На этот раз хозяин оказался дома. Живой и невредимый. Только вусмерть пьяный.

— А привет, коллега! Точнее, компаньон… или компаньонша. Как правильно?.. Никак не правильно? Верно… Ты за деньгами, да? А денег нет. Меня нае… то есть, я хотел сказать, обманули. Объегорили… развели, как лоха. В общем, все едино, как ни назови. Выпьешь?

В квартире царил жуткий срач. (Иного слова не подобрать для характеристики состояния этого жилища). Пустые бутылки и банки из-под пива валялись повсюду. Артур, похоже, решил наверстать упущенное, и выпить все, что «не допил» за время воздержания, будучи «подшитым».

Завывал японский «двухкассетник», выжимая слезу:

«Но я не верю, я не верю, я не верю,

Что в глазах твоих обман, а губы яд».

Хозяин глотал слезы, вместе с водкой «Смирнофф», закусывая из банки копчеными мидиями: гулял на широкую ногу. «Помирать, так с музыкой», — незримо висело в пропитанном винными парами воздухе.

Саша от выпивки отказалась, но уходить не торопилась, присела на стул. Видела: Артуру на самом деле плохо, и сорвался с катушек он не просто от скуки. В любом случае, человек в поддержке нуждается, в элементарном участии.

— Кругом одно жулье, — продолжал плакаться Артур. — Никому верить нельзя… Ты меня, понимаешь, Саша?

Он наполнил рюмку, пододвинул гостье. Она опять вежливо, но твердо отказалась.

— Никто меня не понимает, — сглотнул очередную слезу хозяин. — А ведь я тебя… Ну, это не важно. Я знаю, у тебя остался кто-то там, в этом твоем, как его… в Азии этой. Но он там, а я здесь. Мы с тобой могли бы… Я опять подошьюсь, ты не бойся.

Саше стало жаль парня: похоже, у него к ней действительно что-то есть. Только… не пристало мужику так раскисать и размазывать пьяные сопли: будет совестно, когда протрезвеет.

Артур, видимо, и сам понял, что лишнее сболтнул.

— Не слушай меня, Саша… Это я так… И не жалей меня. «Нас не надо жалеть, ведь и мы никого б не жалели…». К черту все! Выпьем. Гуляй рвань, от рубля и выше!

Пьяный надрыв у него сменился деланной веселостью. Магнитофон, словно чувствуя настроение хозяина, закончил «слезодавилово», перешел к блатному шансону:

«Этот случай был у нас, в городе Одессе…».

Артур нетрезво хихикал, слушая «озорные куплеты», обильно пересыпанные ненормативной лексикой.

Саша слова песни пропускала мимо ушей. Мысленно она была далеко.

«Надо узнать, сколько сейчас билет на самолет до Душанбе стоит…».

Нева катила воды в Финский залив. Золотые шпили ослепительно сверкали на солнце. Петербург готовился отойти ко сну в душном мареве белой ночи.

2

Шведовым и Бочкиным овладела старательская лихорадка… Богатство, как им казалось, само шло в руки. За три дня сырья, содержащего до семидесяти процентов мумие, наковыряли не один мешок.

— Это еще что, — говорил Бочкин. — Вот на Памире, в семидесятых, делали так. Найдут хорошую расщелину, заложат аммонит, рванут — и гребут лопатами. Многие тогда наварились. Сами ленились перерабатывать сырье — перекупщикам отдавали; и все равно, бабки шли немереные.

Макс с Аликом не собирались пользоваться услугами перекупщиков. По крайней мере, на данном этапе. Тащить же такое количество сырья домой резона не было. Да и невозможно, собственно говоря. Требовалось получить готовый продукт.

Бочкин продумал все заранее. Чтобы не везти с собой огромные емкости, он запасся дюжиной полиэтиленовых мешков, на два ведра воды каждый.

Технология очистки мумие не отличается сложностью: взял сырье, растворил, выбросил все, что всплыло на поверхность, и все, что выпало в осадок. После этого останется только выпарить мумие из раствора на водяной бане. Любой дурень справится.

Любой, да не каждый. Какое-никакое старание все же нужно приложить. И времени требуется немало.

Зато душа радуется каждой новой килограммовой порции, упакованной в полиэтилен.

Пласт выбрали подчистую. Копать дальше, судя по всему, было бесполезно и, к тому же — опасно. Теперь все силы бросили на процесс переработки сырья.

Одно только не радовало: очень уж скудным и однообразным было питание. Консервы надоели — глядеть было тошно. Еще скорее осточертели «пачковые» супы. Картошку приходилось экономить, ее клали в суп, чтобы тот не был совсем уж «бумажным».

— Когда мы с тобой разбогатеем, Макс, — говорил Бочкин, с отвращением хлебая супчик, — то пойдем в японский ресторан. Я знаю один в Москве. Ты что предпочитаешь: трепанг в соевом соусе, жареный тофу, или морской сибас, маринованный в саке?

Макс глянул на приятеля, словно желая укусить.

— Я борщ предпочитаю. Со свининой.

— Ты не гурман! Понимаешь, можно заказать морской гребешок…

— Пошел ты! Засунь этот гребешок себе, знаешь куда! — ругнулся Макс. — Слушай, охотник хренов, у тебя ружье без дела валяется, а мы сидим без мяса.

— Верно! Завтра с утра иду за зайцами.

Не соврал Бочкин. Чуть свет ушел, прихватив ружьишко. К полдню вернулся, принес двух подстреленных зайчишек.

— Свежее мясо, как заказывали, сэр. На ужин жаркое сварганим. С картошечкой, с лучком, да под спиртик, а?

Макс проглотил слюну.

— Алик, ты гений! Эх, нам бы еще помидорчиков свежих, огурчиков…

— Идешь ты, пляшешь! — огрызнулся Бочкин. — Не порть, бога ради, настроение.

С ужином решили не затягивать. Ободрали и выпотрошили зайцев, сели картошку чистить.

— Сколько картошки взять? — спросил Макс, шаря в брезентовом мешочке.

— Давай уже всю, раз пошла такая пьянка. Поедим один раз от души.

— Нужно говорить: наедимся от пуза, ха-ха, — хохотнул Макс.

Скоро мясо с луком и специями уже шкворчало в котелке над очагом.

— Закидывай картошку! — скомандовал Бочкин. — Э! Смотри, кто это к нам направляется?

К ним действительно приближалась некая неопределенного пола фигура, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся женщиной. Причем молодой. Только в странном наряде: сверху синий балахон какой-то, типа холщовой рубахи без рукавов, под ним затертые до дыр вылинявшие джинсы. Пшеничного цвета прямые волосы незнакомки были перехвачены на индейский манер лентой на лбу. Женщина была босая.

— Добрый день, — поздоровалась незнакомка. — Вы геологи, да?

В голосе ее чувствовался явный акцент.

— Здравствуйте, — ответили «добытчики». — Да, мы геологи.

— Вы из Душанбе, да?

— Ага. А вы?

— Я из Литвы. Каунас, — пояснила женщина. — Можно я здесь посижу?

— Конечно! Присаживайтесь, — галантно воскликнул Бочкин. Стульев у них не имелось, и гостью усадили на толстый кривой ствол березы, служащий приятелям скамьей.

Макс был озадачен. Какая нелегкая занесла сюда эту странную особу? Сейчас, когда люди опасаются лишний раз в соседний магазин сходить… Из Литвы, надо же. Он вспомнил, вдруг, информацию о женщинах-снайперах, воевавших, как утверждали, по найму на стороне «вовчиков». Те тоже были литовками. Может, и эта женщина — наемница?

Незнакомка словно угадала мысли Макса.

— Возможно, вы подумаете, что я из тех, кто нанимается воевать в Таджикистане? Нет, нет! Я не из их числа. Совсем наоборот. Я пацифистка. Хиппи. Ненавижу войну. И политику, тоже. Вообще не люблю цивилизацию. Мне природа нравится, горы. Здесь, в Фанских горах я уже в четвертый раз.

Понятно. Неожиданная гостья принадлежала к многочисленному племени «отшельников», бегущих из «каменных джунглей» в нетронутые цивилизацией места: горы, тайгу, на острова какие-нибудь. В прежние годы такие здесь на каждом шагу попадались. Но то раньше было. А теперь, когда война кругом…

— А как вы сюда доехали? — поинтересовался Бочкин.

— Автостопом. Сначала в Душанбе приехала, потом сюда. В кишлаке мне сказали: тут двое геологов из города. Вот решила зайти к вам. Не прогоните?

— Бог мой, конечно! Оставайтесь, сколько захотите! — засуетился Бочкин. — Скоро ужинать будем.

Макс не сказал ничего.

Женщина, заручившись согласием хозяев, скинула с плеч небольшой рюкзачок (интересно, что в нем могло поместиться, разве что косметичка, да пара сменного белья), извлекла от туда полотенце, направилась к речке.

У воды гостья быстро скинула всю одежду и, сверкая на солнце ягодицами, принялась мыться. Даже не потрудилась отойти в сторону.

Приятели переглянулись. Глаза Бочкина горели огнем: точь-в-точь — марал в период гона. Макс, конечно, тоже не из камня был сделан, но держался куда сдержанней. Женщина была совсем не в его вкусе: крупной кости, с «лошадиным» лицом. А главное, незнакомка, должно быть, привыкла расплачиваться за услуги «натурой»; Макс к подобным особам относился с большим предубеждением: кто знает, чего от них ожидать.

За ужином познакомились.

— Меня зовут Вайва, — сообщила гостья.

Хозяева тоже представились. И все сразу перешли на «ты».

— Давай за знакомство, — предложил Вайве Бочкин, разливая спирт в кружки.

Та выпила не жеманясь. Похвалила стряпню «добытчиков»:

— Очень вкусно!

Бочкин был сама любезность: подкладывал гостье куски получше, подливал в кружку, развлекал «светской» беседой.

— Мне в Литве доводилось бывать. В Вильнюсе, в Клайпеде, в Паланге.

— А в Каунасе?

— Вот в Каунасе не бывал. Зато Ригу хорошо знаю. Я три года отучился в РИИГА, на инженера-электронщика. Потом понял — не мое. На геофак перевелся…

Макс больше отмалчивался, думал о своем. Пусть Бочкин старается. Ведь, «кто кого ужинает, тот того и танцует». Приятель, судя по всему, собрался предложить гостье разделить с ним не только еду, но и постель. Пускай. Макс не собирался становиться у него на пути.

Так и вышло. Бочкин забрал Вайву на ночь в палатку, а Макс расположился под открытым небом. Нашел место, продуваемое ветерком — комаров меньше будет, да и подальше от тех двоих — чтобы не слышать их возни.

Наутро Бочкин выглядел котярой, дорвавшимся до халявной сметаны.

— Съешь лимон, — сердито сказал приятелю Макс, — чтобы с рожи благодать сошла.

Он был зол на Бочкина, считая того чуть ли не предателем. Тешится, понимаешь, с бабой, и дела ему нет, что друг, аки пес бездомный, на улице ночует.

Вайва вела себя так, словно все они тысячу лет знакомы. Вымыла посуду, принялась готовить завтрак, не спросив у хозяев дозволения. Она поняла, что «геологи», здесь вовсе не руду ищут, но с расспросами не лезла, и вообще, в их дела носа не совала. И на том спасибо.

Работы им оставалось дня на три, не больше. Бочкин, возможно, захотел бы еще подзадержаться, но… Продукты были на исходе, а тут «лишний рот» появился. Спирт еще накануне закончился. К тому же, оба настроились уже в город возвращаться, к благам цивилизации. От которых пыталась сбежать Вайва.

— Поедешь с нами в Душанбе? — спросил Бочкин новую приятельницу. Он, как Маленький Принц, чувствовал ответственность «за тех, кого приручили». Свободный человек (два года, как развелся с женой), Бочкин вполне мог позволить себе завести любовницу.

Вайва отказалась наотрез.

— Я здесь останусь, — категорично заявила она.

— Как же ты будешь одна?

— Не беспокойся, я привыкла. Хочу пройти через перевал Тавасанг к Маргузорским озерам.

Она говорила так, словно речь шла о прогулке по ее родному Каунасу. Бочкин только головой покачал.

— А зачем тебе на Маргузорские озера?

— Там двое моих знакомых будут меня ждать. Мы договорились встретиться на пятом озере. Они тоже из Каунаса, только через Самарканд поехали, а я через Душанбе.

Даже в такое безумное время находятся чокнутые романтики, «плывущие против течения» на Восток, тогда как основная масса народу стремится на Запад.

3

Решение лететь в Душанбе созрело внезапно. И обсуждению не подлежало.

«Зачем? Это мое дело, личное. Мне нужно».

Саша сорвалась, никому ничего толком не объяснив. Налегке отправилась, прихватив лишь дорожную сумку.

Самолет приземлился по расписанию. В Душанбе было утро, но солце уже жарило будь здоров.

Как всегда, самые нетерпеливые пассажиры, невзирая на просьбы стюардессы оставаться на местах, толпились в проходе. Саша спокойно дождалась, пока схлынет толпа, и только тогда прошла к выходу. В лицо сразу дохнуло зноем и специфическим запахом авиационного топлива, в сложном сочетании с духаном от горячей резины и разогретого асфальта.

На выходе в город прилетевших поджидали «бомбилы», хватали за рукава: «Куда едем!? Садитесь, довезем в лучшем виде!». Сашу такая назойливость раздражала, поэтому она села в машину женщины (были среди «бомбил» и представительницы прекрасного пола), спокойно ждущей клиентов и не пытающейся навязать свои услуги.