Андрей оказался в тишине и пустоте. Соседи предложили ему на время переехать к ним, но он сразу сообразил: им не слишком хочется обременять себя присутствием чужого человека, и решил жить в грязной, запущенной квартире. Он четко понял, что ему не к кому обратиться за помощью, хоть кричи на весь белый свет. У них не водилось ни родственников, ни близких друзей. Мать была замкнута по характеру, брат несколько лет назад переехал к женщине… Даже гостей в их доме никогда не бывало.

Ему недавно исполнилось десять лет. И он остался совершенно один на Земле.

Сначала Андрей попытался найти деньги. Ведь где-то мать должна их хранить. Он перерыл все ящики, вывернул все карманы, зачем-то перетряхнул даже книги в шкафу — денег нигде не было. Андрей сел за стол и заплакал. Он не знал, что делать, и мечтал о тарелке горячего супа. Попросить еду у соседей он стеснялся, а главное, давно считал унижением клянчить у малознакомых.

Неужели в доме совсем нет никаких денег? И тогда Андрей вспомнил про сумочку матери. Сумочку, кажется, она не взяла с собой в больницу. Да и вообще мать унесли из квартиры на носилках, в полубессознательном состоянии. Черная такая, небольшая сумочка… Мать всегда с ней ходила.

Андрей вскочил и бросился искать сумку. Она нашлась довольно быстро: просто незаметно висела в шкафу. Андрей вытряхнул содержимое сумки на стол: посыпались ключи, косметика, кошелек… Андрей схватил его и радостно взвизгнул: кошелек оказался битком набитым смятыми, грязными бумажками. И множеством мелочи. Наверное, этого хватит надолго. Во всяком случае, до того дня, когда мать вернется домой из больницы. Кроме кошелька и ключей на столе валялись сберегательная и записная книжки. Андрей осторожно взял первую и открыл. И восхитился: там красовалась старательно выведенная очень большая сумма, и если ее получить… Андрей бережно отложил сберегательную книжку в сторону и открыл записную. Незнакомые фамилии и имена на каждой странице… Он не знал никого. А может, взять и позвонить по одному записанному здесь номеру? Ведь эти люди наверняка хорошо знакомы с его мамой и обязательно помогут ему… Ну конечно…

Андрей задумчиво рассматривал записи. Чей номер набрать? И что сказать, когда поднимут трубку? Он выбрал наугад: зачем долго зря гадать и размышлять, все равно ему ничего неизвестно. Ответили не сразу — за окном уже давно была ночь. Он совсем забыл об этом.

— Говорите! — наконец произнес в трубке мужской недовольный голос. — Я вас очень внимательно слушаю!

Андрей растерялся и молчал.

— Говорите, раз позвонили в неурочное время! — раздраженно и строго повторили в трубке. — Пока мне вас совершенно не слышно!

— Это Андрей! — волнуясь, торопясь и сбиваясь, заговорил мальчик. — Маму увезли в больницу! Я не знаю, что мне делать… Тут написано, что вы — Степан Николаевич Юрасов…

— Верно, я — Степан Николаевич Юрасов, — голос в трубке помягчел. — А ты, значит, Андрей… Очень хорошо. А как твоя фамилия и почему тебе не спится?

— Литвиненко… — прошептал Андрей. — Я Литвиненко. Маму увезли сегодня в больницу… Дома больше никого нет… Я нашел ваш телефон в маминой записной книжке…

Мужчина помолчал.

— Назови мне свой адрес, Андрей, — сказал он. — И не пускай в квартиру никого, кроме меня. Я на машине и скоро буду.

Он действительно приехал очень быстро. Андрей ждал его, в тревоге не отходя от двери.

Степан Николаевич оказался изящным, высоким, темноглазым человеком с большими залысинами. Он привез множество пакетов с домашними пирожками, колбасой и сыром и долго кормил мальчика, который никак не мог наесться. С набитым ртом, невнятно и поспешно, глотая слова, Андрей рассказывал новому знакомому о брате, матери, кладбище. И о страшном незабываемом метро. Степан Николаевич слушал молча, не перебивая, и смотрел в стол, изредка потирая пальцем грязную клеенку. Когда мальчик, наконец, выложил все, что хотел, Степан Николаевич сказал:

— Вот что, Андрей, давай собирай свои вещички, квартиру мы крепко-накрепко закроем и поедем ко мне. Поживешь у меня, пока мать не поправится. Так будет лучше и спокойнее.

И Андрей переселился в шикарные апартаменты — кирпичная башня недалеко от Проспекта Вернадского.

Утром он хорошенько рассмотрел новое жилище. Квартира была огромная, мебели немного, зато все полы застелены коврами и паласами. На стенах — большие цветные фотографии танцевальных пар в ярких красивых нарядах.

Степан Николаевич жил один, но через день приходила словоохотливая женщина, его сестра, Мария Николаевна или тетя Маша. Она казалась Андрею старушкой, хотя ей вряд ли в те годы сравнялось сорок пять. Возрастные подробности выяснились значительно позже. Мария Николаевна убирала, готовила, кормила брата и Андрея, заодно рассказывая разные интересности и расспрашивая мужчин о жизни вдвоем.

Степан Николаевич был тренером по спортивным танцам, в прошлом — известный танцор с мировым именем, выпускник ГИТИСа и неоднократный победитель международных соревнований. В Москве у него несколько лет назад открылась частная, дорогая и престижная школа танцев, куда тщеславные родители рвались устроить детей.

Первые две недели Андрей лишь отъедался, отсыпался и смотрел телевизор и видеомагнитофон. Потом Степан Николаевич справедливо решил, что пора начинать заниматься делом. И Андрей отправился в школу, а заодно и на танцы. Танцевальная школа его потрясла. Огромный холодный зал с высоченными потолками, зеркалами на стенах и "станками", мальчики и девочки, умеющие делать шпагат и часами тренироваться, тогда, как Андрей сначала просто уползал домой без всяких сил, особенно после упражнений на растяжку…

Степан Николаевич умышленно долго не возил его с собой на машине. Только через год-полтора, когда стало совершенно ясно: Андрей спортивные танцы не оставит ни за что, Степан Николаевич, молчаливо оценив и признав мастерство и труд приемного сына, разрешил ему ездить на занятия и возвращаться по вечерам вместе с ним в БМВ.


…Тимоша ласково прильнул к Викушиным полным коленям. Какая гадость, настоящий отврат — эти ее бесподобно розовые ножки! А работает Тимофей действительно потрясающе грамотно, обрабатывает дамочку в зале, бьет на эффект…

Зиночка безразлично улыбается и ласково бродит глазами по сторонам, словно ищет кого-то. Уж не Андрея ли?.. Хорошо бы… Зинка — баба с яйцами. У нее давно собственная, не слишком большая, но преуспевающая, вполне устойчивая рекламная фирма, агенты и менеджеры, денежки не слабые… Хотя разве дело в монетах? Зина нужна ему сама по себе, без всяких фирм и манек. У него и своих предостаточно. Такая славная, тихая, крутая Зиночка… С милыми фенечками в ушах и на шейке…


…В школе Юрасова ученики прозвали Экспромт. Он был на редкость неожиданным в поведении и репликах и крайне непредсказуемым постановщиком танцев.

Андрею хотелось уметь делать то же самое, что так прекрасно мог Степан Николаевич. И даже лучше. Хотелось переплюнуть всех оптом и завоевать все призы Европы и Мира. Хотелось покорять, восхищать, пленять… И девочки, девочки… Эти лолитки нравились до безумия. Все, как одна, без исключения: танцующие с ним и в других парах…

Степан Николаевич очень долго, придирчиво и требовательно выбирал Андрею партнершу, вначале меняя их чуть ли не каждые три-четыре месяца. Андрей не понимал, почему, но лишних вопросов не задавал. Ему нравилось подчиняться Степану Николаевичу и жить у него. Он влюбился в спортивные танцы и в своего тренера и нового отца. Волшебным, необыкновенным казалось состояние, когда тело начинало беспрекословно слушаться и делать то, о чем еще два месяца назад не приходилось даже просто думать всерьез, а мечтать было, по меньшей мере, смешно. Тело становилось красивым, мускулистым, тонким, и Андрею нравилось украдкой без конца любоваться собой в большое зеркало.

Мать из больницы не вернулась. О ее смерти и похоронах Андрей узнал значительно позже: Степан Николаевич решил душу мальчика лишний раз не тревожить и сделал все сам, тихо и незаметно.

О матери Андрей вспоминал редко: его жизнь заполнили занятия танцами. Счастливый и гордый собственными достижениями, Андрей сильнее и сильнее привязывался к Степану Николаевичу и тете Маше и не спрашивал ни о своем будущем, ни об отношениях известного танцора и матери, ни о том, на каких основаниях живет в чужой квартире. Ему просто не приходило в голову интересоваться этими деталями. В мире больших людей лучше всего не вникать ни в какие подробности.


…Вперед, назад, поворот… Выше голову!.. Андрей, спину прямо!.. Поворот! Почему у тебя рука как деревянная? Напоминает топор! Смотри на партнершу! Веди ее смелее, уверенней! Командуй ею, Андрей, командуй! Уверенней! Смелее! И улыбайся! Улыбайся, Андрюша! Даже если ты валишься с ног и готов заплакать в голос, все равно улыбайся!.. Левая рука снова не у дел! Словно чужая! Пальцы склеились! Тянуть носок! Вперед, назад, шаг нечеткий!.. Плечо поднимать не надо! Почему ты так плохо слушаешь музыку?..

Изо дня в день, с утра до позднего вечера… Уроки в школе Андрей часто пропускал, учителя не обращали на это никакого внимания: приемного сына известного танцора ждала особая, необычная судьба, уготованная им новым родителем.

…Вперед, назад, поворот… Жесткий носок!.. Жутко болит спина. Хочется спать и плакать. Плакать и спать. Улыбайся партнерше!..

Уж эти партнерши… Андрей стал уставать от калейдоскопа их лиц. Ему надоело запоминать девчоночьи имена: все равно через месяц обязательно будет другое. Степан Николаевич объяснил ему, что от партнерши зависит слишком многое, поэтому надо искать.

Андрей даже начал завидовать лучшему приятелю Тимоше Семушкину, с которым был знаком с соплей. У друга много лет оставалась одна и та же партнерша: покладистая, терпеливая Ирка с шелково-змеиной, маленькой головкой.

К Тиму Андрей потянулся сразу, едва увидел. От трогательной Тимошиной улыбки разлетались лампочки и выходили из строя фотовспышки. В восторге и гнетущей зависти.

Лучезарный мальчик пленял и околдовывал походя, убежденный, что чаровать — его основное и единственное назначение, смысл рождения и существования на Земле.

Тим… Кареглазое воплощение оптимизма и своеобразного, циничного остроумия. Он притягивал к себе, чтобы оставить рядом на всю оставшуюся жизнь. Просто так. Даже когда человек ему совершенно не нужен. На всякий случай — а вдруг пригодится? Чтобы объять необъятное. Что сделать, по слухам, невозможно. И люди — вот странно! — приковывались к нему надолго и всерьез, не понимая, что в глубину Тимошкиной души им никогда не проникнуть. Да и делать им там, в общем и целом, нечего, поскольку ничего интересного их в этом сердце не ожидает, и самой глубины в сущности нет.

Андрей тоже прикипел к Тимоше мгновенно и навсегда. На одном из первых занятий танцами плавно, неслышно скользнув по паркету, подошел белоликий темноволосый мальчик с редкими, крупными, неяркими веснушками, одарил рекламной улыбкой — и Андрей потерялся в ней. Вот и все… Как выяснилось позже, он неплохо умел теряться в других — и именно это очень не нравилось Экспромту.

— В паре ты должен быть ведущим, а не ведомым! Запомни раз и навсегда, Андрей! — твердил Степан Николаевич. — Партнерша подчиняется и слушается, не более того! Тон задаешь ты!

Юрасов готовил себе заместителя. Это понимали все без исключения. Когда Андрею было пятнадцать лет, тетя Маша, увидев в очередной раз его тренировку, ласково сказала брату по дороге домой:

— Ты получил, наконец, Степушка, то, что хотел! Добился-таки своего! Андрюша — прекрасная замена Степану Юрасову!

Явно довольный брат осмотрел в зеркало уставшего, безразлично окаменевшего на заднем сиденье Андрея и поправил:

— Не замена, Манечка, а оригинальный, самобытный, талантливый танцор! Работает недурно! Не стыдно показывать и демонстрировать!

Такую оценку тренера ученик услышал впервые. Но до конца ее не воспринял, поскольку действительность пока отнюдь не подтверждала определение. Скорее, его опровергала.

Хотя Андрей давно уже был заявлен и прошел обкатку нескольких крупных соревнований, Степан Николаевич упорно, долго держал его про запас, не слишком торопился выставлять, словно берег, что-то прикидывая и вычисляя в уме, и часто, обижая Андрея, отправлял на очередные выступления белоликого Тимошу. Обиды Андрей глотал молча, никогда не протестуя вслух и не высказываясь. Значит, так надо. А разухабистый Тимошка, хорошо разбираясь в ситуации и прекрасно понимая, что Андрей значительно его сильнее, говорил с извиняющейся и нахальной улыбкой:

— Не кисни, Андрюха! Ты свое еще спроворишь, бесплатно с лихвой возьмешь! Не последний день на Земле живем! Степан тебе заместо отца-матери и все отлично знает! Ситуацию отслеживает грамотно! Так что я просто за тебя отпляшу и оттанцую, братан! В кредит! Мы ведь с тобой дружбаны!