Ребенок спал, гости на него только посмотрели, и их тут же пригласили отобедать.

Петренко – муж Татьяны – оказался очень немногословным, а сама женщина, наверное от волнения, все время обзывала Матвея Мишенькой. Женя и Матвей выслушали все семейные легенды и в конце вечера действительно почувствовали себя героями.

Вдруг Татьяна сказала:

– Ну, мы теперь вроде как родственники. Я надеюсь, вы на свадьбу нас пригласите?

Женя судорожно икнула, чуть не поперхнувшись кусочком мяса, а Матвей спокойно сказал:

– Не на одну, а на целых две: когда она замуж будет выходить и когда я женюсь.

Татьяна посмотрела на них с непониманием:

– Ой, простите, я почему-то подумала, что вы без пяти минут жених и невеста.

Матвей показал Жене язык:

– Тили-тили-тесто, жених и невеста.

Все улыбнулись и почувствовали себя свободнее. Татьяна начала рассказывать смешную историю о том, как познакомилась со своим на тот момент будущим мужем. Произошло это на черноморском пляже. Петренко был старше Татьяны; его друзья пророчили ему быть холостяком до самой гробовой доски. Как-то раз он с друзьями отдыхал на курорте, и после двух бутылок пива Петренко поспорил с ними, что прямо сейчас, не произнеся ни единого слова, «завербует» себе отличную невесту. Друзья посмеялись, а он пошел вдоль пляжа.

– Представляете, – сказала Татьяна с придыханием, – все так и произошло! Мы познакомились за одну секунду, но Петренко и правда не произнес ни слова...

– И как же это он сделал? – с улыбкой спросил Матвей, глядя на покрасневшего мужа Татьяны.

– Это случилось по велению свыше, – продолжала взволнованно рассказывать Татьяна. – Он проходил мимо нас с мамой и вдруг вскрикнул, пошатнулся и чуть не упал прямо на меня. Надо же, прямо в том месте в песке лежал осколок бутылочного стекла. Представляете? А я тогда только в медицинский поступила, в сумочке везде бинт с йодом таскала... Представляете? Я тут же промыла ему рану минералкой, забинтовала, а потом он долго сидел на нашем полотенце, улыбался и молчал. Мне это показалось таким загадочным... Я представилась, потом его спрашиваю, мол, как вас зовут, а он мне: «Петренко». Мы с мамой так и повалились со смеху. Мама часто вспоминает этот момент. Говорит, он тебе сразу свою фамилию предложил, без обиняков... Представляете?

Гости посмеялись.

Татьянин муж не знал, куда глаза прятать, а потом буркнул, что пойдет чайник поставит, и скрылся на кухне.

Тут заплакал Суслик-Костик, и мать пошла к ребенку.

– Извините, мне нужно покормить малыша, – сказала она. – А вы можете пока посмотреть телевизор.

– Ой, нет, спасибо, – поднялся Матвей. – Я думаю, мы еще заскочим к вам как-нибудь. А теперь пойдем, уже поздно.

– Ну хорошо, – согласилась наконец радушная хозяйка. – Петренко! Проводи гостей до троллейбуса!

– Спасибо, спасибо, – запротестовала Женя, – мы не заблудимся.

Петренко появился в проеме двери. Матвей пожал ему руку, сделал Костику «козу» на прощание, и гости вышли за порог.

Было около двенадцати часов ночи. Им повезло – навстречу ехало пустое такси. Матвей остановил машину, сказал, что отвезет Женю в общежитие, а потом поедет домой.

– Мама уже волнуется, она не любит, когда я прихожу домой поздно.

Женю это немного удивило. Еще в гостях он расстроился, когда узнал, что у хозяев нет телефона, а значит, нет возможности позвонить домой, предупредить, что задерживается.

– Да что с тобой может случиться? Чего она так волнуется?

– Есть причина, – сдержанно ответил Матвей и добавил: – Это все из-за отца.

– А что с ним? – удивилась Женя. – Ты мне никогда не рассказывал. Где твой отец?

– Не знаю, – ответил он, пожав плечами.

Женя удивилась еще больше и робко спросила:

– Ты что, без отца рос?

– Да нет. Раньше мы жили в Кривом Роге. Шахтерский город, черт бы его взял. Отец однажды шел домой со смены и не дошел. Мы его больше не видели. Я долго думал, почему он исчез. Мне кажется, он в провал упал.

– В какой провал?

– Понимаешь, там очень много пустот под землей. Могла образоваться дыра, в которую он и упал.

– И он не смог оттуда вылезть?

– Не знаю, Жень, не знаю.

– А ты тогда большой был?

– Нет, в первый класс ходил.

– А потом?

– А потом мы переехали сюда. Потому что у мамы начало потихоньку крышу рвать, она на каждый стук бежала дверь открывать, и бабушка через два года насильно перевезла нас в Краснодар. Маме постепенно полегчало. И знаешь, я никогда ни с кем ее не видел.


Женька зашла на почту получить денежный перевод – мама с папой прислали денег на новую курточку, старая в одночасье расползлась по швам. Конечно, проще было съездить домой, но Жене не хотелось слушать речи матери о том, какой дочь выросла транжирой, о том, что денег вечно не хватает, и о том, что плата за обучение слишком высока. Нет, уж лучше она потом к родителям съездит, через месяц, когда мама успокоится.

Деньги Женьке выдали десятирублевками. Девушка затолкала пачки в сумочку, взяв одну бумажку на текущие расходы. Десятого марта у Надежды Петровны день рождения, и Женя зашла в книжный магазин напротив – за открыткой. Там была большая толкотня, все спешили поздравить родных с Восьмым марта. Стенд с открытками тянулся во всю стену, они были красочные, с цветами, тортами, свечами, с какими-то фитюльками и финтифлюшками, и Женя так увлеклась, что не замечала столпотворения, царившего вокруг. Люди толкались, точно в переполненном автобусе, лезли куда-то, ругались... Какой-то странный тип покупал штук пятьдесят открыток, по пять с разным рисунком да еще и календарики к ним в придачу. Продавец долго все пересчитывала, потому что у товара была разная цена. Народ, конечно, этого не вынес и начал бузить.

Наконец Женя выбрала открытку с надписью «Любимой мамочке» и пошла к кассе платить. Открыла сумочку – а в ней дыра с кулак! У девушки затряслись руки, а в глазах потемнело. Денег не было! Она поискала на полу – нигде. Посмотрела на толпу, откуда только что вышла, но разве поймешь, кто украл у нее деньги!

Женя вышла из магазина, достала ту десятку, которую отложила на текущие расходы, посмотрела на нее, прикусила губу и отправилась в общежитие пешком – в целях экономии и чтобы успеть выплакаться.

Галка расстроилась не меньше, когда узнала про горе подруги. Сама Женя к этому времени почти успокоилась – прогулка пошла ей на пользу.

– Да что ты уревелась вся, будто твои это деньги? – сказала она Галке.

– А то чьи же? – ответила та. – Мне же и придется тебя подкармливать, чтобы с голодухи не окочурилась.

– Не беспокойся, у меня еще с того месяца осталось, – соврала Женя, – не окочурюсь. А приспичит, у Димы попрошу. Он мне не откажет.

Но занять денег у Димы девушка не решилась. Он, конечно, дал бы необходимую сумму, но после этого еще целый месяц вспоминал бы о том, какая его девушка растяпа. Тем более что Женя уже была должна ему... В позапрошлом месяце заняла сотню – не хватало на джинсы. Дима дал деньги с удовольствием и сказал, что джинсы очень хорошо сидят на ее бедрах и долг возвращать не надо. Но все же девушка считала неприличным брать у него большие суммы, по крайней мере, до свадьбы.

Надежде Петровне про этот случай Женя тоже не могла написать. Родители и так из кожи вон лезли, чтобы оплачивать ее учебу, а тут им такой «подарочек»... Но поздравление матери она все-таки отправила. На почту, конечно, не пошла – купила конверт в ближайшем киоске, с розами. А потом Женя взяла стакан чая в буфете, поужинала – и на этом ее финансы кончились.

– Девочки, у кого объедки останутся – не выбрасывать! Женьке отдавайте, – смеялись ее подруги на следующее утро.

Вскоре вся общага знала о Женькином горе. «Да и пусть, – решила для себя Женя. – Лишь бы Димке не проболтались».

В тот месяц девушка по-настоящему поняла, чем аппетит отличается от голода. Первые дни вынужденной голодовки она еще крепилась, отворачивалась от кусков, которые ей протягивали сердобольные подружки, да еще и поругивала их: «Что вы цирк устраиваете! Увидели медведицу на велосипеде!» – но потом уже не была такой гордой.

А иногда она ходила в гости к Марине. Пообедать у нее (а то и поужинать в тот же день) было не стыдно, один раз она даже заняла у подруги двадцать рублей – хоть через полгода отдавай, это Марину совершенно не заботило. В другой раз, в кафе, Женя доела половинку бутерброда, оставленную Матвеем.

– Ты что это? – удивился Матвей.

– Не обращай внимания, – сказала Женька, – я теперь все время голодная, как собака.

– А что случилось?

– Беременная!

Матюша засмеялся, поняв, что это шутка. Но пятнадцатого марта, заметив, как дрожит мушка ее винтовки, Матвей сказал:

– Женька, одолжи червонец. После тренировки договорились с мужиками пиво пить, а я все деньги дома оставил.

– Нету с собой, – ответила Женя и пустила пулю чуть ли не в потолок.

– А давай к тебе по-быстрому заскочим, – не унимался он, – здесь же недалеко.

– Не заскочим, – сказала Женя сквозь зубы, потому что увидела: Матвей обо всем догадался.

– На мели? – спросил он просто.

– Угу.

Матвей подумал две секунды и выдал решительно:

– Тогда пиво отменяется. Пойдем-ка ко мне, я тебя с мамой познакомлю. Она, кстати, давно мечтает на тебя посмотреть.

И они пошли.

По дороге Женя все ему рассказала, и ей стало вдруг так легко на душе, как никогда в жизни не было. Наверное, это все оттого, что Матвей не мнил себя дрессировщиком медведей, а просто был хорошим другом. Как и Марина.

Валентина Алексеевна понравилась Жене с первого взгляда. Она была из тех одиноких женщин, которые никогда не ропщут на судьбу, считая, что сын – это солнце, затмевающее своим сиянием все их невзгоды. Матвей был ее неотделимой половиной, и это было видно в каждом взгляде, в каждом движении матери. Ей не так давно исполнилось сорок лет, но выглядела она на все пятьдесят: заботы старят.

– Женечка, – это было первое слово, каким встретила гостью Валентина Алексеевна, – вы самая очаровательная девушка на свете! Митя про вас почти ничего не рассказывал, ну, в смысле, про вашу внешность, но я по-другому вас и не представляла. Маленькая, симпатичная, добрая...

Женя вопросительно взглянула на Матвея. Он прошептал:

– Да успокойся ты! Все мамы желают своему сыну милую, добрую жену. Но нашей дружбе это не помешает, так ведь?

Женя кивнула ему и правда успокоилась. Матвей был единственным человеком на земле, которому она доверяла безгранично.

– А у меня как раз мясо в горшочках приготовлено! – воскликнула Валентина Алексеевна. – Я, Женечка, сегодня выходная, дай, думаю, вкусненького Мите наготовлю. Если б знала, что гости будут, так и торт бы испекла...

– Мам, спасибо. Горшочков нам будет достаточно, – успокоил ее Матвей.

Он был прав. От ароматов, витавших в квартире, у Жени уже текли слюнки.

Матвей достал из духовки два обливных горшочка с ручками, выставил их на стол и подмигнул Жене. Валентина Алексеевна тактично удалилась из кухни, чтобы не мешать молодым трапезничать и разговаривать о своем. Но было видно, что она сгорает от желания присоединиться к беседе.

– У тебя мировая мама, – сказала Женя, вспомнив слова из одного фильма.

– Потом хвалить будешь, – махнул рукой Матвей. – Ешь давай.

Девушка взяла вилку, расковыряла желто-коричневую корочку, вдохнула сказочный аромат горячей свинины и картошки, приправленных специями, – и застонала от восхищения. О таком обеде можно мечтать, даже будучи совершенно сытым!

Пять минут ребята жевали молча, Женя даже неприлично причавкивала, ловя на себе насмешливые взгляды Матвея, потом завели разговор о пустяках. Валентина Алексеевна будто почувствовала, что они разделались с горшочками, и вошла разлить чай.

– Мясо не жестковато? – спросила она лукаво.

– Что вы! – воскликнула Женя. – Ничего вкуснее в жизни не пробовала!

– Приходите, Женечка, почаще. У нас всегда что-нибудь вкусное на столе, – ответила Валентина Алексеевна.

– Непременно! – без всякого стыда заявила Женя. – Эти волшебные горшочки меня просто околдовали.

– Попей с нами чаю, мам, – предложил Матвей.

– Хорошо, – улыбнулась она, – а то я сама уже думаю, как бы к вам присоседиться.

Женя тоже улыбнулась, поймав ее взгляд.

– Вам, Женечка, покрепче? – спросила Валентина Алексеевна, разливая в чашки из заварника.

– Да. Я люблю крепкий.

На столе появилась ваза с конфетами. Все взяли по чашке и стали дружно дуть на горячую жидкость.

– А мы раньше в чай молоко добавляли, – сказала Валентина Алексеевна. – Когда Митя маленький был. А в пять лет его в детсаду заставили выпить молоко с пенками. После того случая Митя молоко на дух не переносит.

– Вот и правильно, – вставила Женя. – Чай лучше пить чистым, чтоб аромат был.