– В сотый раз тебя прошу, Гектор…

– Не надо, мисс, я знаю, – робко улыбнулся он.

На лице Пита тоже появилась улыбка. Но он продолжил мариновать курятину, ничего не сказав. Эти трое и, конечно, Федра, чьи кулинарные изобретения прославили «Пилу», – таков был весь кухонный штат нашего кафе.

Неподвижно глядя перед собой, Чак готовил свой фирменный соус. Его мысли были где-то далеко. Вытерев тыльной стороной руки мокрую щеку, он снова взял нож. Потом взглянул на меня и покачал головой.

– Чертов лук! – сказал он, вытирая вторую щеку.

– Ага, – с сомнением отозвалась я: в этой семье не только Федра была чувствительной.

Пит, на секунду оторвавшись от работы, бросил взгляд на своего босса и криво улыбнулся.

Я помогла Гектору завернуть ножи и вилки в салфетки, потом залила сироп в автомат с напитками, протерла окна и в очередной раз обошла зал, дабы убедиться, что все идеально чисто.

Ровно в восемь Гуннар привез Кёрби, и она, как обычно, встала перед входом, скрестив руки. Я никогда не понимала, зачем ей так рано приезжать, если открывались мы только в девять. Впустив ее, я опять заперла дверь.

– А вот и я! – объявила Кёрби, проходя вглубь зала (это приветствие тоже вошло у нее в привычку).

– Сейчас извещу прессу о твоем прибытии, – буркнула Федра.

Кёрби показала ей язык, подмигнула мне и прошла в кухню, не придержав подвижные створки двери. Федра крикнула:

– Когда-нибудь ты их, к черту, сломаешь!

– Извини, – ответила Кёрби торопливо, но искренне.

Помахивая хвостиком темных волос, она внесла в зал банки с приправами, чтобы наполнить солонки и перечницы на столах. Пока она этим занималась, они с Федрой обменялись заговорщицкими улыбками.

– Я знаю ее с тех пор, когда она была малявкой с ключом на шее, – хозяйка кивнула в сторону моей подруги.

– Все слышу! – крикнула та.

– Ну и прекрасно! Каждый день я делала себе бутерброд с курятиной гриль, маринованными огурчиками и соусом из майонеза и перца в то самое время, когда эта девчонка шла домой из начальной школы.

Кёрби усмехнулась:

– И каждый раз Федра чудесным образом теряла аппетит.

– Я ведь знала: Кёрби зверски проголодалась и мимо нас не пройдет, – сказала Федра грубовато и вместе с тем умиленно. – Она без умолку болтала с набитым ртом. Рассказывала, как прошел день в школе. А уничтожив мой бедный сэндвич, вытирала рот рукавом и шла к своей маме, которая работала официанткой в «Старом Чикаго» – это в нескольких кварталах отсюда. Даже «спасибо» не говорила, паразитка.

– Это клевета, – сказала Кёрби, закручивая крышечку солонки.

– Ну ладно, – согласилась Федра. – Иногда вместо рукава она использовала салфетку.

Усмехнувшись и покачав головой, Кёрби принялась развинчивать перечницу. Я посмотрела на часы и стала помогать подруге, откручивая крышки. Дело пошло быстрее.

– Никому на свете, даже Чаку, – я кивнула в сторону кухни, – ты не позволяешь того, что позволяешь Кёрби. Она столько раз показывала тебе язык и до сих пор жива!

– Нет, – Федра выгнула бровь, – у меня две девочки, от которых я терплю всякое.

Я сглотнула ком в горле: эта женщина умела сделать так, чтобы я почувствовала себя как в семье. Причем именно тогда, когда я меньше всего этого ждала и больше всего в этом нуждалась.

Взяв с барной стойки полотенце и перебросив его через плечо, она взглянула на свои часики, подошла ко мне и повернула меня к окну, напротив которого стояли три машины, набитые людьми. Схватив мою руку и подняв ее вместе с открытой солонкой, Федра принялась читать свой любимый сонет:

– «Мать изгнанных! Их горьким воплям внемля… – декламируя, она ритмично потряхивала моей рукой, и соль сыпалась нам на головы, как снег во время метели. – Гремевшие в истории державы! Отдайте мне всех тех, кого гнетет жестокость вашего крутого нрава…»[2]

Дочитав стихотворение до конца, Федра отпустила меня и вздохнула:

– Сейчас так уже никто не говорит.

Я принялась вытряхивать из волос соль.

– Ты говоришь, – сказала Кёрби.

– Да. Потому что люблю свою страну.

– Чтобы это понять, достаточно заглянуть в полицию и посмотреть, сколько раз ты участвовала в сидячих забастовках, – заметила Кёрби, состроив рожицу. – А при чем тут эти стихи?

От такого вопроса Федра онемела.

– Это сонет Эммы Лазарус, – пояснила я, но выражение лица моей подруги не изменилось. – Он написан на табличке внутри статуи Свободы.

Кёрби округлила рот: до нее наконец-то дошло. Федра закатила глаза:

– Боже праведный, помоги нам всем!

– Пойду за веником, – сказала Кёрби и побежала в заднюю комнату.

Федра, ворча, направилась на кухню. Она всегда взрывалась, если видела, что кто-то не знает важных исторических фактов или других общеизвестных вещей. Кёрби вернулась со щеткой и веником.

– После выпуска я постаралась все это выкинуть из головы. А сейчас к тому же летние каникулы. Но как бы не так! Дадут мне здесь расслабиться!

– Не кипятись, – я взяла веник, – впереди долгий день.

Мы с Кёрби подмели пол, и она подбежала с совком к мусорному ведру. Я открыла крышку. В это время первые посетители вышли из припаркованных машин. А когда моя подруга во второй раз вернулась из задней комнаты, куда относила веник, они уже вошли в кафе.

– Я не успела заполнить все солонки, – шепнула мне Кёрби.

– Доделаю, – ответила я.

Торопливо рассыпая приправы по баночкам, я взглянула на часы: что нас так задержало? Обычно мы успевали со всем управиться минут за десять до открытия.

Демонстрировать свое настроение гостям Федра не стала, но Кёрби и мне пришлось работать с удвоенной силой, чтобы она улыбалась. Начало дня получилось неважным: целый графин с чаем грохнулся на пол, Гектор разбил стопку тарелок, а я не до конца завинтила крышечку одной солонки, и посетитель высыпал на свой филадельфийский сэндвич с говядиной и сыром больше соли, чем я вытряхнула из своей головы. Чаку пришлось переделывать блюдо.

Писательница со своей ассистенткой пришла опять – во второй раз за два дня пребывания в городе.

– Добрый день, – улыбнулась я, после того как Кёрби их усадила. – Вы к нам вернулись?

– Нам здесь нравится. Перед отъездом хочу попробовать кубинский сэндвич.

– Я не это заказывал! – крикнул Федре Дуэйн Кауфман из-за углового столика.

Он сбросил на пол верхнюю булочку своего сэндвича и облизал палец.

– Ой-ой! – прошептала Кёрби. – Опять пьяный. Может, полицию вызвать?

И как он умудрился нализаться с утра?

– Федра разберется, – помотала головой я.

– Я заказывал без кетчупа! – орал Дуэйн. – И все остыло к чертовой матери!

– Извини, приятель, сейчас все поправим. – Федра взяла его тарелку и устремилась на кухню.

– Никакой я тебе не приятель! – прокричал Дуэйн ей вслед. – Дерьмовое кафе!

Я подошла и улыбнулась:

– Не хотите выпить кофе, пока Чак переделывает ваш заказ?

– Отвянь! – рявкнул Дуэйн, повернув ко мне голову, но не отрывая глаз от пола. – Я хочу гребаный бургер – такой, какой я заказывал. Что – так трудно?

Перед ним стояла почти полная чашка чая, но мне нужно было чем-то его занять, пока Федра не вернулась.

– Сейчас все сделают. Давайте я подолью вам чаю, – сказала я, беря чашку.

Дуэйн поймал меня за запястье:

– Не тряси титьками у меня перед носом!

Содержимое стакана выплеснулось мне на туфли. Я безуспешно попыталась высвободиться. Тут руку Дуэйна схватила другая большая рука. Пьяница застыл. Я тоже. Это был Тэйлор.

– Что ты ей сказал? – произнес он зловещим низким голосом.

Я было разинула рот, но Дуэйн отпустил меня и, нервно расхохотавшись, прорычал:

– Не надо мне чая. Оставьте меня в покое!

Тэйлор разжал руку и сделал шаг назад, пропуская Федру.

– Ну вот, Дуэйн: чизбургер прямо с гриля, без кетчупа. Мы извиняемся, – сказала она громче, чем было необходимо, и встала между мной и разбушевавшимся посетителем. Я шагнула в сторону. – Ну как? Теперь лучше?

Он откусил свой бургер и, закрыв глаза, стал жевать, как животное. Кусок хлеба и колечко лука упали у него изо рта на тарелку.

– Да. Только долго ждать пришлось.

Махнув мне рукой, чтобы я занялась другими посетителями, Федра посмотрела на Тэйлора, но что означал ее взгляд, я не поняла. Я проводила парня к его столику. На этот раз он пришел один.

– Все в порядке? – спросил он.

– Да. Что сегодня будете пить?

– Твою знаменитую вишневую колу, пожалуйста.

– Сейчас, – процедила я сквозь зубы и хотела уйти, но Тэйлор тронул меня за локоть:

– Ты сердишься?

Я оглянулась на Дуэйна и, помолчав, ответила:

– Я управилась бы и без посторонней помощи.

– Верю.

– Тебе не нужно было вмешиваться, – прошипела я.

– Наверное.

– Не лезь в мои дела. Мне не нужны защитники. Ни сейчас, ни вообще.

Тэйлор невозмутимо откинулся на спинку стула:

– О’кей.

– Что «о’кей»?

– Я понял, – усмехнулся он.

Идя к барной стойке, я чувствовала на себе его взгляд.

– Извините за эту сцену, – сказала я, остановившись у столика писательницы. – Что будете пить?

– Я давно так не развлекалась. Апельсиновый сок, пожалуйста.

– А я буду манговый коктейль, – сказала помощница.

Я кивнула и пошла дальше. Дуэйн выставил передо мной свой стакан. Налетев на него, я инстинктивно застыла на цыпочках и вскинула руки, но было уже поздно: чай расплескался, забрызгав и пьянчугу, и меня.

– О боже! Сейчас я принесу вам новую чашку.

– Черт тебя подери, сука! – завопил Дуэйн.

Ножки стула скрипнули о кафельный пол. Дуэйн встал и навис надо мной. Из другого конца зала послышался напряженный голос Тэйлора:

– Ну все, ты меня разозлил!

За какую-нибудь секунду он подскочил ко мне, скрутил Дуэйна и поволок его к двери.

– Нет! Оставь его! – закричала я, и мой крик слился с протестующими воплями Дуэйна. – Пожалуйста!

Все посетители остолбенело наблюдали за тем, как он размахивает руками, тщетно пытаясь высвободиться. Я прикрыла рот ладонью. Кёрби беспомощно замерла за своей стойкой у входа. Когда Тэйлор уже почти дотащил Дуэйна до порога, Федра поднесла к губам два пальца и издала свой фирменный свист – такой был бы слышен даже на переполненном школьном стадионе во время футбольного матча между старшеклассниками. Я поморщилась от пронзительного звука.

– А ну отпустите его! – скомандовала хозяйка заведения.

Зал застыл. Чак и Гектор, вытаращив глаза, стояли у раздаточного окна. Дуэйн перестал дергаться, и Тэйлор выпустил его шею.

– Я никому не позволю вышвыривать клиентов из моего кафе! – заявила Федра и, сощурясь, решительным шагом подошла к Дуэйну.

– Вы оскорбили мою сотрудницу только словесно?

– Она облила меня, на хрен, чаем! – он ткнул пальцем в мою сторону.

– В наше заведение приходят посетители с детьми, и мы здесь не говорим «на хрен»! – произнесла Федра, почти прокричав последние два слова. – Возвращайся, когда научишься прилично себя вести, Дуэйн! – Она уже собралась удалиться, но вдруг обернулась: – А лучше не приходи совсем.

Посмотрев на Тэйлора, Федра добавила:

– Убери-ка мусор, парень.

Тэйлор скрестил руки, не спуская грозного взора с Дуэйна. Тот не полез драться. Просто вышел, пристыженный.

– Кому-нибудь что-нибудь нужно? – широко улыбаясь, Федра обвела взглядом зал.

Почти все покачали головами. Писательница и ее ассистентка сидели такие довольные, что я не удивилась бы, если бы они зааплодировали.

– Ух ты! – сказала Кёрби, зайдя вместе со мной за барную стойку и повернувшись спиной к той части зала, где сидел Тэйлор. – Было горячо! Ты не передумала? По-прежнему хочешь выбросить его на обочину, прежде чем он успеет раскатать губу?

– Да.

Приготовив худшую в своей жизни вишневую колу, я подошла к Тэйлору и со стуком поставила ее перед ним. Его это как будто рассмешило, а я разозлилась еще сильнее.

– Сегодняшний ужин отменяется.

– Вспомнила, что у тебя уже назначена другая встреча?

– Нет, – моргнула я.

– Возникли семейные обстоятельства, которые до конца смены еще подождут, а потом уже никак?

Я нахмурилась:

– Нет.

– Тогда почему ты отменяешь ужин?

– Потому что ты бандит.

– Я бандит? – Тэйлор ткнул себя в грудь.

– Ты! – Я стиснула зубы, с трудом сдерживаясь, чтобы не повысить голос. – С нашими посетителями так нельзя.

– Можно, как видишь. – Тэйлор откинулся на спинку стула, страшно довольный собой. – Если ты не слышала, твоя начальница сама попросила меня его вышвырнуть.

Я брезгливо скривила губу:

– А ты и обрадовался. Потому что любишь помахать кулаками. С такими, как ты, я не встречаюсь.

– Прекрасно.

– Прекрасно? – Мой голос подскочил сразу на целую октаву.