На самом деле им уже повезло. За всё время путешествия им удалось миновать две бури, развернувшиеся вдали от их одинокого судна. Что до Амелии, то она уже потеряла счёт дням. Дети жаловались всё чаще, им скоро надоел и этот корабль, и однообразная еда; от членов экипажа пошли слухи о том, что до ближайшей суши – островов у границ Северной Каролины – остаются считанные дни. Однако опытные вояки знали, что до конца июня им не видать желанных берегов.

Амелия бездумно глядела в одну точку, и в тот момент, когда солнце, наконец, показалось из-за туч и лучами коснулось глади океана вблизи их галеона, прозвучало три громких удара колокола. Собравшиеся на палубе расступились, и по открывшемуся живому проходу к левому борту прошли шестеро мужчин, державших на своих плечах носилки с телом мистера Скрипа. Впереди процессии, с библией в руках, медленно шагал пастор Лиох. Моряки поснимали свои шляпы и платки и слезли с бочек. Большинство женщин склонили головы и принялись шёпотом молиться.

Когда Томас прошёл мимо неё, упрямо глядя перед собой и побелевшими от напряжения пальцами держа носилки, Амелия словно на расстоянии ощутила ту горечь, что он испытывал; лицо и этот прямой хмурый взгляд выдавали его состояние с потрохами. В своих тёмных одеждах он походил на чёрного вестника смерти или, скорее, на взъерошенного ворона.

По правое плечо от Стерлинга шёл Альварадо, а чуть позади, словно за одну ночь постаревший, – Фредерик Халсторн. Амелия долго всматривалась в него, и сердце у неё сжималось от тоски. Она знала, как и все на этом судне, что отец и сын давно не ладили. Но перед смертью обиды испарялись, и Амелия догадывалась, что Халсторн сожалел, не сказав отцу последнее утешительное слово.

В воцарившейся тишине пастор зачитал молитву по усопшему. Пока мужчины бережно снимали с носилок завёрнутое в парусину тело, ветер усилился, и теперь с рвением трепал убранные паруса галеона. Где-то вдали прокричала чайка. Амелия проводила её взглядом, затем сняла с головы капюшон плаща и приблизилась к Халсторну. Когда тело его отца было сброшено за борт, а через несколько минут океан, озаряемый редкими лучами солнца, поглотил его, девушка услышала над собой тяжкий и полный отчаяния вздох. Для старика Скрипа, при рождении Сэмюэля Джозефа Халсторна из рода МакКиннон, покинувшего родные Хайленд более полувека назад, расставшегося с наследием клана и посвятившего всю жизнь морю, всё было кончено здесь, посреди просторов Атлантики. Именно так, как он сам того желал.

Когда продрогшие пассажиры стали расходиться, а на палубе остались лишь несколько человек из команды, откуда-то со стороны полуюта послышалось тихое пение. Протяжное и тоскливое, будто льющееся из самого воздуха. Эфемерное, как призрак. Амелия ненадолго прислушалась и тихо повторила печальные слова песни. Кто бы из женщин ни пел сейчас, оставаясь в стороне, она была благодарна ей за это.

Девушка стёрла с раскрасневшихся щёк капли дождя и обратилась к Фредерику, стоявшему рядом:

– Он был очень сильным, ваш отец. Знаете, однажды он сказал мне, что здесь, на галеоне, очень надеялся сблизиться с вами… Он любил вас, пусть и плохо это показывал.

Благодарная улыбка на лице Халсторна показалась ей чересчур натянутой и неестественной. Но всё же то была улыбка. Мужчина поправил свой старенький камзол, сшитый на английский манер, вернул на голову шляпу и отрешённо произнёс:

– Этот человек всю жизнь бежал от прошлого, которое так сильно ненавидел. В отличие от вашего отца, мадам, он предпочёл забвение и изгнание. И никакие законы, никакие родственные узы в Шотландии не смогли его удержать. – По крайней мере, он выжил и прожил полную жизнь. И подарил жизнь вам…

– Да, он выжил, – Халсторн обернулся к ней и посмотрел прямо в глаза. – Поверьте мне, Амелия, не стоит цепляться за прошлое. Иначе его пучина утащит вас во тьму, откуда уже не выбраться. Мы с вами не такие, как наши отцы, запомните это. Наш путь, полный неожиданных опасностей, ещё впереди. Мы как пауки, вцепившиеся в свою паутину. Опасайтесь дождя, что может нежданно грянуть и унести вас прочь бурным потоком. Крепко держитесь за паутинку, Амелия.

С его стороны это было странное и занятное сравнение, оставалось только кивнуть в ответ. Многие на этом корабле успели предупредить её об опасностях, ожидавших там, на берегах Америки, и она была готова взглянуть в лицо каждой из них. Она собиралась сделать это, как истинная МакДональд – с высоко поднятой головой. Халсторн, разумеется, прав в одном – пора прекратить цепляться за прошлое. Но она не собиралась забывать свою природу, для этого у неё попросту не хватило бы сил. Умирать она будет, как МакДональд, и останется ею даже на краю Земли.

Перед тем, как набросить на голову капюшон и спуститься вниз через квартердек, Амелия заметила Томаса, внимательно наблюдавшего за нею с палубы полуюта. Он был не один, рядом находился Альварадо и с самым виноватым видом пытался что-то разъяснить капитану. Амелия не слышала ни его, ни ответа Томаса со своего места, только заметила, как сверкнули глаза её мужа перед тем, как тот отвернулся к испанцу и, грубым жестом дёрнув его за плечо, заставил вместе отойти прочь.

Словно во сне Амелия подошла к фальшборту, положила руки на перила и взглянула за борт, на беспокойные воды океана. «Прощай, старик Скрип!» – подумала она и внезапно ощутила, как закружилась голова. Пришлось отпрянуть назад. Неприятные воспоминания о случае с цыганкой Махризе тут же возникли в памяти, и пришлось приложить усилия, чтобы заставить себя от них избавиться. Но это было нелегко.

Механическим жестом она прикоснулась к кончикам волос, собранных в небрежную косу, перекинутую через плечо. Как несчастный Халсторн старший, всю жизнь пытавшийся убежать от прошлого, она будет убегать от своего, одинокого и пугающего. Может быть, таким образом мистер Скрип искал в океане утешение?

Чтобы отыскать утешение для себя, ей придётся стать ещё сильнее.

Амелия взглянула в сторону полуюта, затем снова за борт. Она пообещала себе, что будет крепко-крепко держаться за свою паутинку, какие бы жестокие ливни не пытались унести её прочь.

***

Магдалена всё ещё пребывала в естественном шоке после увиденного. Теперь в полутьме кубрика женщина наблюдала за тем, как Амелия примеряла новое платье – подарок от капитана, подготовленный для грядущего вечера. Клодетт держала перед девушкой зеркало и свободной рукой поправляла белоснежный шифон на её плечах. Это был очаровательный наряд из плотной бежевой ткани, украшенный узорами из тонких алых нитей, с короткими рукавами, припущенными на плечах, и прямой белой юбкой.

Пока Магда критично оглядывала свою подопечную, мысленно посылая проклятья на всех, кого только могла припомнить, в кубрик прибежал улыбающийся Джон. Ненадолго задержавшись на месте, он с восторгом взглянул на сестру, подошёл к нахмурившейся бонне и крепко обнял её, прижавшись позади.

– Ах, молодой человек! Вы так задушите меня! – воскликнула Магдалена, оказавшись в его объятьях-тисках. – Что смешного?

– У тебя лицо такое, словно миска молока прокисла и ещё неделю простояла на солнце!

– А тебе, мой дорогой, не мешало бы помыться! Я знаю, ты хочешь во всём походить на этих неопрятных волосатых мужланов наверху, но это не значит, что ты должен пахнуть так же отвратительно, как и они…

Началась привычная безобидная перепалка между строгой католичкой и новоявленным юнгой, во время которой Амелия успела едва ли не до слёз посмеяться. Она мысленно поблагодарила брата за то, что он развеял своим появлением их общее хмурое настроение. После столь неожиданного поступка Амелия и вовсе боялась, что Магда отлупит её, будто маленькую, как когда-то давно, в детстве. Но большее, на что теперь оказалась способна упрямая нянька, это презрительные взгляды и долгое гнетущее молчание.

Ещё раз причесавшись и посмотрев на своё отражение, Амелия поднялась со скамьи и отпустила Клодетт. Как раз зазвонил колокол, призывавший к вечерне.

Однако вместо того, чтобы поторопиться занять места на верхней палубе, Магдалена приблизилась к девушке, преградив ей путь, и самым строгим голосом произнесла:

– Я знала, что вы на многое способны, моя дорогая, но на этот раз вы перешли все границы дозволенного! И вы ещё улыбаетесь, словно я с вами шутки шучу!

– А разве нет? – Амелия едва сдерживалась, чтобы не засмеяться в открытую.

– Мне казалось, вы повзрослели. Казалось, этот утомительный путь остудит ваш пылкий нрав и хоть чему-то научит… Но вы всё ещё ведёте себя, словно малое дитя! И это, по-вашему, поведение, достойное племянницы графа Монтро?

Поначалу Амелия хотела отмахнуться и пройти мимо, однако что-то внутри заставило её ответить немедленно:

– Амелии Гилли больше нет, я уже говорила тебе об этом. Мы больше не дома, Магда, и, поверь мне, это плавание многому меня научило. В том числе и тому, что всё в нашей жизни имеет свою цену. Нужно верно расставлять приоритеты и прекращать волноваться из-за мелочей.

На порозовевшем лице бонны появилось вымученное выражение. Амелия ненароком подумала, что нянька вот-вот заплачет, но женщина только тихо произнесла:

– Но я всегда старалась ради твоего блага, девочка моя! И даже теперь, в компании этих сомнительных личностей, которых твой муж пригрел на груди, я посчитала, что наша маленькая леди ещё не совсем потерянна! Что она где-то здесь…

– Ох, Магда! – Амелия взяла её за руку и ласково улыбнулась. – Я хочу, чтобы ты поверила мне. С нами всё будет хорошо! И не важно, на котором из берегов, останусь ли я леди или же нет… Ты всегда будешь моей любимой бонной!

На этот раз губы строгой католички дрогнули, а глаза наполнились слезами. Ей столько ещё хотелось сказать своей воспитаннице, но голос словно покинул её, когда девушка неожиданно обняла и прижала её к себе.

– Что же скажет твой муж, когда увидит тебя такой! – успела всхлипнуть Магдалена, отстранившись.

На секунду Амелия представила себе эту сценку и озадачилась. От Томаса можно ожидать любой реакции, это несомненно. Но она не опасалась. Девушка широко улыбнулась и медленно провела рукой по своим коротко стриженными волосам на затылке. Довольно странное ощущение, и вместе с тем ей казалось, будто обрезав длинные локоны, она избавилась от чего-то ощутимо гнетущего. Всё же чувство было горько-сладкое.

В этот момент в кубрик заглянул Жеан Брунель и попросил Амелию поторопиться: капитан уже приглашал её прийти на полуют. Магдалена вместе с остальными пассажирами отправилась к вечерне, снова молиться и просить Всевышнего сохранить душу её сумасбродной дикарочки Амелии. Джон находился рядом с ней и всю короткую службу размышлял о том, какое огромное значение женщины придают своей внешности, и как глупо это выглядит со стороны. По его скромному мнению, сестра стала куда привлекательнее и милее с короткими волосами.

Каюта капитана встретила её ароматами мирры и пряностей, названия которым она так и не успела запомнить. Эмир как-то рассказывал ей о бесчисленных запасах смолы, коры деревьев и других необычных сборах, которые Диомар успел приобрести на Аравийском полуострове, и теперь повсюду возил с собой. Амелия в который раз поразилась разнообразию его увлечений.

Убранство каюты здесь, на галеоне, напомнило ей «Полярис». Тут буквально всё было воплощено в привычном первозданном виде. Небольшой овальный стол посреди каюты был уже накрыт, и Амелия успела разглядеть несколько различных блюд, приготовленных особыми стараниями старины Джека. Она вспомнила обычный рацион пассажиров, но не стала заострять на этом внимание. Ведь, как известно, на судне на всё воля капитана.

Амелия неторопливо прошлась вдоль запертых сундучков и книжных полок, мимо старинного трюмо и комодов, нагруженных бесконечным числом бумаг, свитков с картами, а также похищенными безделушками и множеством одиночных свечей, наполнявших каюту светом. Сквозь затемнённый витраж окон Амелия успела поймать заход солнца, затем стало ещё темнее. Едва она обошла стол и заметила знакомую скрипку, покоящуюся на мягкой обивке подоконника, как дверь каюты отворилась и внутрь скользнул сквозняк. Наконец, хозяин этой роскошной комнаты вошёл и запер за собой дверь.

До сих пор она ещё ни разу не видела его таким; по крайней мере, не могла мгновенно припомнить. Он был похож на бродягу, скитающегося где-нибудь на обочине дорог Сторновей или Пластерфилда. На весьма привлекательного бродягу, стоит отметить. На нём была посеревшая от времени изношенная рубашка, скрытая накидкой из грубого плотного волокна тёмно-зелёного цвета, которую он набросил на плечи и закрепил серебристой бляхой на груди, узкие чёрные брюки чуть ниже колена и кожаные сапоги – явно не новые, но всё ещё крепкие. Амелия довольно продолжительное время и с большим интересом разглядывала его, затем услышала спокойный насмешливый голос:

– Знаю, о чём ты думаешь. Не слишком подходящий наряд для кавалера, пригласившего даму на ужин.