Наконец победитель этой гонки очутился рядом с Грэмом, бросил сумку от камеры на газон и, тяжело дыша, поинтересовался:

– Что это за девушка?

В ответ Грэм лишь пожал плечами, и тот без энтузиазма щелкнул несколько раз его самого, одиноко стоящего посреди лужайки.

Потом, когда он уже вернулся на съемочную площадку, Мик оторвался от своих записей и, загасив сигарету, вскинул брови.

– Ну как, – спросил он. – Нас посетило вдохновение?

Грэм улыбнулся.

– Да, – ответил он. – Нас – посетило.

* * *

От: GDL824@yahoo.com

Отправлено: понедельник, 10 июня 2013 10:22

Кому: EONeill22@hotmail.com

Тема: Re: планы на сегодня

Элли!

(Теперь, когда я знаю твое имя, я могу наконец-то как полагается поприветствовать тебя на русский манер.)

Я освобожусь после четырех. Не хочешь отправиться на поиски аутентичного вуписа?

Грэм!

7

Сеть в магазине практически не ловилась, так что все утро Элли бегала между кассой и стареньким компьютером на прилавке, радуясь, что мамы пока нет и вопросы задавать некому. Вчерашний визит Грэма она объяснила тем, что он якобы искал Квинн, а с утра ухитрилась и вовсе избежать встречи с мамой, выскользнув из дому пораньше, чтобы открыть магазинчик.

По правде говоря, Элли и сама пока не разобралась в своих чувствах. Она знала лишь, что проверяет электронную почту уже шестой раз за утро, потому что до смерти хочет увидеть на экране знакомый адрес.

Не важно, что она несколько минут назад встретила его на улице. Не важно, что теперь ей известно, кто он такой. Не важно даже, что он оказался не кем-нибудь, а самим Грэмом Ларкином. Вот уже три месяца она жила от одного его письма до другого, каждый раз с замирающим сердцем проверяя почту. Этой короткой комбинации из букв и цифр, набранных жирным шрифтом, – GDL824@yahoo.com – было достаточно, чтобы заставить ее сердце бешено колотиться.

Ее сознание словно раздвоилось. Она прекрасно понимала, что человек, с которым она переписывалась все эти месяцы, в эту самую минуту находится всего в двух кварталах от нее. Но в то же самое время отчаянно цеплялась за некогда созданный умозрительный образ загадочного незнакомца, с которым можно говорить на любую тему. Его внезапное появление вывело ее из равновесия, и, хотя она все же почувствовала легкое волнение, увидев его новое письмо, на душе было неспокойно. Это было все равно что разговаривать с человеком по телефону, сидя в противоположном конце комнаты; несмотря даже на то, что ты видишь, как шевелятся его губы, и слышишь, что он говорит, связать в голове два этих факта почему-то очень трудно.

Письмо было точь-в-точь как он сам: умное, милое и немного забавное. А еще он хотел увидеться с ней снова. Она закрыла глаза, и ее пальцы на миг замерли над клавиатурой. Когда она открыла глаза, то нажала на кнопку «Ответить», и в голове у нее пронеслись все имеющиеся причины сказать ему «нет».

Беда была в том, что ей хотелось сказать «да».

«Прости», – напечатала она, нажимая клавиши медленно, одну за другой. Потом стерла все до единой буквы и со вздохом откинулась на спинку стула. Большинство девушек на ее месте были бы на седьмом небе от счастья, узнав, что переписываются с кинозвездой. Элли казалось, что это несправедливо. Ей хотелось просто провести время с GDL824. А вот насчет Грэма Ларкина она не была так уверена.

Она продолжала смотреть на экран, когда входная дверь распахнулась. Не успела она поспешно закрыть письмо, как перед прилавком возникла запыхавшаяся Квинн. Вчера вечером после ухода Грэма Элли обнаружила послание от Квинн, в котором не было ничего, кроме трех восклицательных знаков. Но Элли представления не имела, что стоит за этим «!!!» – то ли восторг, то ли гнев, то ли нечто среднее.

Поэтому она ничего не ответила своей лучшей подруге, хотя ей сейчас больше всего на свете хотелось сесть рядышком с Квинн и вместе с ней подивиться тому, что каким-то немыслимым, невообразимым, сумасшедшим образом ее случайный приятель по переписке из Калифорнии, с которым она обменивалась письмами на протяжении нескольких месяцев, оказался Грэмом Ларкином.

Квинн оперлась ладонями о прилавок, пытаясь отдышаться.

– Я опаздываю на работу, – произнесла она, кашлянув. – Но, судя по всему, нам с тобой нужно много о чем поговорить…

– Знаю, знаю, – отозвалась Элли, наливая ей в стакан лимонада из кувшина, который они держали для покупателей. Она сглотнула, вдруг осознав, как страшно ей встретиться глазами с Квинн. Еще вчера она помогала своей лучшей подруге собираться на свидание, глядя, как та буквально светится, и радуясь вместе с ней. И тем не менее по какому-то странному капризу судьбы Грэм вдруг заявился к Элли домой, и ей было ужасно стыдно, что она, пусть и не намеренно, перешла дорогу Квинн. – Послушай, если бы я знала, что это он…

Но Квинн только покачала головой.

– Не в этом дело, – сказала она. – Ну то есть я не хочу сказать, что не хотела бы закрутить роман с кинозвездой или что мне легко уяснить твое неожиданное знакомство с Грэмом Ларкином, но…

Элли приготовилась к самому худшему:

– Но?..

– У меня в голове не укладывается, что ты ничего мне не сказала, – с искренней болью в голосе закончила та. – Ты столько времени скрывала все это от меня! Я думала, у лучших подруг не может быть секретов друг от друга.

– У нас их и нет. – Элли опустила глаза. – Это так. Просто…

Договорить ей не дал бой часов на городской площади. Выслушав череду низких раскатистых ударов, Квинн вполголоса выругалась.

– Мне нужно идти, – сказала она. – Потом поговорим.

– Ладно, – согласилась Элли, чувствуя, как заливает щеки горячая краска стыда. – Я могу все объяснить…

– Очень на это надеюсь, – отозвалась Квинн и, к облегчению Элли, слабо улыбнулась. – Иначе я ничего не расскажу тебе о том, что было вчера вечером со мной.

– И что же?

– Да так, ничего особенного. – Она вскинула брови. – Девон Александер набрался храбрости меня поцеловать.

У Элли отвисла челюсть.

– Как это его угораздило?

– После того как Грэм отправился разыскивать тебя, Девон решил поужинать со мной вместо него. Думаю, он решил, что я расстроилась из-за сорванного свидания, поэтому был со мной очень мил, а потом пошел провожать меня до дому, ну и вот… – Квинн покачала головой, то ли от возбуждения, то ли от изумления. Все в городке знали, что Девон влюблен в нее со второго класса, но Квинн он никогда не интересовал, и она избегала его с тем же пылом, с каким он ее обожал. – И, по правде говоря, это было совсем не так ужасно.

– Совсем не так ужасно? – переспросила Элли, и на этот раз лицо Квинн расплылось в самой настоящей улыбке.

– Ну ладно, – призналась она. – Это было даже приятно. Ты можешь себе это представить?

Элли расхохоталась:

– Вообще-то, нет.

– А ты?

– Что – я?

– Ты целовалась с Грэмом Ларкином?

Элли рассмеялась:

– Ты, кажется, опаздывала?

– Да, – спохватилась Квинн, бросив взгляд на часы. – Мне нужно бежать. Но мы с тобой еще не закончили. Я тебе позвоню. – Она одним глотком допила лимонад и поспешила к выходу. Уже стоя на пороге, она снова обернулась. – Послушай, Эл, – сказала она. – Только не наделай глупостей, ладно?

– В каком смысле? – нахмурилась Элли.

– Ну, он действительно классный парень. И ты ему явно нравишься. Так что постарайся себе все сама не испортить.

– Я не… – попыталась было возразить Элли, но дверь за Квинн уже захлопнулась.

Элли какое-то время стояла столбом в наступившей тишине, думая о Грэме, о Девоне с Квинн и о том, как все неожиданно повернулось. Потом ее взгляд скользнул обратно к экрану компьютера, и она закусила губу.

На этот раз ее пальцы, казалось, пришли в движение помимо ее воли.

«Я согласна», – напечатала она, просто чтобы попробовать, как это.

Дверь снова распахнулась. Элли в очередной раз закрыла почту и подняла глаза на забредшее в магазинчик семейство туристов. Она улыбнулась им своей самой приветливой улыбкой, но они уже увлеченно копались в корзинах с пляжными игрушками у самого входа. Двое мальчишек ухватили каждый по пластиковой макаронине и устроили поединок, в то время как их мать безуспешно пыталась разоружить сыновей. Однако внимание Элли было приковано к младшенькой – маленькой светловолосой девочке не старше четырех лет.

Пока мать разнимала сыновей, отец взял малышку за руку и подвел ее к крутящейся стойке с открытками. Опустившись рядом с ней на корточки, он стал показывать девчушке открытки. Девочка с серьезным видом перебирала одну за другой, аккуратно держа яркие картонки за краешки и разглядывая их, потешно округляя глаза.

Наблюдая за этой парочкой, Элли не могла отделаться от мысли, которая всегда возникала у нее в подобные моменты: все равно малышка не будет ничего этого помнить, когда вырастет. Конечно, это была отчасти зависть, но все же она думала именно так. Детские воспоминания казались ей похожими на багаж, который разрешалось взять с собой в самолет: куда бы ты ни собирался и на какое бы время тебе ни надо было его растянуть, лимит ограничивался всего двумя сумками. И хотя в эти сумки могло вместиться какое-то количество смутных образов – кафе с музыкальным автоматом, качели, уносящие тебя ввысь, чувство восторга, когда чьи-то руки подхватывают тебя, – все равно на всю жизнь этого не хватит.

И все же, даже если этому мигу и не суждено сохраниться в памяти малышки, у нее, без сомнения, останется больше воспоминаний об отце, чем у Элли, у которой этих воспоминаний раз-два и обчелся. Она возвращалась к ним снова и снова, хотя с годами они побледнели и почти стерлись, словно рисунок на бумажном листе, который столько раз складывали и разворачивали, что он разлохматился на сгибах и стал больше похож на ветошь.

Когда отец познакомился с ее матерью, он только недавно стал конгрессменом и был восходящей звездой Республиканской партии. Она тогда работала официанткой в его любимой закусочной, и едва он переступал через порог, как она уже готова была подать ему его ежеутренние оладьи с кофе. Со временем заказы переросли в беседы, беседы – во флирт, а флирт – в нечто большее, и не успела она оглянуться, как уже была беременна Элли.

Единственная загвоздка заключалась в том, что он уже был женат.

Тайное всегда становится явным. Однако им удавалось хранить свою тайну на протяжении четырех лет. Мама отказывалась брать у него деньги и лишь изредка позволяла ему навещать их. Во время этих визитов, как она потом рассказала Элли, Пол Уитмен снимал свой дорогущий пиджак, садился на обшарпанный пол в еще более обшарпанной квартирке и час-другой играл со своей дочерью – с мамой они едва обменивались несколькими словами, – после чего поднимался, целовал Элли в лоб, предпринимал очередную бесплодную попытку впихнуть маме чек и снова надолго исчезал из их жизни.

Так могло бы продолжаться и дальше, если бы он не был политиком и если бы его не начали все чаще упоминать как будущего кандидата в президенты. Но поскольку все обстояло именно так, им всерьез заинтересовались журналисты, в особенности после того, как он решил баллотироваться в сенат. Элли было четыре, когда разразилась эта история. А вместе с ней полетела в тартарары и вся их налаженная жизнь.

Три месяца мама пыталась держаться. Три месяца журналисты не давали ей проходу, преследовали повсюду с камерами и засыпали вопросами. Элли нашла в Интернете фотографии еще молодой мамы в темных очках. На каждой из них она держала на руках Элли, прижимая лицо дочери к плечу, чтобы защитить от слепящих вспышек.

У них был миллион причин, чтобы уехать. Но даже тогда мама не собиралась устраивать из всего этого тайну. Поначалу она всего лишь хотела уехать подальше на лето, поэтому сняла летний домик в Хенли, где как-то отдыхала ребенком. Но когда они приехали туда, рассказывала она потом Элли, ее охватило невыразимое облегчение и чувство покоя. Ветер гнал по небу облака, отбрасывавшие тени на воды бухты, а в скверике посреди города играл на гитаре какой-то музыкант. Все это казалось таким далеким от вашингтонской жизни с ее грязными скандалами и велеречивыми политиками, а самое главное – от отца ее ребенка, который, с тех пор как всплыла вся эта история, на все вопросы журналистов отвечал односложным: «Никаких комментариев».