Трейси Уоррен - Моя пылкая любовница

Но сейчас она не будет об этом думать. Она приехала в гости к сестре, впереди чудесные рождественские праздники, и она собиралась получить от всего этого море удовольствия.

Рождество прошло восхитительно, с изобилием очень вкусной еды, весело и даже немного легкомысленно. Семейство Уильяма приняло Джулианну и Рейфа с радостью и сразу включило Рейфа в члены семьи. Что до пополневшей фигуры Джулианны, никто даже не заикнулся о своих подозрениях, дав ей возможность сообщить о будущем ребенке тогда, когда она сочтет нужным. У всех было праздничное настроение, и Джулианна позволила себе расслабиться и веселиться от души. Она с удовольствием притворилась, что в ее мире все в порядке и все тревоги и заботы остались где-то далеко-далеко.

Всю следующую неделю они с Мэрис провели, восполняя время разлуки, а Рейф с Уильямом либо ездили верхом по заснеженным полям, либо удалялись в тёплый кабинет Уильяма и там беседовали о войне и экономике.

Трапезы проходили очень приятно, за интересными разговорами, а вечера заполнялись пением, игрой в карты и разгадыванием шарад.

Джулианне с Рейфом предоставили общую комнату, и они засыпали в объятиях друг друга. Бесконечно нежный, Рейф занимался с ней любовью, стараясь, чтобы их никто не услышал, — он понимал, как при этом неловко будет себя чувствовать Джулианна в доме младшей сестры.

В последний день перед отъездом Джулианна вдруг поняла, как сильно ей хочется погостить здесь подольше. Пусть даже одной, потому что Рейфа в Лондоне ждали дела, которые нельзя было откладывать.

Оставшись наедине с ним в спальне перед обедом, она выбрала подходящую минутку для разговора.

— Пойдем вниз? — спросил Рейф, выходя из гардеробной и поправляя рукав своего превосходного сюртука.

Джулианна поцарапала ногтем полированный туалетный столик орехового дерева и повернулась на пуфике лицом к нему:

— Да, через минуту. Сначала я хочу с тобой поговорить. Рейф вопросительно посмотрел ей в глаза.

Она плотнее запахнула на плечах узорчатую голубую с золотом шаль и продолжила:

— Мне кажется, мы очень славно провели тут последние несколько дней.

— Ты права. Прекрасные каникулы получились.

Она кивнула:

— Я знаю, что ты не можешь больше откладывать возвращение в город, и понимаю, что ты человек очень занятой.

— А куда денешься? Но рад, что сумел выкроить время для отдыха.

— Зато мне совсем нечем заняться, вот я и подумала — может быть, мне остаться здесь еще ненадолго?

— Вот как? — Его голос не предвещал ничего хорошего.

— Здесь, в деревне, так мирно, так спокойно, — выпалила Джулианна, поигрывая концами своей шали. — Мне так хорошо рядом с Мэрис.

— Я этого не разрешаю, так что забудь о своем намерении. Мы вернемся в Лондон завтра, как собирались. Мы оба.

— Ты меня не понял. Я всего лишь хочу остаться здесь до тех пор, пока не родится ребенок.

— Нет, Джулианна, ты моя жена, и твое место рядом со мной. Если твоя сестра захочет навестить тебя в Лондоне, милости просим.

— Она же новобрачная! Она не может так надолго уезжать от Уильяма, как это будет выглядеть?

— Но ведь ты тоже новобрачная. И навсегда останешься моей женой, это не изменится до самой смерти. Я знаю, многие пары разъезжаются и живут отдельно. И если ты решишь, то сможешь уехать. Но ребенок, разумеется, останется со мной.

Джулианна топнула ногой:

— Я никогда не оставлю моего ребенка!

— В таком случае советую и дальше находиться рядом со мной. — С очень прямой спиной он протянул ей руку. — Вот теперь мы точно опоздали. Нужно спуститься до того, как твоя сестра и зять кинутся нас разыскивать. И улыбайся, если, конечно, не хочешь, чтобы они поняли, что между нами что-то произошло.

Оцепенев, совершенно не чувствуя голода, Джулианна встала, взяла Рейфа под руку и заставила себя улыбнуться, хотя больше всего ей сейчас хотелось разрыдаться.

Ледяной ветер забрался за воротник тяжелого пальто Рейфа, заставив его пожалеть, что он не сидит внутри кареты, а скачет верхом рядом. Но сейчас он предпочитал мерзнуть на ветру, чем оказаться в ландо рядом с Джулианной. Несмотря на то, что после ее заявления «желаю остаться у сестры» прошел почти день, эти слова по-прежнему ранили его. Правда, она сказала, что это расставание будет лишь временным, но недели разлуки имеют обыкновение превращаться в месяцы и даже годы.

А он-то думал, что отношения между ними улучшаются! Воображал как выяснилось, ошибочно, что Джулианне начал нравиться их брак.

Да, их союз с самого начала оказался непростым, но она вернулась в его постель, и он решил, что теперь она испытывает к нему нечто большее, чем просто долг.

В последнее время он позволил себе думать, что Джулианна, возможно, даже начинает его любить, но ее откровенное заявление вчера вечером развеяло все иллюзии. Руки Рейфа сильно сжали поводья, но он заставил себя расслабиться, чтобы не напугать коня.

Посмотрев в окно кареты, он позволил себе задержаться взглядом на гордом профиле Джулианны, на симпатичной шляпке с горностаевым мехом, оттенявшим ее смуглые щеки, и в груди снова возник тугой узел, как и всегда при виде ее завораживающей красоты. Мягкое, милое, нежное создание, не боявшееся, несмотря на последствия, встать и защитить тех, кого любит.

Женщина, которой можно только восхищаться. Женщина, которую нужно любить.

«И я ее люблю», — понял вдруг Рейф.

После Памелы он даже не предполагал, что сможет снова испытывать глубокиечувства к какой-нибудь женщине, но любовь пробралась к нему в сердце и захватила его врасплох, когда он меньше всего этого ожидал.

Вздохнув, Рейф наклонил голову, чтобы уберечься от порывов ветра. «Какое жалкое положение — любить женщину, которая, вероятно, ко мне равнодушна!»

Может быть, следовало разрешить ей остаться с Мэрис иУильямом, раз она этого хотела. Но до тех пор, пока он не разобрался с Сент-Джорджем, пока не обезвредил его, он не может рисковать безопасностью Джулианны. Пусть лучше она злится на него, но он любой ценой будет защищать Джулианну и их ребенка.

И конечно, Рейф не собирался позволить ей забрать ребенка и уехать. Он хорошо помнил, как мальчишкой тосковал по отцу, как радовался его нечастым визитам и минутам, проведенным вместе, хотя они всегда казались слишком короткими.

«Мое дитя будет знать обоих своих родителей, — поклялся себе Рейф, — несмотря на все трения между мной и Джулианной».

Он снова взглянул на нее, вздохнул и пришпорил коня.

— О, какая прелесть! — воскликнула Джулианна, отступая назад, чтобы лучше разглядеть веселые, желтые, как солнышко, шторы, которые горничные только что повесили на окна детской. Комната, наконец, приобрела законченный вид. В эти два месяца, прошедшие после их с Рейфом возвращения в Лондон, Джулианна всю себя посвятила превращению темной мансарды на третьем этаже в райский уголок для младенца, который скоро должен был появиться на свет.

Получив благословение Рейфа на любые изменения, она наняла бригаду опытных плотников, ремесленников и маляров, чтобы создать детскую, спальню и игровую комнату, которые придутся по вкусу любому ребенку. Выполняя ее распоряжения, рабочие очень постарались, преобразив старое, продуваемое сквозняками помещение и сделав из него три теплые, солнечные и очень уютные комнаты.

Теперь остались только последние детали, мелочи — повесить оставшиеся занавески и купить одеяльца, игрушки, одежду и пеленки. Что до мебели, то широкая, прекрасно сделанная колыбелька из розового дерева уже стояла на таком расстоянии от камина, чтобы младенцу было тепло, но при этом он не перегревался, а на двух обюссонских коврах размещались пеленальный столик орехового дерева и кресло-качалка с бамбуковой спинкой.

В игровой комнате, в углу, ждала своего часа большая игрушечная лошадка. Когда ее привезли, Джулианна только покачала головой, понимая, что пройдет не меньше двух лет, прежде чем дитя вырастет достаточно, чтобы получить от подарка удовольствие. Но Рейф настаивал, что его сын или дочь будут радоваться, глядя на лошадку, даже если и не смогут пока на ней кататься. И тут он, конечно, был прав.

Положив руку на свой выпирающий живот, Джулианна осматривала детскую — стены, оклеенные успокаивающими обоями персикового цвета, и широкие окна, в которые лился солнечный свет. Малыш лягался, крохотные пятки долго колотили ее под ребра. Несмотря на неудобство, все более энергичные движения малыша успокаивали ее, убеждая, что все идет хорошо.

И все-таки ей хотелось, чтобы рядом был кто-то, кому можно довериться, рассказать о своих страхах, но она не хотела пугать ни друзей, ни сестру. А о разговоре с Рейфом в эти дни не могло быть и речи.

После возвращения в Лондон в начале нового года их отношения делались все напряженнее. Рейф даже перестал приходить ночами в ее постель. Он заявил, что не хочет мешать ей спать, но Джулианна понимала, что ее удобство не имело к его уходу никакого отношения. После спора о том, оставаться ли ей в деревне, Рейф начал все больше и больше отдаляться от нее, и однажды они обнаружили, что живут как два чужих друг другу человека.

«Ты можешь уехать, — сказал ей Рейф, — но наш ребенок останется со мной».

Эти слова по-прежнему звучали у нее в ушах, не давая покоя.

«Ему вообще на меня наплевать, — думала Джулианна. — И насколько я понимаю, он уже нашел себе другую любовницу».

От этой мысли поднялась тошнота, обжигая горло. Обхватив рукой тяжелый живот, Джулианна заставила себя вернуться мыслями к насущным делам. Скоро начнется новый сезон. Соберется общество, вернутся из своих загородных имений друзья и знакомые, чтобы погрузиться в веселое и беззаботное времяпрепровождение. Будут танцевать, совершать прогулки и развлекаться. А ей придется сидеть взаперти у себя дома и готовиться к предстоящим родам.

Еще одно яблоко раздора между ней и Рейфом.

В прошлом месяце она подошла к нему и спросила, нельзя ли им переехать в его загородный дом в Йоркшире, объяснив, что она очень нуждается в уединении и покое. Немного помолчав, Рейф отказал ей, сказав, что у него в городе слишком много дел, чтобы уехать.

— Кроме того, — добавил он, — в Лондоне медицинское обслуживание намного лучше.

И на этом разговор окончился.

Если бы она могла хоть куда-нибудь уйти, пусть всего на несколько часов!

Нет, решила Джулианна, нужно довольствоваться приготовлениями к рождению ребенка. Нужно навязать шапочек и пинеток и закончить вышивку на крестильной рубашечке, которую она сшила из куска тонкого белого муара.

«У меня все будет хорошо, — заверила Джулианна себя. — И нет никаких причин для страха».

Да где же он их спрятал?

В висках у Бертона стучала кровь, бешенство пылало в груди, пока он рылся в содержимом стола Херста. До этого он успел дважды обыскать его спальню, кабинет и библиотеку, проверяя каждый мыслимый и немыслимый потайной уголок в поисках дневников этого болвана.

И ничего!

За прошедшие четыре часа он обыскал каждую комнату в городском доме, но все безрезультатно. Чертовых тетрадок попросту не было.

Они вернулись в Лондон сегодня вечером, и Бертон сразу приступил к расспросам старого друга. Как всегда пьяный, Херст посоветовал ему поискать последние дневники в тумбочке у кровати. А все остальные лежат в сундуке, заявил он. Но их там не оказалось, и Херст предложил посмотреть в кабинете.

К тому времени как Херст начал серьезно задаваться вопросом, откуда у Бертона такой интерес к его дневникам, было уже поздно — яд, который Бертон добавил в его вино, уже начинал действовать, парализуя конечности и затрудняя дыхание. Завтра, когда Бертон заглянет к старому другу в гости и «обнаружит», что тот мертв, полиция наверняка придет к заключению, что он умер от сердечного приступа, вызванного невоздержанной жизнью и злоупотреблением спиртными напитками.

Отлично, что Херст не оставил в доме прислугу, когда уезжал, думал Бертон. А вот для самого Херста это паршиво. Болван даже не отправил вперед своего лакея, они с Бертоном возвращались в Лондон вдвоем в двуколке Бертона несмотря на мартовскую сырую погоду.

Идея заключалась в следующем: они быстро заедут н Лондон и также быстро покинут его снова, не ставя никого в известность. И отправятся дальше, в Девоншир, чтобы подышать морским воздухом. Точнее, так представлял себе это Херст.

А вот Бертон тайком придумал совсем другой план, по которому Херст должен был погибнуть, а дневники, которые этот идиот столько лет хранил, — уничтожены. Но и в плане оказался небольшой просчет. Он начал поить Херста отравленным вином до того, как понял, что проклятых тетрадок нигде нет.