Баба Оля – Женькина бабушка – встретила девушек у калитки. Было такое ощущение, что она знала о приезде гостей. Внучка поцеловала ее, а старушка перекрестила обеих.

– Заходьте в хату, чаю попьемо.

На столе и правда стоял дышащий паром самовар и железный тазик с кренделями. На печи кто-то хихикнул.

– Ой, кто там? – вздрогнула Женя.

– Сусидкыни, – пояснила баба Оля. – У них домовий бисыться, от и жывуть пока у мэнэ. А мэни шо, мэни веселише з ными. Гарни диты. – Обращаясь к трясущейся занавеске на печи, она повысила голос: – Эй, Дуся, Федя, злазьте...

– Какой еще домовой? – открыла рот Элька.

– Звичайний. – Баба Оля взяла у них пальто, повесила на гвоздь и указала на умывальник в углу: – Мыйте рукы.

С печи спрыгнули смешливая девочка лет семи и ее младший братишка. Они подсели к столу, но баба Оля прогнала их тряпкой:

– Ну-ка, швиденько руки мыты! Я вам...

Женя достала подарки, которые передали бабе Оле родители, и та улыбнулась:

– Сами, значить, не сподобылысь прыихать, тебе, як посла, с подарками прыслалы.

– Мама обещает на Рождество приехать, – ответила Женя. – А мы вот... за гусем. Дашь нам гуся, баб Оль? Самого жирного!

– Ну, можно и не самого жирного, – скромно вставила Элька.

Баба Оля вздохнула.

– Знала, шо вы не просто так заявылысь, – сказала она немного обиженно. – Ну ничего. Сидайте, чаю попьемо, а потом и за гусаком сходимо. Хто його пекты буде?

– Сами печь будем.

– Це добре. Пора тоби, Евгения, самостоятельности набыраться. Перепорыло уже. А то замиж хочеться, а как борщ сварить – понятия не маешь.

Крендели у бабы Оли всегда были пышные и ароматные и таяли на языке, как сахар. Дуся с Федей уплетали их за обе щеки. Теперь понятно было, зачем старушка напекла целый тазик...

– А про домового – это правда? – осторожно спросила Элька.

– Правда! – сказал Федя и сразу получил подзатыльник от сестры.

– Он у нас в буфете живет, – вежливо объяснила Дуся. – А ночью ходит и везде свои зубы оставляет. Даже на железных ложках.

Элька перевела удивленный взгляд на бабу Олю.

– Цэ правда, – сказала та. – Не понравылось йому, шо стены обоями поклеили, от и викидаэ коники. Та образумиться, год мине, и образумиться.

Элька рассмеялась:

– Сказки все это.

Женя пихнула подругу ногой под столом: «Вот бабушка сейчас обидится, и будет худо. Не видать тогда гуся. Или, еще лучше, бабкин домовой рассердится, что тогда делать?»

– Тоби в школе сказалы, шо домовых нема? – усмехнулась баба Оля. – Карпуша, ты тут?

Стол вдруг слегка дрогнул, и один из кренделей прямо на глазах у сидящих за столом подпрыгнул и скатился на пол. Элька испуганно взглянула на Женю, а той тоже не по себе стало.

– Ну ось, а ты говорышь – домовых нема, – спокойно произнесла бабушка.

Элька нервно моргнула, а потом, наклонившись, посмотрела под стол. К кренделю уже подбежала кошка и слизывала с него сахар.

...– Гусы знаешь, скилькы живуть? – говорила баба Оля, высматривая жертву. – Не чета чоловику. Могуть и хазяина своего пережить. Та доля им друга дистаеться...

– Ты лучше отвернись, – посоветовала Женя Эльке, но подружка замотала головой.

Баба Оля наконец выбрала подходящего гусака и подогнала к колоде.

– Кыш, кыш! Женя, потрымаешь, абы не вырвався.

Недолго думая, Женя улеглась на гуся сверху. Птица отчаянно била крыльями и гоготала, ее глаза налились кровью. Бабушка поймала голову птицы и, прижав к колоде, с силой рубанула топориком. Безголовый гусь задергался. От этого зрелища Эльку скрючило. Она отбежала к плетню, и там ее вырвало.

– Предупреждала ведь! – недовольно проворчала Женя, подходя к ней. – Стой тут, я воды вынесу.

Элька смотрела на подругу широко раскрытыми глазами.

– Это ужасно!

– А кто говорил, что гусятины хочет?

– Да мне этот гусь теперь в горло не полезет...

– Ничего, зато Максиму полезет, – успокоила подругу Женя. – Но его еще ощипать надо. Ты лучше пойди с малышней погуляй. Свежим воздухом подыши. Педагогические способности свои прояви, а мы с бабушкой сами управимся.

Женя вынесла воды, и гостья умылась. А баба Оля тем временем сунула обезглавленную птицу в выварку.

– Марш на вулицю, – приказала она детям. – Покажить тете Эле сусидського волкодава, хай в себе придет.

Дети быстро оделись и убежали, а бабушка занесла гуся в дом. Ох, как Женя ненавидела потрошить птицу! Но ничего не поделаешь – надо, значит, надо. После горячей воды перо отделяется легче. Жаль, конечно, пух из такой шпареной птицы уже никуда нельзя использовать, но сырым щипать – до утра не управишься. Руки бабы Оли все делали быстро и ловко, ей даже почти не потребовалась помощь внучки, и девушки как раз успели на последний автобус.

Элькина мама очень удивилась, увидев гуся. Она не стала спрашивать, откуда такая роскошь, а только покачала головой:

– Видать, Эля, понравилась тебе гусятинка в детстве...

Родители ушли спать, а Женя с Элькой сунули птицу в холодильник на верхнюю полку и уселись за стол обсуждать завтрашний день. Сна не было ни в одном глазу.

Элькины родители предоставляли девушкам квартиру в полное распоряжение на целые сутки. Вечером первого января они собирались вернуться. В планы девушек входила встреча Нового года в квартире, пьянка до утра, а потом – поход на елку. Но к вечеру первого они должны были успеть прибраться и перемыть всю посуду.

Этот день принес Жене облегчение. Поездка на хутор, предпраздничные хлопоты и неустанная веселая болтовня подруги сделали свое дело – мысли о Диме почти не тревожили ее душу. Женя чувствовала себя легко и свободно, точно отдохнула после нескольких бессонных ночей. И Элька заметила эту перемену. Она сказала удовлетворенно:

– У тебя появились ямочки на щечках. К чему бы это?

Женя только пожала плечами.

Кроме гуся – главного блюда новогоднего стола – было решено приготовить обычный праздничный набор из салата «Оливье», селедки под шубой, соленых огурчиков к водке и тортика на десерт. Распределив обязанности между собой на утро следующего дня, девушки наконец успокоились и легли спать.


Максим с Антоном пришли утром, притащив огромную, пахнущую душистой смолой елку.

– С наступающим, девчонки! – гаркнул Макс.

Элька завизжала как ненормальная и бросилась ему на шею, испачкав своего ненаглядного мукой. Антон с улыбкой стоял в стороне, поглядывая на Женю. Но девушка была такой хмурой, что парень не решился даже поздороваться, поставил на пол увесистую сумку и стал доставать из нее спиртное. Каждая бутылка была аккуратно завернута в газету. Антон вынимал их из обертки и выставлял на трюмо – три бутылки шампанского и две – хорошего красного вина.

– Водку мы не купили, вы ж сами не велели, – произнес он извиняющимся тоном.

– Водка есть, – успокоила Женя гостей. – У меня мама на ликеро-водочном работает. Ясно?

– Ясно! – в тон ей сказал Максим. – За твою маму мы непременно выпьем.

– И не по одному разу! – улыбнулся Антон, вынимая вслед за бутылками две большие коробки конфет.

Элька выглянула из-под руки Максима:

– Ой! «Птичье молоко»! Мои любимые!

– Ну да, их Макс купил, – усмехнулся Антон. – Наверное, хочет, чтобы ты потолстела...

– Я не толстею от конфет, – отозвалась Элька и показала парню язык.

Женя с удовольствием оглядела выложенные из сумки припасы.

– Да-а, не подкачали мальчики, – сказала она, уже настраиваясь на праздничный лад. – Только бы не упиться до поросячьего визга...

– Гулять так гулять, – ответил Антон и обратился к Эльке: – Там еще апельсины в сумке. Помоете потом.

С газетами он тоже поступил аккуратно – развернул, разгладил и сложил в стопочку. Бутылки были разноцветные, красивые, они отражались в зеркале, и от этого казалось, что их в два раза больше. Максим широким движением сгреб все бутылки в охапку и отнес в комнату.

Потом мальчики взялись за елку, а девочки вернулись на кухню и услышали, как Антон запел какую-то арию.

– Теперь-то ты, надеюсь, не станешь валять дурочку? – спросила Элька.

Женя поняла, о чем она. Ответила с вызовом:

– Если он хоть пальцем меня тронет – уйду!

– Ну, как знаешь... – примирительно махнула рукой Элька. – Антон не из таких. Не бойся. Но мне просто жаль мужика. Неужели не видишь, что он сохнет по тебе?

– Он? По мне? – делано засмеялась Женька. – Не мели чушь.

– А ты приглядись, – посоветовала Элька.

– Ладно, пригляжусь, – успокоила Женя подругу. – Но только ради тебя.

День пролетел очень быстро. Мальчики, поставив елку и как попало навесив на нее гирлянду, убежали по каким-то своим делам. «За подарками», – объяснила всезнающая Элька.

Глянув на часы, которые показывали начало четвертого, девушки бросили украшать салаты и начали суматошно наряжать елку, умудрившись разбить всего две игрушки, и обе «приговорила» Женя.

Кто первой идет в душ, а кто в это время гладит парадно-выходные платья, решили с помощью спичек. Наверное, в наказание за разбитые игрушки глажка досталась не Эльке...

До прихода мальчиков подруги все же успели полностью привести себя в порядок, правда, из-за этого салаты пришлось украшать, пребывая в «полной боевой готовности». Даже фартуки не стали надевать. Элька хотела насладиться тем эффектом, который, по ее мнению, должно было произвести на Максима ее новое платье.

Потом включили телевизор и сели ждать.

– Я не приму от Антона подарка, – сказала Женя нервно.

– Твое дело. – Элька не хотела ссориться. – Но я не думаю, что он станет дарить тебе что-то сногсшибательное. Ты же не его девушка. Так просто... знакомая.

Это Женю несколько успокоило, и она даже капельку расстроилась:

– Но ты же сказала, что он влюблен в меня...

– Нет, я этого не говорила.

– Говорила!

Элька окинула подругу таким презрительным взглядом, что та замолчала.

Мальчики запаздывали. Они появились в полдесятого. От них пахло апельсинами. Элька опять повисла у Макса на шее, забыв про платье, а Женя набралась храбрости и улыбнулась Антону. Он как-то сразу расслабился и подсел к ней на диван.

– Что показывают? – деловито спросил он. – Какую-то скучнятину... Во дают, Новый год на носу, а они такое крутят по ящику!

«Ох, одарил же Бог человека голосом! Обзавидоваться можно, – думала Женя, с интересом разглядывая профиль Антона. – Да и лицом он ничего. Бородку вот отпустить, и самое то – прямо сразу в оперу можно. Ростом только не вышел».

– Какая разница, – ответила. – Сейчас никто почти не смотрит. Все на кухне торчат.

– А вы быстро управились, – похвалил девушек Антон.

– Проголодались уже? – ласково спросила Элька.

– Да! – рявкнул Максим и стал кусать ее в шею.

– Максик!.. – захихикала Элька, ее щеки запылали. – Отстань. Давайте слегка перекусим. До праздника еще целых два часа.

– Не возражаю, – сказал Антон.

Он коснулся Женькиной руки, девушка непроизвольно отдернула ее и вскочила на ноги. Поймала Элькин многозначительный взгляд и рассердилась окончательно.

– Сейчас торт порежу! – сказала грозно.

– Женька, не сходи с ума! – воскликнула Элька. – Давай бутерброды сделаем. Там колбаса еще осталась.

Девушки ушли на кухню. Женя думала, что хозяйка начнет читать ей лекцию о том, как приличная девушка должна вести себя в мужском обществе, но она только сказала:

– Сделай ему такой бутерброд: хлеба потолще, а колбасы потоньше.

– Зачем? – удивилась Женя. Иногда подруга напоминала ей инопланетянку: слова и поступки невозможно было однозначно истолковать.

– А ты сделай, там посмотрим, что будет, – и она хитро подмигнула.

Женя пожала плечами. Отрезала толстенный ломоть хлеба и положила на него тонюсенький кругляшок колбасы. Максиму Элька сделала все наоборот. Увидев, как Женя скривилась, она сказала:

– Максик любит мясо.

Из комнаты донесся голос Анжелики Варум.

– О! Кассету поставили, – Элька нетерпеливо вильнула задом. – Щас танцевать будем. Пошли, Женька. Хватит колбасу гипнотизировать. Нет, ты иди, а я чай разолью. Я быстро.

Женька послушно взяла бутерброды и вышла из кухни. Максим попался ей первым.

– Какие неравноценные сэндвичи... – недовольно промычал он, глядя на поднос. – Как самый воспитанный из окружающих, я возьму вот этот.

Он взял бутерброд, который Женя приготовила для Антона. Откусил и стал смачно жевать. Девушка прыснула.

– Что такое? – улыбнулся Максим.

Женя не удержалась и рассмеялась в голос. Глаза Антона весело заблестели. Он подошел и взял один из бутербродов. Женя тоже взяла, и на подносе остался Элькин монстр с толстым куском колбасы.

– А этот Элечке пусть будет, – тепло сказал Максим, повернувшись к вошедшей Эльке. – Что-то у вас, девчонки, руки, что ли, дрожали, когда вы колбасу резали? Или ножи тупые?