюдок, привыкший мочиться прямо на улице. Просто сказка.

Билл откинулся на спинку стула. В одной руке он держал планы строительства, в другой — карту будущего рая. Пока что там располагалась заурядная китайская деревушка, окруженная полями.

— Насколько я понимаю, немцы собираются строить этот рай на месте крестьянских полей, — сказал Билл, передавая Шейну карту.

— Вы правы. Деревня называется Яндун. Ее жители из поколения в поколение занимаются разведением свиней.

— А кто нынешний владелец земли? — спросил Билл.

Шейн вернул карту на стол.

— Народ, — ответил он.

Билл еще раз взглянул на карту, затем поднял глаза на австралийца.

— Если я правильно понял, земля принадлежит крестьянам деревни Яндун?

— Нет, дружище. Земля принадлежит народу. В Китае вся земля, включая и сельхозугодья, является государственной собственностью. А государство отдает землю крестьянам в долгосрочное пользование. Иначе говоря, в аренду. У каждой семьи в Яндуне есть соответствующий договор с государством, где все это оговорено и закреплено. Так что немцам придется выкупать землю не у жителей Яндуна, а у местных властей.

— А что будет с крестьянами?

— Получат компенсационные пакеты и, думаю, с радостью помашут ручками своим свинкам. На хрюшках им вовек таких денег не сколотить. Средняя стоимость коттеджа в «Зеленых землях» — два миллиона долларов. И не сомневайтесь, коттеджи будут покупать. В Шанхае хватает тех, кто может себе это позволить. Участки разойдутся еще до начала строительства. Здесь такое не редкость. Через год на месте свинарников будут стоять дворцы. И все будут довольны.

В кабинет вошел лысеющий блондин лет сорока. Билл уже встречал этого человека и сразу выделил его, поскольку все остальные сотрудники фирмы были моложе.

— Шейн, вас разыскивал мистер Делвин, — сказал блондин.

Судя по выговору, он был уроженцем севера Англии.

— Спасибо, Митч. Скажите ему, что я здесь.

Шейн не счел нужным познакомить Билла с блондином. Тот неловко улыбнулся Холдену. Билл ответил такой же натянутой улыбкой. Затем блондин ушел.

— Кто это такой? — спросил Билл.

— Пит Митчелл. За глаза мы называем его Малахольный Митч.

— Странное прозвище. Мне он показался обычным, уравновешенным человеком…

— Подождите. Вам еще представится случай увидеть Митча во всей красе. Парня можно понять. Ему перевалило за сорок пять, а он так и не сделался партнером. Есть от чего беситься.

Билл наморщил лоб.

— А разве в Шанхайском отделении не действует принцип «вверх или вон»? — спросил он.

Этот принцип был законом выживания практически любой юридической фирмы, позволяющий ей не обрастать жирком и активно развиваться. Каждый сотрудник являлся частью общей машины, делающей деньги. Все, что переставало крутиться с надлежащей скоростью, безжалостно отторгалось. Юридическая фирма — не то место, где можно спокойно «дотянуть до пенсии». Либо ты стремишься вверх и приносишь фирме прибыль, либо — убирайся вон.

— Почему же? Действует. Я думаю, что процентов восемьдесят пять всех неассоциированных юристов нашей фирмы рано или поздно делаются партнерами. А остальным приходится довольствоваться тем, что осталось на полке. Если уж сравнивать таких юристов с Бриджит Джонс, то им явно не светит найти своего Хью Гранта.[8]

Хотя слова Шейна относились не к нему, Билл невольно поежился.

— Тогда почему этот… Малахольный Митч до сих пор здесь? — спросил он.

— Раньше он работал в Гонконгском отделении, но не сумел приспособиться к новым условиям. При англичанах тамошние ребята гребли деньги, не особо напрягаясь. А потом англичане ушли, и лафа кончилась. Митча перевели в Шанхай, надеясь, что он хоть здесь поднимется и покажет себя. Добавлю, что тогда это считалось проявлением гуманности. — Австралиец вздохнул. — Грустно все это, дружище. Человеку к пятидесяти, а он по-прежнему — раб зарплаты. У нас не какой-нибудь архив, где можно просиживать штаны хоть до ста лет. Сами знаете, юристы работают на износ. Говорят, у собак годы летят быстрее, чем у людей. Так вот, у юристов жизнь собачья.

Шейн взял со стола семейное фото Холденов.

— Мы многого ожидаем от вас, Билл, — сказал он, разглядывая снимок. Сопроводив свои слова многозначительным кивком, Шейн осторожно вернул рамку на место. — Вы — счастливый человек, Билл.

— Да, — ответил Билл, дотрагиваясь до снимка. — Вы правы.


«Мерседес» фирмы вынырнул из туннеля, держа путь к Бунду. Они ехали туда, где стояли старые, но еще крепкие здания, облицованные мрамором и гранитом. Величественная колониальная архитектура исчезнувшей империи.

— Западная цивилизация подошла к финишу, — сказал Девлин, глядя на проносящиеся мимо дома Бунда. — Будущее принадлежит китайцам. Впрочем, и настоящее тоже. Вы в это верите? — спросил он, поворачиваясь к Биллу.

— Не знаю, — дипломатично ответил тот.

Ему не хотелось вслух высказывать несогласие с боссом, однако его коробила мысль о принадлежности будущего какому-то одному народу.

— Вскоре вы в этом убедитесь, — продолжал Девлин. — Китайцы работают гораздо усерднее европейцев. Они спокойно переносят такие ситуации, где мы стали бы звать полицию или вопить о нарушении прав человека. По сравнению с ними мы — развитый западный мир, выходцы из двадцатого века — кажемся ленивыми, изнеженными, пресыщенными людьми вчерашнего дня. Китай еще ошеломит нас своими переменами. Обещаю вам.

В машине их было пятеро. За рулем сидел Тигр, сменивший свою аляповатую униформу на деловой костюм. Билл расположился на заднем сиденье между Девлином и китаянкой Нэнси Дэн, работающей в их фирме. На коленях Нэнси лежал раскрытый «дипломат». Китаянка сосредоточенно просматривала какие-то бумаги и всю дорогу не проронила ни слова.

Шейн сидел рядом с водителем. Зажав в лапище плоский мобильный телефон, он с кем-то говорил по-китайски. Речь австралийца звучала бегло, но неторопливо. В ней не содержалось лающих звуков, свойственных кантонскому говору. Не было и обилия шипящих, отличавших мандаринское наречие. Билл знал о существовании шанхайского диалекта и теперь впервые услышал его.

— Представляете, что будет, когда китайцы научатся делать все, что сегодня производит западный мир? — продолжал философствовать Девлин. — Не только игрушки, одежду и разные милые рождественские пустячки, но и автомобили, компьютеры, средства телекоммуникации? И себестоимость всего этого будет в десять раз ниже, чем сейчас, поскольку мы слишком высоко оплачиваем труд наших западных лентяев!..