– Это никуда не годится. – Гарри озабоченно провел ладонью по остаткам волос. – Ты не можешь себе позволить ворваться в город, пригласить на свидание первую встречную девицу и продинамить ее.

– Это так написано в газете? – вскинул голову Грэм.

– Нет, – пожал плечами Гарри. – Но слухи пошли.

– Я ее не динамил, – объяснил Грэм. – Просто возникла небольшая путаница.

– Это не суть. – Гарри со скрежетом развернул кресло так, чтобы оказаться лицом к лицу с Грэмом. – Суть в том, что ты должен был пригласить на свидание Оливию.

– В самом деле? – рассердился Грэм.

– В таком крошечном городке, учитывая, что в следующие несколько недель рядом с тобой не будет других девушек, все решили, что вы…

Он вскинул бровь.

– Что мы – что?

– Ты не можешь не понимать, что это отличная реклама для фильма… и для тебя самого, – продолжал Гарри, не замечая выражения лица своего подопечного. – В смысле карьеры ты сейчас стоишь на распутье. Следующий проект, следующая девушка – это все важные решения. И не смотри на меня так. Ты платишь мне бешеные бабки именно за то, чтобы я говорил тебе такие вещи. Чтобы вывести тебя на новый уровень, мы должны действовать обдуманно, понимаешь? – Он умолк и развел руками. – И потом, речь идет не о ком-то, а об Оливии Брукс. Я же не предлагаю тебе спать с крокодилом.

– С чего ты вообще решил, что можешь предлагать мне спать с кем бы то ни было? – поинтересовался Грэм, вставая с кресла.

– Ты не так меня понял. Я всего лишь хотел сказать… в общем, ты мог бы хотя бы попробовать, так ведь?

Грэм подошел к маленькому окошечку в задней части трейлера, которое выходило на съемочную площадку. Камеры уже установили, и режиссер – молодой парень по имени Мик, звезда независимого кино, удививший всех тем, что получил номинацию на «Оскар», – расхаживал туда-сюда со свитой ассистентов. Вскоре Грэму предстояло играть сцену, в которой он должен был бежать по улице за Оливией, подхватывать ее на руки и страстно целовать. И не единожды, а раз восемнадцать-двадцать.

– Вообще-то, здесь полно других девушек, если ты не заметил, – произнес он, не оборачиваясь. – Если мы не в Нью-Йорке и не в Лос-Анджелесе, это еще не значит, что вокруг нет интересных людей.

– Разумеется, – отозвался Гарри. – Уверен, она была симпатичная.

Грэм улыбнулся, вспомнив выражение лица Элли, когда она увидела его в свете фонаря у себя на крыльце, но потом понял, что Гарри имел в виду Квинн. Однако, прежде чем он успел что-либо сказать, в дверь трейлера постучали.

– У вас пять минут, мистер Ларкин, – послышался чей-то голос, и Грэм глубоко вздохнул.

Сколько бы он это ни проделывал, как бы тщательно ни готовился, сердце у него каждый раз бешено колотилось от волнения. На самом деле ему приходилось тратить куда больше усилий на то, чтобы просто быть собой на площадке, пока не про звучит команда «Мотор!». Гораздо легче было раствориться в своем персонаже-подростке, отец которого только что трагически погиб в море и который запутался в своих отношениях с девушкой, ставшей невольной свидетельницей этого.

Ни слова не говоря, Грэм протиснулся мимо Гарри к выходу из трейлера и, набрав полную грудь спертого воздуха, сбежал по ступенькам туда, где ждала ассистентка в наушниках и с папкой в руках, чтобы сопроводить его до точки съемки в десяти шагах, как будто он мог заблудиться. К тому, что с ним обращаются как с богом, а в следующую минуту как с четырехлеткой, он уже привык.

С утра они уже успели порепетировать, и вместо приветствия режиссер выдал ему несколько последних указаний. Сцены снимали вразбивку, и сегодняшняя на самом деле должна была быть в конце фильма, когда у его героя по сценарию с глаз спадала пелена и он осознавал, какое сокровище все это время было у него перед носом. Грэм вскинул глаза на это самое сокровище, которое как раз подошло к нему, облаченное в коротюсенькую джинсовую юбку и узенький красный топик.

– Привет, – ухмыльнулась Оливия. Ее длинные светлые волосы были стянуты на затылке в небрежный хвост; на то, чтобы создать впечатление этой безукоризненной небрежности, у стилистов обычно уходил не один час, равно как и на макияж, создававший иллюзию полного его отсутствия. – Я слышала, ты тут времени даром не теряешь.

– Я всего лишь решил попробовать местную кухню, – отозвался он, пытаясь скрыть раздражение.

Оливия была настоящей красоткой, но что-то в ее манере держаться действовало Грэму на нервы. Она варилась в голливудском котле уже много лет, прославившись еще ребенком в одной из ролей в популярном медицинском сериале. Впервые он столкнулся с ней на вечеринке в честь какого-то фильма, и, когда их представили друг другу, она едва удостоила Грэма взглядом, высокомерно покосившись на него, когда он поднес зажигалку к ее сигарете, и упорхнула к кому-то значительно более знаменитому. Это было еще до выхода первого фильма из трилогии «Цилиндр», и, судя по ее теперешнему поведению, та ночь не отложилась в ее памяти. Впрочем, это была не единственная ночь, о которой она не помнила, если верить тому, что об Оливии рассказывали.

Главную улицу города полностью перекрыли на время съемок. Со своего места Грэм хорошо видел кондитерскую; ему не давал покоя вопрос, там ли сейчас Элли. За ограждением уже толпились зеваки с камерами наперевес, снимая все подряд на фото и видео поверх головы нескольких дюжих охранников, которые расхаживали туда-сюда.

Грэм размял пальцы и откашлялся. Он любил натурные съемки – солнечный свет не шел ни в какое сравнение со студийным освещением, – но сегодня присутствие такой толпы зевак нервировало его. Когда он только начал сниматься, для него стало неприятным открытием то, как часто сцены снимаются не по порядку. Ему казалось немыслимым изображать страстный поцелуй, когда все то, чему полагалось его предварять, еще не было пережито. В настоящей жизни все было совершенно не так, и его не оставляло чувство, что не мешало бы подготовить почву посерьезней.

И тем не менее он отдавал себе отчет в том, что большинство его ровесников мужского пола ради поцелуя с Оливией Брукс пошли бы на что угодно, а ему, кроме всего прочего, за это еще и платили – и притом весьма неплохо. Она что-то обсуждала с помощником режиссера в противоположном конце площадки, и Грэм в ожидании несколько раз попрыгал на месте, пытаясь привести мысли в порядок. Тем временем к нему подбежала костюмерша и протянула руку. До Грэма запоздало дошло, что она ждет, когда он снимет футболку. Он стянул ее через голову, и толпа разразилась пронзительными криками. Грэм невольно улыбнулся, несмотря на то что кто-то немедленно подскочил к нему с расческой, чтобы поправить ему волосы. Он снова обвел взглядом толпу, надеясь, что среди зевак не окажется Элли; впрочем, он подозревал, что кого-кого, а ее здесь можно увидеть в последнюю очередь.

Наконец дали сигнал к началу; Грэм набрал полную грудь воздуха. По сценарию он должен был пробежать по улице навстречу Оливии, обхватить ее за талию и, оторвав от земли, слиться с ней в поцелуе. Это, по правде говоря, требовало куда более серьезной акробатической подготовки, нежели та, которой, по мнению Грэма, обладал среднестатистический человек, и на репетициях этот номер выходил у них не слишком хорошо. Он вполне натренировался подхватывать ее, но сила инерции в сочетании с кружением нередко приводили к тому, что вместо губ он дважды попадал ей в шею.

– У нас тут не «Сумерки», – огрызнулась она.

Грэм приготовился бежать, и, когда режиссер дал команду «Мотор», припустил по улице. Еще в школе он был центровым нападающим в футбольной команде, и пробежка доставляла ему удовольствие. Легкие наполнял соленый воздух, мускулы работали слаженно, подошвы шлепанцев звонко хлопали по мостовой. От обочины отъехала синяя машина с каскадером за рулем, и Грэм в полупрыжке увернулся от нее, но тут на одном из его шлепанцев лопнула перепонка, и он споткнулся.

– Снято! – закричал режиссер, и операторы как по команде высунули головы из-за огромных бандур своих кинокамер. Пока каскадер задним ходом сдавал на место, а Оливия изнывала в конце улицы, ассистентка костюмерши подбежала к нему с запасным шлепанцем, и Грэм натянул его на ногу. Интересно, сколько еще таких у них имелось в запасе; любопытно было бы узнать, какой бюджет закладывался на шлепанцы в фильме подобного уровня.

Со второго дубля он добежал до Оливии и даже безукоризненно исполнил трюк с поцелуем, но когда он посмотрел на режиссера, тот почему-то хмурился:

– Поцелуй получился совершенно… никакой. У зрителей это вызовет в лучшем случае зевоту. Постараемся получше, ладно?

Грэм покосился на толпу зрителей; наверное, публичный упрек в том, что он недостаточно хорошо целуется, должен был бы привести его в смущение. Следующая попытка, на его взгляд, удалась ему лучше, однако оценка режиссера была не менее скептической.

– Скучно, – произнес он. – Неужели мы не можем дать больше искры?

Грэм скрипнул зубами. Может, этот парень и был гением, но его привычка постоянно говорить «мы» вместо «ты» действовала Грэму на нервы, к тому же он был совершенно уверен, что искру невозможно «дать», она или проскакивала, или нет. Между ним и Оливией она не проскакивала. И тем не менее, хотя в поцелуе они участвовали вдвоем, выговаривал режиссер отчего-то ему одному. Грэм бодро кивнул и настроился на новую попытку.

Она оказалась ничуть не успешней предыдущих.

Грэм молча слушал, как Мик втолковывает ему про страсть, красоту и подлинный смысл любви, но взгляд его был устремлен поверх толпы, камер и охранников на тоненькую рыжеволосую девушку, наперерез шедшую через сквер.

– Мы должны заставить их поверить, – продолжал между тем Мик. Он протянул руку и похлопал Грэма по груди. – Мы должны сделать так, чтобы эта история отозвалась у них вот тут.

– Э-э-э… а нельзя ли нам на минутку прерваться? – спросил Грэм и отступил на несколько шагов назад. – Мне нужно слегка перевести дух.

– Да, – сказал Мик. – Хорошо. Ладно. Давай переварим сейчас все это, а когда ты вернешься, я хочу, чтобы от тебя исходила страсть. Понял?

Грэм кивнул, не сводя глаз с Элли:

– Понял.

Он двинулся в сторону с таким небрежным видом, какой только мог изобразить, но едва он очутился за ограждением, как перешел на бег. Он отдавал себе отчет в том, сколько пар глаз сейчас устремлены на него, но у него не было сил заставить себя беспокоиться об этом.

Она ускорила шаг, старательно глядя перед собой. На ней была джинсовая юбка, практически неотличимая от той, что была на Оливии, только подлиннее, и однотонная черная майка, рыжие волосы стянуты в свободный хвост. Приблизившись, он различил веснушки, щедро усеивавшие ее руки и ноги. Кожа ее в утреннем свете казалась молочно-белой.

– Элли, – выдохнул он, когда до нее оставалось всего несколько шагов, и остановился, переводя дух.

Она обернулась, не выказав никакого удивления. Потом бросила взгляд в сторону съемочной площадки, до которой было метров сто, и сделала несколько шагов влево вдоль беседки. Грэм, на миг заколебавшись, двинулся за ней.

– Привет, – пытаясь унять сердцебиение, произнес он. – Как дела?

Она улыбнулась:

– Ты что, купался?

Он озадаченно покачал головой, потом сообразил, что из одежды на нем лишь длинные плавательные шорты.

– Нет, – мотнул он головой, внезапно застеснявшись. – Это костюм. Мы снимаем сцену из фильма.

Элли кивнула:

– А что ты тогда делаешь здесь?

– Хотел сказать тебе «привет».

Она улыбнулась:

– Доброе утро.

– Здоро́во, – ухмыльнулся он, внезапно смущаясь под взглядом ее удивительных зеленых глаз. – Ты на работу?

Она кивнула.

– А потом что будешь делать?

– А что? Ты хочешь пригласить меня поужинать в «Омаровую вершу»?

Грэм открыл было рот, чтобы ответить, но вовремя сообразил, что она подтрунивает над ним.

– Я очень надеялся, что встречу тебя где-нибудь.

Она улыбнулась:

– Ну, в этом-то и прелесть маленьких городков.

Грэм хотел ей ответить, но она вдруг развернулась и с неожиданным проворством зашагала прочь. Все произошло так быстро, что Грэму не оставалось ничего иного, как стоять столбом, ошарашенно глядя ей вслед в надежде, что она обернется. Но Элли так и не обернулась, и лишь когда она уже была перед дверью магазина, Грэм понял, что́ заставило ее так поспешно уйти. Сзади к нему приближалась группа фотографов; они бежали, спотыкаясь на кочках, и каждый стремился добраться до него прежде остальных.