Ви Киланд - Моя прекрасная ошибка

– О чем же?

– Выслушай меня до конца.

– Хорошо.

Кейн опять в нерешительности покачал головой.

– Помнишь нашу первую встречу в тот вечер?

– В баре? Конечно, помню.

– Я тогда сказал, что ты показалась мне знакомой. Ты, конечно, подумала, что я вешаю тебе лапшу на уши. В тот момент я не мог объяснить это впечатление, но когда узнал, что ты учишься в Бруклинском колледже, то решил, что просто раньше видел тебя там.

Я нахмурила брови.

– Ты хочешь сказать, что мы с тобой встречались еще раньше?

Кейн кивнул. Лицо его приобрело крайне серьезное выражение.

– Да, много лет назад.

– И где же мы встречались?

– В церкви.

О чем это он говорит, черт возьми? Я склонила голову набок.

– В церкви?

Кейн запустил пальцы в волосы и посмотрел на меня в упор. Выражение его лица просто разрывало мне сердце.

– Ты помнишь, как каждую субботу ходила в церковь Святого Киллиана, чтобы побеседовать со священником?

Мои глаза расширились, я словно окаменела.

– Откуда ты об этом знаешь?

Он взглянул мне прямо в глаза.

– Это был не священник. Это был я.

* * *

Наверное, я пребывала в шоковом состоянии. Просто не понимала, какие чувства меня обуревают. Я не была расстроена или рассержена – скорее онемела. Мне казалось, что я потерялась в густом тумане и никак не могла из него выйти. Руки стали холодными и липкими, ноги налились свинцом, хотя я сидела в кресле. У меня голова шла кругом, одновременно накатил приступ тошноты, и я обеими руками крепко вцепилась в подлокотники.

– Рэйчел?

Я слышала, как Кейн звал меня по имени, но на самом деле словно отсутствовала.

– Рэйчел? Может, тебе лучше прилечь?

Наверное, мне действительно следовало прилечь, но мне нужны были ответы на вопросы.

– Когда ты вычислил, что это была я?

Кейн грустно улыбнулся и полез в карман. Когда он вытащил руку и раскрыл кулак, на его ладони лежало с десяток мелких монеток.

– Я их все сохранил. Даже не знаю почему. Носил все эти годы с собой.

Смутившись, я взяла одну с его ладони.

– Это же?..

Он кивнул.

– Те самые монетки, которые ты бросала в исповедальню мне на удачу.

– Ты и правда их сохранил?

– Честно говоря, даже тогда я понимал, что делаю что-то непозволительное, но, когда понял, что ты веришь в удачу, несмотря на всю мерзость, которая тебя окружает, я не мог так просто взять и уйти, даже если бы захотел. Сам не знаю, почему я сохранил эти монетки, но когда я увидел, как ты бросаешь пенни на пол моей спальни, то в голове у меня что-то щелкнуло.

– Почему ты мне ничего не сказал в тот день, если уже догадался?

– Я еще не был уверен до конца. К тому же, полагаю, какая-то часть меня отчаянно не хотела, чтобы это была ты, мне невыносима была мысль, что ты жила под одной крышей с этим гребаным чудовищем. Мне надо было знать наверняка. Твоя привычка подбрасывать монетки могла быть просто совпадением. Поэтому, когда в следующий раз представилась возможность, я спросил тебя, не выходила ли твоя мать повторно замуж.

Я изменилась в лице.

– А я сказала, что нет.

Кейн кивнул.

– А потом у твоей сестры…

– Она упомянула Бенни.

Он снова кивнул.

– Но это еще не все. Я провинился перед тобой гораздо больше, Рэйчел.

Что еще он может скрывать?

– Больше?

– Ты знаешь о том, что Бенни устроил драку в мастерской?

– И что?

– Так вот, это был вовсе не клиент. Это был я. В ту субботу, когда я назначил тебе и твоей сестре встречу, я проследил за тобой до дома на тот случай, если ты не придешь. И, когда ты не появилась в церкви в воскресенье, я решил поехать, проверить, что там у вас происходит. За несколько кварталов до твоего дома я остановился на заправке и увидел ту же машину, что стояла на вашей подъездной дорожке накануне. Я попал в то место, где работал этот мерзавец, совершенно случайно.

– И что произошло?

– Я велел ему держаться подальше от тебя и твоей сестры. Он начал нести всякие ужасные вещи, а потом попер на меня с гаечным ключом в руке.

– Ты пострадал? Он тебя ранил тогда?

– Пара царапин и ссадин, но в целом я остался невредим.

У меня страшно кружилась голова.

– Что-то я неважно себя чувствую, – пробормотала я.

– Прости меня, Рэйчел. За все. За то, что безбожно врал тебе тогда, много лет назад. За то, что не обратился в полицию сразу, тогда вы с сестрой получили бы помощь раньше. За то, что ты пострадала из-за меня. Если бы я не велел вам прийти ко мне на встречу на следующий день, этот подонок не застал бы вас за сборами и не… – Боль в голосе Кейна была просто невыносимой. – И тогда он не избил бы вас до полусмерти. Прости.

Как ни печально мне было видеть Кейна в таком смятении, мне надо было побыть одной. Мне необходимо было время, чтобы все обдумать. Было сложно переварить то, что обрушилось на меня.

Мои беседы со священником проходили много лет назад. Я не помнила многого из того, что говорила ему, но тогда я была напугана и растеряна. И он был единственным человеком, в присутствии которого я чувствовала себя в безопасности. А теперь я выяснила, что все это было обманом, и поэтому чувствовала себя… сбитой с толку, обозленной, оскверненной.

Но, что хуже всего, я испытывала стыд. Я всегда сожалела, что приходилось скрывать некоторые эпизоды своего детства, и чувствовала себя виноватой за то, что не смогла раньше остановить то, через что пришлось пройти моей сестре.

– Мне надо прилечь. – Я чувствовала, что Кейн смотрит на меня, но не могла решиться встретиться с ним взглядом. – Тебе сейчас лучше уйти.

Он с минуту молчал, а я упорно продолжала смотреть в сторону. Потом я услышала, что он встал и еле слышно произнес:

– Прости меня, Рэйчел. Прости за все.

Я многие годы хотела вернуться туда. Но та часть моей жизни была словно запечатанной шкатулкой. Я боялась открыть ее из страха обнаружить там воспоминания, которые уже не смогу загнать обратно. Однако в последние четыре дня после обрушившихся на меня откровений Кейна стремление вновь посетить это место усилилось настолько, что я больше не могла ему противиться.

Службы в это время в церкви не было, но в последние десять минут люди начали прибывать и рассаживаться по рядам возле исповедальни. Возможно, они ждали своей очереди на исповедь. Я сидела в другом конце церкви, глубоко погрузившись в собственные мысли. Иногда я обращала внимание на людей, входящих и выходящих из исповедальни. Все они пришли покаяться в своих грехах. В церковь вошла женщина с ребенком, они уселись неподалеку. Девочке на вид было лет десять – она была не старше меня, когда я начала приходить сюда по субботам.

После того как из исповедальни вышел пожилой джентльмен, женщина наклонилась к девочке и прошептала ей что-то на ухо, а потом вошла в кабинку. Мне это напомнило, как я с мамой приходила в эту церковь до того, как она заболела. Я закрыла глаза и увидела нас с мамой, сидящих здесь двадцать лет назад.

– Ты же знаешь, когда у тебя болит животик или поднимается температура, ты всегда ходишь к доктору, – произнесла она, когда мы дожидались ее очереди войти в эту странную каморку.

– Да.

– Ну вот, а сюда ты приходишь, когда у тебя болит здесь. – Она похлопала себя по груди.

– Когда болит в груди? Как у Райли, когда она заболела этой… как ее?… невманией?

Мама рассмеялось.

– Пневмонией. Но я не про ту боль говорю. Речь идет о том, что сидит глубоко внутри тебя и благодаря чему мы испытываем чувства.

Я сморщила носик.

– И что же там, внутри меня?

– Душа. Это то, что сложно объяснить. Но это твоя истинная сущность, то, что делает тебя той, кто ты есть.

Я засмеялась.

– Не понимаю.

Мама улыбнулась.

– А тебе сейчас и не надо понимать. Просто помни, что в этом месте ты можешь разговаривать с Богом – о чем угодно.

– А если Бог в этот момент будет занят?

Она наклонилась и поцеловала меня в макушку.

– Тогда тебя выслушает один из его ангелов.

Я не замечала, что плачу, пока слезинка не упала на сложенные на коленах руки. Открыв глаза, я посмотрела туда, где сидела маленькая девочка, но все ряды уже опустели. Девочка с матерью ушили, как и все прихожане, а я этого даже не заметила. Тут мое внимание привлекла открытая дверца исповедальни. Осмотрев церковь, я поняла, что осталась тут в полном одиночестве. Сердце мое сжималось в груди от пробудившихся воспоминаний о матери.

– Сюда ты приходишь, когда у тебя болит здесь.

– И что же там, внутри меня?

– Твоя истинная сущность, то, что делает тебя той, кто ты есть.

Не успев опомниться, я поднялась и направилась к исповедальне.

После стольких лет мне все казалось нереальным. Мне уже было двадцать пять, но в кабинку вошла прежняя десятилетняя девочка. Внутри ничего не изменилось. Комнатушка выглядела в точности так же, как в последний раз, когда я входила туда. Я слышала чье-то дыхание в другой половине исповедальни – священник ждал, когда я заговорю. На этот раз я видела, как он туда входил. И это был настоящий священник.

В конце концов, поборов сомнения, я сделала глубокий вдох и отодвинула деревянное окошко, закрывающее решетчатую перегородку.

– Благословите меня, святой отец, ибо я согрешила. Прошло пятнадцать лет со дня моей последней исповеди.

* * *

Священник вел себя довольно сдержанно, и ничего, кроме «продолжайте» и «расскажите, что было дальше», я от него не услышала. После довольно сумбурного начала, когда я не знала, с чего начать и о чем говорить, я просто без остановки бессвязно болтала целых полчаса. Я никогда так долго ни с кем не разговаривала о моей матери и о сестре, о непреходящем чувстве вины, о годах, которые я проживала, пожираемая стыдом за то, чему позволила случиться.

– Что же вас при-ивело сюда сегодня? Похоже, вы в последнее время много размшля-али. – В его голосе явно слышался ирландский акцент.

Несмотря на то что я пришла сюда, охваченная смятением из-за неожиданного признания Кейна, мы о нем почти не говорили. То, что меня беспокоило, имело отношение больше ко мне самой, а не к нему.

– Это очень длинная история.

– Не волнуйтесь, времени у меня в избытке, дорогая.

Думаю, священники за свою жизнь наслушались такого, что их сложно удивить, поэтому, когда я закончила свою безумную историю, он не показался ничуточки удивленным.

– Хотите покаяться еще в чем-нибудь?

– Я действительно давно не исповедалась, и у меня накопилась уйма грехов. Например, я часто употребляю крепкие выражения.

Священник некоторое время молчал.

– Назначаю вам епитимию – пять раз прочесть «Аве, Мария», один раз «Отче наш» и два раза молитву о прощении грехов.

– Хорошо.

Я стояла и смотрела на решетчатую перегородку исповедальни. Священник смотрел в сторону двери, и я видела лишь смутные очертания его профиля.

– Благодарю, что выслушали меня, отец.

Я уже протянула руку к двери, когда он вдруг остановил меня.

– Рэйчел?

– Да?

– Ваши грехи легко отпустить. Вы ведь не совершали ничего ужасного. Главное, чтобы вы сами могли себя простить.

Прочитав назначенные молитвы, я вернулась в машину. И лишь на полпути домой до меня дошло – я не называла священнику своего имени, но он откуда-то знал, что меня зовут Рэйчел.

* * *

На обратном пути я предавалась размышлениям. Я решила заехать в бар «У О’Лири» и попросить у Чарли несколько свободных дней. В последнее время я не очень хорошо соображала, а мне надо было поработать над диссертацией. Дело близилось к вечеру, и в баре было тихо, только несколько завсегдатаев – отставных полицейских – толпились вокруг Чарли.

– Привет, Чарли. Найдешь для меня минутку?

– Конечно, дорогая. На тебя гораздо приятнее смотреть, чем на этих замшелых стариков. – Он ткнул пальцем в своих приятелей и улыбнулся.

Я села на другом конце бара, а Чарли наполнил бокал диетической колой и подошел ко мне.

– Ты мне позволишь взять пару выходных? Я могу попросить Аву поработать за меня.

– У тебя все в порядке?

– Я забросила научную работу, и мне просто надо кое-что наверстать.

– Конечно, позволю. И не надо даже просить Аву тебя прикрыть – не беспокойся, я сам поработаю в твою смену.

– Спасибо, Чарли. Я очень ценю твою заботу.

– Кстати, у меня тут есть кое-что для тебя. – Он подошел к кассе, поднял поднос с деньгами и извлек из-под него конверт. Хорошо, что ты рассталась с этим профессором. Я его пробил. У него, оказывается, есть судимость.