– Хорошо.

После того как они доели пирог, Джейкоб ушел – через заднюю дверь. Проходя мимо парадной, он услышал звуки музыки, повернулся и увидел Руби, наклонившуюся к граммофону. Внезапно она повернулась и начала танцевать.

Джейкоб застыл на месте и простоял так очень долго, лишь огромным усилием воли заставив себя уйти.


С тех пор жизнь Руби перестала быть скучной. Два, три, иногда четыре раза в неделю – каждый раз, когда Эмили куда-нибудь уезжала, – она садилась на поезд до вокзала Эксчендж и отправлялась исследовать центр или окраины Ливерпуля. Она открыла для себя набережную Пир Хэд, с которой ходили через Мерси паромы до Биркенхэда, Сикомба и, что самое интересное, до Нью-Брайтона. Если у девочки хватало денег, она покупала на ярмарке рыбу с картошкой-фри и мороженое и наедалась буквально до отвала.

– Я надеюсь, ты не заболела? – встревоженно говорила Эмили, когда Руби отказывалась от чая.

– Попью попозже.

Обычно она так и делала – аппетит у нее был просто превосходный, хотя вес она все равно не набирала. Эмили обратила внимание, что девочка значительно выросла за прошедшие месяцы.

Руби ездила на трамвае во все концы города: в Бутл, Уолтон-Вейл, Эгберс, Вултон, Пенни-Лейн. Выйдя на полпути или на конечной остановке, она бродила по улицам, с завистью наблюдая за людьми, которые жили так близко друг от друга. Несколько раз она проходила из конца в конец Док-роуд, вероятно, самую шумную и людную улицу в Ливерпуле, с ее незнакомыми запахами, сигналящими машинами и трубами огромных кораблей, возвышающимися над причалами. Тротуары были запружены людьми, разговаривающими на неизвестных Руби языках. Когда она проталкивалась сквозь толпу, ее сердце радостно замирало от необычности увиденного и услышанного.

Ее любимым районом города оставался Дингл – вероятно, потому, что девочка побывала там раньше остальных мест. Некоторые кондукторы в трамваях уже знали ее в лицо и приветствовали как старую знакомую.

Деньги на эти поездки Руби находила в многочисленных сумочках Эмили – там всегда можно было раздобыть несколько монет, не опасаясь, что хозяйка дома заметит пропажу. Это не было воровством: Руби знала, что стоит ей попросить – и Эмили даст ей денег на покупку сладостей или цветных карандашей, однако вряд ли стоило говорить, что деньги нужны ей на странствия по Ливерпулю. Так что взять деньги самой было более предпочтительным вариантом, чем лгать.

Иногда Эмили приезжала домой раньше Руби, в таких случаях девочка говорила, что ходила на прогулку.

– В темноте?

– Когда я выходила, было еще светло. Я и не знала, что забрела так далеко.

Если Эмили уезжала куда-нибудь на весь вечер, в гости к Руби обычно приходил Джейкоб. С того дня, как молодой человек увидел Руби танцующей, он обнаружил, что его больше абсолютно не тянет просиживать вечера, какой это обычно делал, у Вэйнрайтов, с Одри, ее мамой, папой и двумя младшими сестрами, разговаривать или играть в карты, пить чай и есть суховатые лепешки, испеченные миссис Вэйнрайт, а потом уединяться с Одри в душной гостиной, чтобы обменяться несколькими целомудренными поцелуями. Нельзя было сказать, что такое времяпрепровождение очень нравилось ему в прошлом, но ведь именно так следует поступать, когда ухаживаешь за девушкой?

Джейкоб все еще чувствовал себя крайне неуютно в Брэмблиз с его атласными подушками, плиссированными шторами и электричеством. Неловкость охватывала его всякий раз, когда Руби пыталась учить его танцевать или пить кофе, когда пересказывала ему то, что слышала по радио или читала в газете Эмили, – загадочные рассказы о неизвестных ему людях, живущих в неизвестных ему странах. Джейкоб ни разу в жизни не открывал газету и лишь немного умел читать и писать.

Руби ослепляла его, переполняла душу благоговением. Она знала все на свете! Когда Джейкоб ложился спать, перед его глазами танцевала ее гибкая грациозная фигурка, а в ушах звучал голос Руби. Он даже забыл, как выглядит Одри, и истратил часть денег, которые откладывал на свадьбу, на покупку костюма на рынке в Омнискерке.

– Мы могли бы вместе купить его в городе в субботу, когда ты не работаешь, – заявила Руби, с восхищением рассматривая дешевый темно-синий костюм со светлой вставкой.

Когда Джейкоб сообщил, что он никогда не был в Ливерпуле, Руби вскрикнула от ужаса:

– Никогда?! О Боже, да я бывала там десятки раз! Десятки!

– Я знаю.

Частые путешествия Руби на поезде, трамвае и пароме также приводили Джейкоба в восхищение. Сам он терпеть не мог уезжать из Киркби. Даже в Омнискерке, небольшом городке с постоянно работающим рынком, его смущало большое количество людей на улицах. На узких улочках парня всегда охватывала паника, в груди что-то сжималось, и ему хотелось бежать туда, где никого нет, а поля и небо ничего не загораживает. Он мог дышать полной грудью лишь на земле, рядом с сельскохозяйственными растениями и животными. Иногда Джейкоб даже жалел, что встретил Руби, – девушка вызвала в его душе настоящее смятение, и теперь он сам не знал, чего ему хочется.


Накануне Рождества вечеринки в доме Роуленд-Грейвзов слились в один непрерывный праздник. В Сочельник, обедая с Руби – большинство блюд были приготовлены миссис Аркрайт заранее, – Эмили тешила себя мыслью о предстоящем визите к соседям.

За последний год ее жизнь стала намного более яркой. Она всем сердцем полюбила Руби, которая была просто идеальной компаньонкой: верной, несклонной к жалобам, умной и всегда веселой. Когда Эмили входила в дом, ей было очень приятно видеть радостное, оживленное лицо девочки. Предыдущей ночью они вместе ездили на мессу, и в церкви Эмили пережила просто восхитительные ощущения, чего не случилось бы, если бы она не взяла с собой Руби. В то же время Роуленд-Грейвзы привносили в ее жизнь веселье и пикантность, по которым она так давно тосковала. Словом, от былой скуки и хандры не осталось и следа.

Готовясь к предстоящему вечеру, Эмили задала традиционный в последнее время вопрос:

– Тебе не будет скучно одной?

Руби сидела на кровати и наблюдала за ней.

– Нет, все хорошо, – прозвучал ее традиционный ответ.

Как только Эмили уехала, девочка включила в своей спальне свет – это был условный сигнал для Джейкоба, который, как она знала, наблюдает за ее окнами с фермы.

Пятнадцать минут спустя Джейкоб явился – как мотылек, которого влечет огонь.


Прошло два года. Вскоре Руби должно было исполниться шестнадцать.

– Надо бы устроить вечеринку, – сказала Эмили за несколько дней до дня рождения. – Но ты ведь никого не знаешь?

– Да, никого, – с невинным видом ответила Руби.

Это если не считать Джейкоба, сотни кондукторов в трамваях, разносчицу Мэгги Маллен, у которой Руби обычно покупала яблоки, миссис Ферст, хозяйку кондитерской в Дингле, девочку одного с Руби возраста по имени Джинни О'Дэр, которая работала на вокзале Эксчендж и которую Руби часто видела в поезде… Еще несколько десятков людей она знала в лицо. Но всех их нельзя было пригласить на свой день рождения.

– Мы обязательно должны хоть как-то отпраздновать этот день, – заявила Эмили.

Если бы она просто повела девочку в кафе, как она поступила год назад, это ничем не нарушило бы ее бурной светской жизни. Но в душе Эмили шевелился червячок вины перед Руби, и, чтобы избавиться от этого неприятного чувства, она купила девочке в подарок дорогие золотые часы.

– Может, пойдем в кино? – предложила Руби. Джинни О'Дэр не раз упоминала о кино, и Руби уже давно собиралась узнать, что это такое.

– Отличная мысль! – воскликнула Эмили. – Мы пойдем на дневной сеанс. В кинотеатре сейчас идет фильм с Гретой Гарбо, «Гранд-отель». Я очень хотела бы увидеть его.


Эмили не знала, что затем Руби посмотрела «Гранд-отель» еще с полдюжины раз. Теперь девочка постоянно подражала Грете Гарбо, стоя перед зеркалом и повторяя: «Я хочу побыть одна». Поездки на трамваях были забыты – приехав в город, Руби шла в кинотеатр на дневной сеанс, покупала самый дешевый билет и, раскрыв рот, сидела в полупустом зале, полностью поглощенная происходящим на экране. За следующие несколько недель она узнала о человеческой природе больше, чем за всю свою предыдущую жизнь. Теперь девушке было известно, что такое предательство, ревность и измена, как легко подвигнуть человека на убийство. Она также узнала, какой чистой и возвышенной и в то же время какой порочной может быть любовь, какие ужасные вещи люди совершают в ее имя. Руби понимала, что актеры лишь играют роли, написанные специально для них, но эти сюжеты наверняка отражали настоящую жизнь – жизнь, о существовании которой она и не догадывалась.

Теперь ей казалось, что Бетт Дэвис, Джоан Кроуфорд и Клодетт Кольбер ее подруги. В Ван Хеффина она была просто влюблена и очень хотела бы такого отца, как Герберт Маршалл.

Примерно в это же время, спустя несколько месяцев после шестнадцатого дня рождения Руби, в жизнь Эмили Дангерфилд пришла любовь.

Биллу Пикерингу было сорок три года, и он был едва ли не первым американцем, которого встретила Эмили. Это обстоятельство лишь усиливало в ее глазах его спокойное, ненавязчивое очарование. Высокий, подтянутый, загорелый, с роскошными вьющимися светлыми волосами и густыми усами, последние десять лет Билл прожил в Монте-Карло, где ему принадлежало несколько отелей. Он носил исключительно дорогую, отлично сшитую одежду, причем носил с неизменной элегантной грацией. К своим друзьям Роуленд-Грейвзам Билл приехал, чтобы провести у них лето, – Монте-Карло с его вечным блеском изрядно ему наскучил. Свои отели он оставил в управление надежным, опытным менеджерам.

Когда Билл начал флиртовать с Эмили, та испытала сильное возбуждение, чрезвычайно польщенная мыслью, что мужчина на шестнадцать лет младше находит ее привлекательной. И она не просто воображала себе это: Мим Роуленд-Грейвз неоднократно с завистью высказывалась относительно очевидного для всех увлечения Билла. К тому времени, как он пригласил Эмили на свидание, она уже была влюблена в него.

– Думаю, нам пора узнать друг друга получше, – с тягучим заокеанским акцентом проговорил мужчина.

Эмили пригласила его в Брэмблиз – выпить чего-нибудь и попробовать великолепные пироги со свининой, которые готовила миссис Аркрайт.

– Я и не знал, что у тебя есть дочь! – удивленно воскликнул Билл, когда его познакомили с Руби.

– Нет, я ее опекун, – пояснила Эмили, вновь польщенная тем, что Билл считает ее достаточно молодой, чтобы иметь шестнадцатилетнюю дочь, – хотя сама она как-то ненароком обмолвилась, что ей сорок девять.

– Очень приятно, – улыбнулась Руби Биллу. Он понравился ей с первого взгляда. Когда американец улыбался, вокруг его глаз появлялись симпатичные лучики.

– А как мне приятно, Руби! Эм, ты уж мне поверь, эта девушка разобьет не одно сердце, когда немного подрастет, – проговорил Билл.

Руби понравился комплимент, а Эмили – уменьшительное обращение «Эм», от которого ее охватило приятное ощущение, что они с Биллом не просто друзья.

Эмили показала гостю дом, который тот назвал «очень впечатляющим».

– Отличное местечко, Эм, – произнес он. – А сад так просто прелесть. Скажу честно, это лучший домишко из тех, что я повидал в этих краях. И обстановка просто блеск – как сказала бы моя старая матушка, изыск.

– Спасибо, – зарделась Эмили. – Я сама все подбирала.

Начиная с этого дня Билл Пикеринг частенько заявлялся в Брэмблиз. Он играл с Руби в теннис и иногда поддавался ей, давая возможность выиграть. Эмили, наблюдавшая за игрой со своего шезлонга, изо всех сил боролась с ощущением, что она древняя старуха.

– Они втрескались друг в друга по уши, – как-то сказала Руби Джейкобу. – Они постоянно целуются, а иногда уходят в спальню Эмили и издают какие-то странные звуки. – Она с притворной скромностью глянула на парня. – А ты никогда не хотел меня поцеловать?

– Хотел, – отважно произнес Джейкоб.

– Тогда, может, попробуем? Я хочу узнать, что это такое – целоваться.

Не дожидаясь ответа, она уселась к нему на колени и прижалась губами к его губам. В течение нескольких секунд от Джейкоба не поступало никакой ответной реакции, но натиск ее губ вызвал у него в животе настоящую бурю. Затем парень потянул Руби вниз, и они оказались втиснуты в бархатное кресло. Руки Джейкоба сжимали тело Руби почти так же крепко, как удав жертву. Его пальцы прошлись по лесенке выступающих ребер, затем по острым, как ножи, лопаткам. Джейкоб начал яростно целовать девушку, а его ладонь уже терла ее мягкие груди. К радостному изумлению парня, Руби отвечала на его ласки – обхватила его шею руками, гладила по затылку, касалась мочек ушей.

Они все целовались и целовались. Им обоим казалось, что прошло несколько часов. Затем Джейкоб, не в силах совладать с собой, сунул руку девушке под юбку. Руби застонала. Парень осторожно переложил ее на пол, лег на нее сверху и заглянул в глаза – огромные, черные и немного испуганные, словно картины, отороченные рамкой из длинных черных ресниц.